Игорь Григорьев. Мужской разговор

Передо мной сидит человек и каждую минуту говорит, что устал. Это главный редактор журнала «ОМ» Игорь Григорьев. Последние пять лет о нем никто ничего не знал. И вдруг он снова в строю. Хотел снять грустный фильм о большой любви, а запускает новогоднюю комедию о женщинах. Считает Эдуарда Лимонова гением, Ларса фон Триера сравнивает по жестокости с Чеховым и боится говорить банальные вещи.

– Вы вернулись в журнал «ОМ». Почему?

– Я не то чтобы вернулся. Я, в общем, и не уходил никуда. Просто не занимался журналом последние пять лет. Грустно было смотреть на журнал все это время. Он же мой ребенок, больше ничей.

– Что же вы ребенка до такого состояния довели?

– Черт его знает! Вот такой я отец. Совсем хреновый отец. Вообще я вам скажу: я устал работать. Не хочу работать. Эти последние пять лет я ничего не делал. И мне это страшно нравилось. Я ничего не хочу делать. Ни-че-го!

– А чем же тогда заниматься?

– Путешествовать. Единственное занятие, которое достойно меня сейчас. Я бы уезжал, возвращался, бросал бы сумку, хватал новую и так далее.

– Увлекательный мир джетсета…

– О чем вы? Это не по моей части. У вас джет-сет журнал?.. Я не выношу джет-сет…

– Еще в январе 2002 г. вы говорили о съемках фильма по книге Дениса Бушуева. Фильм должен был быть о любви молодого учителя и его 14-летнего ученика. Что с проектом сейчас?

– Написан очень хороший сценарий и лежит в столе, ожидая своего часа. Государство не сочло возможным дать деньги…

– Почему государство? Спонсоров было не найти?

– Да нет, мы подавали сценарий на государственную комиссию. И нам было отказано. Но, думаю, сценарию нужно отлежаться.

– А Рената Литвинова как-то в проекте участвовала?

– Рената никак не участвовала. Она сказала, что такого количества грязи и мерзости в одном сценарии давно не видела. Она не приняла моего предложения стать соавтором. Но я же снимаю другое кино. Комедию.

– О вас как-то не скажешь, что вы комедии можете снимать.

– Дело в том, что это единственное, что хочется делать. Чудить.

– О чем фильм?

– О женщинах.

– Озон по-русски?

– Тогда уже Вуди Аллен. Для него женщины – безусловно необсуждаемый объект для сатиры. Мужчина сам по себе – довольно скучное творение. Если мужчина не скучный, то он уже не мужчина.

– А что такое классическое понимание?

– Это то, что 85% всех мужчин.

– Кто?

– Словами четко не объяснить. Понимаете, мужчина – очень устойчивое существо в отличие от женщины – существа, постоянно рефлексирующего. Женщина, например, с рождения начинает худеть. А чего стоит женская дружба! Мужчины дружат друг с другом ровно, стабильно, крепко. Скучно. Понимаешь, о чем говорю?

– Пока понимаю.

– Понаблюдай вон за теми женщинами, сзади нас за столиком сидят. Это уже кинематограф. Они за последние пять минут несколько раз поправили прически, освежили помаду на губах и раза три поменяли позу.

– Так, а в фильме-то кто снимается? Известные актрисы или ваши находки?

– Находки. Мне нужны были тридцатилетние актрисы, а из этого поколения ни одна известная мне не подошла. У меня снимаются удивительные девочки, почти все они были однажды забракованы режиссерами. Но не бывает плохих актеров, бывают плохие режиссеры. Мне нужны были чистые листы, на которые я бы накладывал краски.

– Так всем героиням около тридцати?

– Да. Тридцатилетние – это интересный возраст. Особенно, если женщина еще не замужем. Это, как в аэропортах «The last minute call». Если тебе около тридцати и ты еще не замужем, ты находишься в постоянной боевой готовности. Очень забавное состояние. Со стороны.

– Это сериал?

– Нет. Четырехсерийный художественный фильм.

– Как фильм называется?

– «Твин Твикс». Так называется бар, в котором собираются героини. Такое общество, состоящее из одних женщин. И при этом все они знаменитости.

– А вы чувствуете женщину?

– Конечно. Предназначение женщины довольно простое: женщина есть ублажательница мужчины. Это классический тип женщины. И такой тип я в высшей степени уважаю. Женщина – существо вторичное, на подвиги не способное, но ее миссия – подвигнуть на подвиги мужчину.

– Вы женщинам это говорите?

– Каждый день. И в первую очередь своей умнице жене, которая меня кормит, хвалит и смешит. И при этом не перечит ни по единому поводу. Если вы встретите такую женщину, считайте, что вам крайне повезло. Это и есть женщина всей вашей жизни. Сейчас таких практически не выпускают.

– А с мужчинами вы общаетесь?

– По долгу службы. Для развлечения мужчины интересны, если они не мужчины.

– Вам себя надо умнее других чувствовать?

– Мне – да. Вы ведь не будете отрицать, что пальцев двух рук хватит, чтобы перечислить людей, которых хочется слушать. Например, Андрей Сергеевич Кончаловский. Редко про кого можно сказать – «имею ЧЕСТЬ знать». Вот я его имею ЧЕСТЬ знать. Инну Михайловну Чурикову имею ЧЕСТЬ знать. Мечтаю о ЧЕСТИ быть представленным Бехтеревой.

– Вы метросексуал?

– Ну, а кто же еще?.. Мой редактор Денис Бояринов говорит, что в России всего два метросексуала – Григорьев и Лагутенко.

– Это модно?

– А мы на что, журналисты? Чтобы забрасывать в народ новые понятия, делать их модными. Думаете, мне интересно с 951-го года ежемесячно сшивать 200 страниц в один журнал. Вы ошибаетесь, если думаете, что интересно. Интересно то, что вокруг этих страниц.

– А вы часто слово «модный» произносите?

– Это уже overused.

– Тренд?

– Тренд? Еще одно слово, которое я перевел на русский язык в 1993 году. Эти новые словечки… Вчера мне позвонил Кирилл Серебренников и сказал, что новым журналом своим я учредил антигламурный гламур. Смешно.

– В Петербург приезжаете?

– К сожалению, или к счастью, не часто. Я приезжал к вам раз шесть. Первый раз я приехал в Питер, и он встретил меня низким небом, промозглым ветром и холодом. Люди шли с поднятыми воротниками и кутались в шарфы. Я подумал: «Какой пиздец! В этом городе люди должны пить водку и плакать, пить водку и плакать. С утра проснуться, закинуться рюмкой, заплакать – и так до вечера». А потом я приехал во второй раз. Тучи немного разошлись, и вроде уже не так плохо все было. Когда я приехал в третий раз, я случайно оказался за одним столом в ресторане с вашим бывшим губернатором Яковлевым. И я ему говорю: «Послушайте, подсветите Невский! У вас такой волшебный город. Но ночью… Подсветите Невский». Надо сказать, что к тому моменту я был нетрезв, и мне было совершенно по барабану, как он там отреагирует. Я просто ляпнул. А потом, спустя несколько месяцев, мой приятель позвонил мне из Питера и сказал, что Невский светится по ночам. И в четвертый раз, когда я приехал в ваш город, меня встречал питерский водитель. И мы ехали по весеннему городу, а я сзади рассуждал вслух насчет того, что чем больше я приезжаю сюда, тем больше мне нравится. И вдруг этот самый водитель говорит, тихо так говорит, почти про себя: «А трудная любовь и есть настоящая любовь». Знаете, в жизни каждого человека есть такие фразы, фразочки, из которых и складывается твое мировоззрение. И вот этот водитель так говорит… И я думаю: «Вот сукин сын…» Когда вот так, шаг за шагом пробиваешься под низким небом, через поднятые воротники… Это уже другого порядка понятия… Поэтому я ненавижу интервью давать. Я говорю часто странные вещи. И вы должны их понимать так же, как понимаю их я…

– Вы говорите так, как будто от самого изъяснения своих мыслей устали…

– Устал, устал…

– Вам надо каким-то нечеловеческим языком говорить… Может, жестами. Посмотреть так, чтобы все всё поняли. Вот как вы сейчас дым выдохнули вверх, и всем было бы понятно, что вас надо оставить… И уже абзац текста чтоб был.

– Ну да… Ну конечно… Конечно же, и так все давно всем понятно. Вот вы, я делаем журналы, фильмы снимаем. Зачем? И так все понятно. Игры, игры в игры, игры в игры про игры. Блин, до какой степени все предсказуемо. Но работать надо, потому что у меня лично нет других источников денежного довольствия. Мне в этом году исполняется 37 лет, и я думаю, неужели я не заслужил покой?

– А вам самого себя не жалко?

– Еще как жалко.

– Плачете?

– Ну так, плачу… Если кошке хвост придавлю… На мелодрамах плачу. Так, знаете, слезу пустить. Как раньше доктора кровь пускали для облегчения.

– Публично?

– Публично хочу, но не получается. Иногда хочу заплакать, чтобы сложился образ, чтобы все это оценили… Мы о чем-то другом говорили…

– Скажите, вы познали суть?

– Думаю, да. Я ушел в 98-м из журнала «ОМ» в очень развинченном состоянии. Я очень устал от всего, от жизни, которую вел. От всего. Не хочу вспоминать детали, но я стоял перед жесткой необходимостью разорвать круг. И я уехал в Европу, остановился в Праге, таком же инфернальном городе, как и ваш Питер. Иногда брал рюкзак за плечо и путешествовал по Европе. Работал за барной стойкой, мешал коктейли и представлялся Антоном, Иваном, Степаном – в зависимости от настроения. И мне это страшно нравилось. Я был человек без мифа, без длинного хвоста легенды.

– Неужели вы познали суть за барной стойкой?

– Нет-нет, суть я познал позже. Но барная стойка была необходимой прелюдией к постижению сути.

– Это физический момент? Встал под душ и познал?

– Примерно так. Когда я уже вернулся из-за границы, я проснулся утром и увидел, как за окнами падал голливудский снег. У меня огромные – от пола до потолка – окна, огромные. И падал такой крупный, нереальный снег. И я себе сказал: «Послушай, парень, у тебя слишком много причин для счастья! Ты самый счастливый человек на этом свете! Самый счастливый».

– И вы теперь все знаете, после того как познали суть?

– Почти все. Даже чем ваша жизнь закончится.

– Можете рассказать?

– Боюсь, что вас это не возбудит.

– Скажите. Может, денег дать? Сто рублей хватит?

– Нет-нет, вы меня просто унижаете.

– Мы, может быть, больше никогда не увидимся. Я просто пользуюсь случаем.

– Это вы делаете сейчас очень серьезные заявления. Знаете, что согласно буддистской концепции люди никогда не встречаются просто так? И если мы с вами сегодня познакомились и сидим за одним столом, то это значит, что в прошлой жизни мы были знакомы. И в следующей встретимся снова. Впрочем… Давайте о чем-нибудь веселом поговорим.

– Составьте портрет идеального мужчины.

– У идеального мужчины есть одно качество – он должен постоянно делать в своей жизни вещи, достойные всяческого уважения. Тогда он имеет право так гордо называться.