Александр Цыпкин: «Я блочу не просто за хейт, а за отсутствие восхищения»

Пиарщик или писатель

На самом деле я пиарщик, который написал рассказы, ставшие популярными. Мне комфортнее находиться в состоянии пиарщика – я в этом лучше разбираюсь. Побочные эффекты моей деятельности – рассказы, выступления в театре, сценарии для кино. Как человек предельно коммерческий, я занимаюсь тем, что приносит больше денег, и творчество пока значительно превосходит пиар. Но это на сегодняшний день, когда я нахожусь на волне. Когда всех задолбаю, уйду в пиар – у меня в этом плане проблем нет.

Я понял, что пост в Facebook живет один день. Когда осознал, что после этого он пропадает и никогда не возвращается, меня обуяла дикая жадность – мне стало жаль тексты, и я решил собрать их в одну книжку. Потом я посмотрел на тиражи наших бестселлеров и ужаснулся. Не знал, что 20 тысяч экземпляров – это хороший тираж. Издатель мне сказал: «Если у тебя когда-нибудь будет 50 тысяч – это предел мечтаний». Но в контексте интернета об этом даже смешно говорить – хороший пост набирает гораздо больше лайков. Мне стала очевидна смерть литературы с точки зрения донесения информации до читателя – в России не читают книг. Из 140 миллионов населения это делают два, а остальные читают посты, комментарии и смотрят видео. С точки зрения денег, тщеславия, проекции мыслей на аудиторию мне стало лень заморачиваться ради тиража в 50 тысяч. Поэтому я решил, что пойти по пути видео. К тому моменту я уже дружил с большим количеством актеров, и кому бы я не показывал рассказы, они все соглашались читать их со сцены. Первый большой профессиональный ролик с Данилой Козловским набрал пять миллионов просмотров в Facebook за два месяца. При этом сейчас у меня тираж в 200 тысяч, титаническими усилиями собранный со всей страны за три года. То есть тиражи моих книг, скорее всего, никогда не превысят количество людей, посмотревших всего один ролик с Данилой Козловским. 

Как монетизировать творчество

Я понял, что надо уходить в оффлайн, потому что монетизировать творчество онлайн нельзя – отчисления за просмотры минимальные. У нас не делали из писателей рок-звезд, и я понял, что эта ниша свободна. Читать со сцены рассказы – настолько аналоговое искусство, что это оказалось очень востребовано. Я научился излагать вещи коротко, хотя можно было бы натягивать, как презерватив на глобус, на целую повесть. У меня рассказы лишены описаний, анализа героев.

Глупо отрицать, что роль звезд не была велика. Потому что когда тебя со сцены читает Константин Хабенский, на твои произведения уже смотрят как на что-то хорошее. В программе есть определенные законы: 70% смешных рассказов, 30% – грустных до слез. Я один раз читал исключительно комедийную программу. Все вышли и сказали: «Слушай, классно – анекдотов послушали». И я срочно ушел в драму. Русский человек считает неполноценным спектакль, на котором он не зарыдал. При этом гораздо сложнее писать комедии – чтобы и без пошлого юмора, и какой-то посыл был. 

Про славу, успех и хейт

Мой случай – идеальная книга по маркетингу литературы. Думаю, все получилось отчасти из-за того, что я активно представлен в социальных сетях. Я не люблю чужое мнение и блокирую за него. И в гробу я видел, что это кому-то не нравится. Я блочу не просто за хейт, а за отсутствие восхищения. Поэтому у меня всего 150 тысяч подписчиков, а не миллион, как могло бы быть. Я пишу тексты, человек бесплатно их читает – это не я ему должен. Это мой дом, страница и мои железобетонные правила. Но, конечно, я не против вежливой дискуссии в моем аккаунте.

Сейчас я готовлю фильм про хейт. Как ни странно, ненависть отлично монетизируется. В те дни, когда тебя особенно сильно не любят, билеты на чтения продаются лучше. То есть ты вбрасываешь какую-то острую тему, на всех помойках взрываются вентиляторы с понятно чем, и продажи сразу ползут вверх. Пока любое внимание конвертируется в деньги, оно мне льстит. 

При этом слава – это всегда бремя. Мне повезло, что известность пришла ко мне в 40 лет – многие великие уже умерли в этом возрасте, а я только две тоненькие книжки написал. Если бы это случилась в мои 20 лет, было бы очень больно, когда бы я упал. А ведь я упаду – это очевидно и неминуемо. 

Поначалу я был уверен, что чтения не зайдут. Я собрал друзей, чтобы прочесть им рассказы, они сказали: «Тексты прекрасные, читаешь – ужасно; не порти прозу, отдай актерам». Я разозлился и стал читать сам. Меня должны ненавидеть все театральные продюсеры за этот успех – у меня поначалу было два человека на сцене, листы бумаги – и все. Мы с Константином Хабенским снимали пиджаки в течение вечера – на этом сценография заканчивалась. А залы при этом были тысячные при довольно дорогих билетах. Никак не могу это объяснить, но, думаю, люди просто устали от сложных постановок, где они не понимают, что происходит на сцене. Или им просто давно никто не читал. 

Текст: Ксения Мишина