Владимир Шевельков

Он едва ли не главный дауншифтер российского кино, ушедший из профессии в минуту фантастической славы, после главных ролей в «Гардемаринах» Светланы Дружининой и «Сердцах трех» Владимира Попкова. Четыре года назад Шевельков вернулся на экран, сыграв в сериале «Опера», а осенью на телеканале «Россия» состоится премьера его режиссерской работы – фильма «Васильевский остров» с участием Алисы Фрейндлих и Екатерины Васильевой.

Вы по телефону общаетесь не как представитель богемы, а как бизнесмен: четко, отрывисто.

Конечно. Я с детства напуганный. После того как я снялся в фильме «В моей смерти прошу винить Клаву К.», где играл школьника, страдающего от неразделенной любви, я стал ужасно популярным. Поклонницы одолели меня звонками. Я и орал на них, и матом крыл, а потом выработал такую манеру. И она, кстати, удобна. Чего мне заигрывать?

Каким образом вы попали в актёрскую профессию?

Я с самого рождения жил в доме номер три по Марсову полю. В этом районе все время снимали кино, и, как я понимаю теперь, киношная среда засосала и держала меня с самого начала. Видимо, потому я здорово читал стихи на уроках литературы и брал какие-то призы на конкурсах чтецов. Окончив школу, я поступил в ЛЭТИ, и там случилось то, что должно было случиться. Ко мне подошел педагог по физкультуре и сказал: «Тут ищут мальчика на главную роль в фильме, может, это ты?» И оказалось, что это я. Я был подготовлен к этому шансу, и я его использовал.

До своего ухода из кино вы сыграли около тридцати ролей.

Да, и уже несколько после возвращения. Почти все, что я сыграл, мне нравится. Но наиболее трудные работы – роль юного джентльмена Гарри в «Приключениях принца Флоризеля», моем третьем фильме, где я еще толком не знал, что и как делать; в фильме «Поезд по расписанию», где мне надо было сыграть пэтэушника, простого парня, каким я в принципе не являюсь; в «Хрониках убойного отдела», потому что роль опера Иконникова позволила мне вернуться в актерскую профессию. Ну и в фильме «Признать виновным» – там у меня отличный гаденыш.

В одном из интервью вы говорили об особом актерском образе существования. Что это такое?

Объясню. Чтобы пианист мог сыграть на пианино, сначала мастер делает инструмент, настройщик его настраивает, музыкант учится играть и только потом играет. В актерской профессии все это делается одним человеком и одновременно. Такова особенность нашей мысли и нашей профессии, из-за этого она и поглощает тебя целиком.
Есть чудесный анекдот о том, как дьявол встречается с актером и предлагает ему неземную славу, такую, что даже пингвины будут его знать, а еще космические гонорары и возможность сыграть в любом возрасте любую роль. «Если хочешь, – говорит дьявол, – я могу это сделать, но все твои родственники будут гореть в аду». – «Подожди, – отвечает актер, – а в чем подвох?» Обыватели понимают анекдот так, что актеры – гады, а сами актеры видят в нем историю о том, что их профессия всепожирающа, она заставляет позабыть даже о своих родственниках.

Почему же вы перестали сниматься именно в 1990-х, когда ваша известность была запредельной?

Известность вещь очень удобная, но, с другой стороны, очень злая. Известность и деньги должны быть вместе. Если человек известен и беден, это ужасно. Так, в советское время мог существовать конформист, который был готов пойти наверх и попросить за себя, лизнув сильных мира своим шершавым известным языком. Но я не был конформистом. Потом началась перестройка, 1990-е. Единственный путь, который существовал тогда в актерстве, – это выступать чуть ли не тамадой, перетекать в другую профессию. А я как-то думал, что я серьезный драматический актер. Еще мне надоело быть девушкой на выданье, потому что артист – это девушка на выданье, она сидит, расчесывает косы и ждет, когда ее позовут. И наконец, со времен «Принца Флоризеля» режиссура интересовала меня больше актерства.

Неужели вас не беспокоило, что вас перестанут узнавать на улице?

Вы не священник, но могу сказать честно, как на исповеди: у меня есть переживания, связанные с узнаваемостью, однако я не даю им выплеснуться в реальную жизнь. Формула «PR – деньги – PR» не для меня.

***
Чем вы занялись сразу после ухода?

Мой брат открыл кафе. Полгода я проработал барменом, пожил, так сказать, в социальной реальности. И за это время понял, что надо заниматься рекламой – только потому, что она ближе всего к режиссуре. Я ушел в рекламу как в школу. Еще снимал немного музыкального видео: клипы Татьяне Булановой, группе «Лицей», Алексею Вишне и чудесной девушке с «Фабрики звезд» – Юлии Михальчик.

Из того, что вы сделали в рекламе, чем гордитесь?

«“Бочкарев” – правильное пиво», помните? Я являюсь одним из ав-торов этого слогана. Первые ролики «Бочкарева» – наши. «“Степан Разин” – ординар русского пива», «“Мегафон” – это не случайная связь, это любовь» – это тоже все наше. Последняя работа, после которой я в рекламе никому ничего доказывать не собираюсь, была сделана для завода имени Климова, где делают двигатели для самолетов, кораблей и танков. Мы сняли трехминутный ролик, в котором синтез музыки и режиссуры абсолютно выражает идею, что в России есть люди, работающие круто, и это не что-то экстраординарное, а обычно для нас.

Когда поняли, что пора возвращаться в кино?

У меня был план уйти на десять лет, потому что за десять лет все в стране должно было нормализоваться. Я пересидел, вышло двенадцать. Мои «возвратные» картины – фильм Тиграна Кеосаяна «Любовница», где я сыграл сумасшедшего, и «Менты».

Скажите, а актерская игра сродни плаванию – нельзя разучиться?

Когда я возвращался, немножко дрожали руки, дрожало сознание. Но страшнее было другое: смотреть на режиссеров. Половине из тех, кто снимал «Опера. Хроники убойного отдела», положен расстрел. Это не работа, а туристическое путешествие в кинорежиссеры. Я не говорю, что все «Опера» такие, но процентов восемьдесят точно.

Зачем же вы там снимались?

Когда знакомый из БДТ сказал мне: «Есть роль опера для тебя, давай», – я ответил: «Не готов». Сразу представил эти ужасные заголовки: «Из гардемаринов – в менты». Но потом решил вписаться с тем расчетом, что сниму хотя бы серию как режиссер, потому что это была моя мечта. И поставил продюсерам такое условие. Они согласились. Месяца через три мне дали снять серию. Потом подумали и дали еще серию. А потом уже не думали – давали и давали. Что же касается актерской игры, то самое главное, что мне удалось в «Операх», – это сделать персонаж. Потому что мне предложили героя, который был не прописан. Я сделал его немного инертным и через его молчаливость и раздумчивость вернулся в профессию. Я вышел на сцену неподвижный как статуя. Подвигал одним пальцем, вторым, головой, потом прошел чуть-чуть и начал говорить.

Если у вас был план на предыдущие десять лет, наверняка есть план и на следующие десять.

Разумеется. Я вышел из рекламы готовый к бою. Я готов заниматься режиссурой. Сейчас я все поставил на карту, сняв фильм «Васильевский остров», который выйдет осенью.

Что это за картина?

У нее очень плотный сценарий, это для меня огромная школа. Интереснейший актерский состав – одна Алиса Бруновна Фрейндлих чего стоит. Фильм о том, как в коммунальной квартире умирает бабушка, но это остается за кадром. А в кадре соседи – еврейская семья, грузинская семья и русская семья – начинают бороться за ее комнату. Алиса Фрейндлих играет еврейку, пережившую блокаду. Когда борьба подходит к концу, появляется сестра умершей бабушки в исполнении Екатерины Васильевой, которая говорит: «Стоять! Будем делить заново». В картине есть любовь, и дружба, и вражда, но нет ни ментов, ни бандитов, ни стрельбы.

Работать с такими титанами, как Фрейндлих и Васильева, начинающему кинорежиссеру не страшно?

Когда мы сели монтировать, режиссер монтажа взял и начал резать сцены с Фрейндлих, убирать какие-то реплики. Я спрашиваю: «Ты чего?» Он отвечает: «Да она делает не так, как в сценарии». Я говорю:
«Подожди, посмотри. Она не может делать что-то просто так. Она знает, что ей нужно». И когда он убрал свои ножницы и стал смотреть, то понял, что ошибался. Для меня это огромный опыт, а для него – колоссальный. В чем разница между великим актером и начинающим? От начинающего ты можешь получить то, что ты хочешь, а от великого – то, что он тебе даст. Правда, мне показалось, Екатерине Васильевой в конце было уже не очень интересно. Чего мне
сейчас не хватает, так это умения поддавливать. Я думаю, что артисты должны приходить готовыми. Мне в этом смысле кричать на них неинтересно. Хотя, наверное, надо было бы.

У вас много предложений и как у актера, и как у режиссера. На какие вы бы согласились?

Я всю жизнь занимался социально ответственными вещами, все время думал о чести, совести, чистоте. Может, это болезнь такая? Очень хочется сделать нечто, что помогло бы нам что-то понять, на кого-то нажать, кого-то сунуть носом, заявить: «Сука, хватит наживать бабки». Хочу снять костюмное кино. Или о прошлом, или о будущем.
***

Вы нередко говорите, что не любите вспоминать свою роль в «Гардемаринах». Будто бы вы заняли чужое место и не сошлись характерами с режиссером.

Совершенно верно. Роль князя Оленева должен был играть Михаил Мукасей, сын режиссера картины Светланы Дружининой. Он по каким-то причинам отказался, и роль отдали мне. Но атмосфера на съемках была для меня очень некомфортной: все время какие-то косые взгляды, словно я чужак. Я играл без желания, часто сказывался больным.

И отказались сниматься в продолжениях?

Меня не пригласили.

Тем не менее ваше трио с Сергеем Жигуновым и Дмитрием Харатьяном не распалось, вы вновь появились вместе в другом приключенческом фильме – «Сердца трех» по роману Джека Лондона.

Эта работа мне очень нравится, хотя в «Сердцах трех – 2» было трудновато, пришлось тащить жанр. Когда снимали первый фильм, актеры были в тонусе, режиссер всеми командовал, а на съемки второй части все приехали расслабленные – обрадовались, что снова предстоит провести три летних месяца в Ялте. У Сереги Жигунова, который играл искателя приключений Генри Моргана, пошли его фирменные ужимки и прыжки, Рафаэль Артемович Катанджян, игравший негодяя Торреса, стал уходить в комедию, где ему комфортнее всего, Алена (Алена Хмельницкая, исполняла роль Леонсии. – Прим. ред.)… ну, девушки, они и есть девушки, а я тащил жанр, играл именно приключенческий персонаж.

Вы общаетесь с Сергеем Жигуновым и Дмитрием Харатьяном?

Иногда встречаемся. С Серегой мы абсолютно разные люди, а с Димой мне очень хорошо. Но и с Серегой нормально.

Сергей Жигунов недавно сказал в интервью, что выкупил права на «Гардемаринов» и будто бы уже провел с вами переговоры по поводу съемок в четвертой части.

Это мутная история. Cерега очень много говорит о своих проектах, но потом выясняется, что их и в помине нет. Он действительно позвонил мне и сказал: «У меня есть права». Я говорю: «Ну отлично». – «Готов сниматься?» Я спрашиваю: «Кто будет режиссером?» – «Я еще не знаю». – «А сценарий есть?» – «Есть», – говорит он и начинает мне что-то рассказывать. Я спрашиваю, договорился ли он с Димой, потому что знаю, что у них конфликт. Он говорит: «Решим вопрос». Зная Серегу, надо сначала понять ситуацию. Есть несколько позиций, которые для меня важны. Первое – чтобы согласился Дима Харатьян. Второе – качество сценария. Третье – режиссер. И финансовый вопрос меня тоже интересует.

А если все позиции сойдутся, будете сниматься?

Без разговоров. Даже не рассуждая.