Дмитрий Жвания

Когда-то журналист Жвания успешно вел светскую хронику и делал репортажи из Панкисского ущелья Грузии, где, как уверяли СМИ, отсиживались чеченские боевики. Теперь он разоблачает коррумпированных чиновников на сайте Zaks.ru и выпускает книгу о российских футбольных ультрас «Битва за сектор», обрекающую его на сравнения с летописцем британских хулиганов Дуги Бримсоном.

«Битва за сектор» основана на личном опыте?

Да, это воспоминания в жанре нон-фикшн. Я хотел показать зарождение фанатского движения в Советском Союзе в середине 1980-х. По этому тексту интересующийся читатель сможет разобраться, кто такие ультрас, какое у них отношение к команде, игре, выездам, алкоголю, женщинам. Прочитав эту книгу, люди перестанут считать настоящим фанатом человека с пивом, в шарфе и шапке с рогами, который иногда, по выходным, приходит на стадион.

А как взаимоотношения ультрас и власти складывались в советское время?

Когда мне было шестнадцать лет, в Москве, на одной из хоккейных игр, я крикнул, что болею за СКА, и получил от милиционера жесткий удар в затылок, который запросто мог сделать меня калекой. Что я мог после этого думать о системе? А сколько я сиживал в приемниках только за то, что пришел на стадион в шарфе болельщика или хлопал во время матча! Когда милиция пыталась пробраться в сектор, мы кричали: «Мы не в Чили!» Но отношение к нам было почти такое же, как к оппозиционерам в Чили во время диктатуры Пиночета.

Учеба не мешала вашим походам на стадион?

Мешала. После восьмого класса меня выгнали из школы за драку, и я поступил в мореходное училище, но вcкоре мне расхотелось быть моряком и ходить в плавание на полгода и больше. А как же футбол, хоккей? Потом пришлось отправиться в армию. А вернулся я уже в другую страну. Сходил на футбол, и меня поразила полная свобода на трибунах, это был мощный индикатор перемен. В те годы я заинтересовался и стал изучать анархизм – как вариант социализма. Поступил на факультет истории и обществоведения Герценовского института. Отучился, пять лет проработал в школе, окончил аспирантуру, защитил диссертацию о народниках…

И стали журналистом?

Сначала я, работая сторожем, по просьбе друга написал статью в газету, потом – текст для передачи, посвященной шестидесятипятилетию со дня убийства Льва Троцкого, а потом – да, постепенно стал журналистом, причем писал далеко не только о политике. Помню цикл публикаций «Они не работают в офисе» – о людях физического труда, например о женщинах, которые по ночам ремонтируют трамвайные пути. Было много статей о концертах, клубной музыке и светской жизни. Меня даже сравнивали с Отаром Кушанашвили: тоже грузин, та же тема. Но я никогда не позиционировал себя как светского льва. При первой возможности я вернулся к политике и отправился делать репортаж из Южной Осетии и Панкисского ущелья, чтобы защитить свою историческую родину, Грузию, от лживых обвинений СМИ. Осетины задержали меня, приняв за грузинского шпиона, даже пугали расстрелом. Мои репортажи напечатали на чеченском антиправительственном сайте «Кавказ-центр», чем мне до сих пор колют глаза черные пиарщики. Но я ни о чем не жалею.

Но во время первой войны вы выступали против чеченских боевиков.

Мною двигали не убеждения, а чувство нонконформизма. Это сейчас российские солдаты, воевавшие в Чечне, считаются героями, а такие, как сержант Глухов, дезертировавший из Южной Осетии в январе 2009 года, – предателями. Тогда же все было наоборот.

А что это за информационный ресурс Zaks.ru, где вы теперь работаете главным редактором?

Zaks.ru не зависим ни от органов власти, ни от олигархов. Мы стараемся привлекать внимание к городским проблемам – например, к коррупционному распределению городских заказов, будоражим власть.

Работа в таком умеренно-оппозиционном СМИ – разве это не компромисс с системой?

Нет, это не противоречит моим убеждениям. Я не отношу себя ни к левым, ни к правым. И главное, я стал глубоким антропологическим пессимистом. Двадцать лет назад я был анархистом, бунтовал против обывателей, которые не хотят поставить в жизни идеальные цели. Но чтобы быть искренним социалистом, нужно верить, как Че Гевара, в то, что люди прозреют. Я уже сомневаюсь в этом. Троцкий был прав, утверждая, что человек – ленивое животное. Массы не способны к постоянному самоуправлению – они вряд ли создадут советы, а если и создадут, то поймут, что сидеть в них гораздо менее интересно, чем выпивать или заниматься сексом. Именно это разочарование и привело меня в Национал-большевистскую партию, я даже одно время был гауляйтером петербургской ячейки партии.

Почему в конечном итоге вы вышли из нее?

НБП изменилась. Старая НБП – это, скорее, артистический нон-конформистский проект. Отсюда и зловещее слово «гауляйтер» – «руководитель на местах», и красно-белое знамя с серпом и молотом, предложенное, кстати, кем-то из художников-постмодернистов, и лозунг «Да, смерть!» – все, что может взбудоражить людей. Сегодня я сотрудничаю с небольшой группой молодых активистов, которые называют себя Движением сопротивления имени Петра Алексеева – одного из первых народников.

Чего же вы теперь хотите добиться?

Мы боремся с системой и делаем это с помощью остроумных, неожиданных слоганов и акций. Такая партизанская тактика. Как бы система ни оборонялась, у нее всегда найдется незащищенное место. Получается, строй – это слон, а мы – шакалы или волки, которые время от времени его кусают. И рано или поздно большой зверь истечет кровью и рухнет. В этом есть что-то от экстремального спорта. По большому счету это и есть спорт для мелкой буржуазии, как в свое время выразился идеолог социализма Плеханов. Здесь, как и в итальянском фашизме, смысл действия – в самом действии. Когда ты лезешь на какую-то крышу, раскидываешь листовки, то делаешь это не затем, чтобы кто-то их потом подобрал. Ты таким образом доказываешь, что жив, не согласен с происходящим и чувствуешь родство с теми, кто делает то же, что и ты, – нечто похожее испытывают альпинисты в связке.