Эмо-бой

Антон Соя дважды признавался критиками лучшим продюсером Петербурга, однако писать он предпочитает не про музыку, а про более тонкие материи: чувства. В марте выходит его история любви, взрывающей границы между мирами, – «Мастер и Маргарита» на современный лад, – а журнал «Собака.ru» печатает две главы из нее.

Глава 2. Рождение

«Абсолютно безбашенная – это, пожалуй, самая точная характеристика Кити», – думал Егор, выходя из метро, чтобы встретить подружку после концерта. Так долго его еще никто не динамил, но все-таки он добился своего. Он всегда своего добивался, и в спорте, и в жизни. До пятого класса он был невзрачным белесым увальнем, но, устав от насмешек, пошел на чойквандо и уже через год стал самым сильным в классе. Ну и природа помогла, рос как бамбук и к восьмому классу вымахал за сто восемьдесят. Боец, красавец, первый парень в купчинском дворе. На учебу забил, на маман забил – пиво, сигареты, ну а если есть трава – тоже пойдет. Спасибо тренеру, что выгнал. Еще и мозги напоследок вправил, по-мужски – словом, в грубой форме. В общем, начал Егорушка новую жизнь. В новой школе, с новыми друзьями. Еще спасибо маме, нашелся у нее знакомый тренер по плаванию, согласился посмотреть дылду-переростка, – в таком возрасте в пловцы не берут. Ему повезло. Через год выиграл городские, а потом и на региональных засветился. После школы – в Лесгафта. Правда, спортивная карьера накрылась из-за дурацкой травмы – прокатился с другом на мотике. Ну и ладно, будет педагогом. Тренер по плаванию – тоже неплохо. Зато можно и в клуб с друганами завалить, и в Сети ночами позависать. Vkontakte, например, там он с Марго и познакомился, перед концертом Distemper, а на самом концерте – с Кити. Случилось это всего месяц назад. Всего месяц, а он и сессию сдал, и двух таких красивых чиксух развел. Раньше у него с девчонками таких долгих отношений не бывало, рекорд – неделя. А тут – месяц. Лучшие подружки, а что он с обеими – Кити не знает, а если пронюхает, что будет – лучше не думать… Кити, она же крезанутая. Одно слово – эмо. Может, убьет себя… или его, или его и Марго. Егор мысленно похихикал, представив себе такую кровавую развязку. Он встал поближе к серому павильону метро и стал смотреть на цепочку людей, потянувшихся от дворца. Концерт закончился. Егор смотрел на разгоряченных, возбужденных, счастливых парней и девушек, пунцовых напрыгавшихся школьниц, которых встречали родители, и уже начинал жалеть, что не пошел на концерт. Против MCR он ничего не имел. Музычка у них довольно бодрая, а когда он узнал, что их вокалиста в школе считали толстым лузером, то вообще почувствовал к группе личную симпатию. Но Кити ему запретила идти с ней. Она хотела зажечь и проститься со своей юношеской любовью в гордом одиночестве, а с Егором встретиться именно после концерта. <…>

От воспоминаний Егора отвлекло отвратительное действо, которое вдруг развернулось прямо перед ним. Все происходящее, в том числе и себя, он видел словно со стороны, как будто смотрел кадры видеохроники. Ему казалось, что это какой-то дурной сон… Но, к сожалению, все было самой настоящей явью. Вот группа молодых людей преследует девушку, по одному выбегая из толпы, они кидают ей прямо в лицо яйца, обсыпают мукой, поливают какой-то дрянью из пластиковых бутылок из-под колы. «Неужели мочой?» – мысленно ужасается Егор. Никто вокруг ничего не понимает и не предпринимает, кроме того, что многие улюлюкают и почти все, вытащив мобилы, жадно снимают эту казнь. <…>

И тут позвонила Кити:
– Ну, где ты?
– У метро, жду тебя.
– Что-то случилось?
– Нет.
– Ну ладно, жди.

Из-за разговора он пропускает начало следующей атаки. На этот раз все идет по другому сценарию. За очередную жертву вступается парень, типичный эмо – тощий, в черной майке-сеточке, перчатках без пальцев, в узких проклепанных джинсах. Он ловит одну из метательниц за рукав и сразу получает тычок в спину и падает лицом на асфальт. Не давая ему подняться, его тотчас начинают пинать десять пар ног. Девочка, за которую он вступился, в ужасе стоит метрах в десяти от этого месива и тихонько скулит. Толпа со снимающими мобилами в руках уважительно обтекает место драки. Пожилая женщина, видимо встречающая свое чадо с концерта, пытается как-то образумить избивающих, виснет у одного из них на руке. Но волки уже учуяли запах крови, и через секунду эта женщина лежит спиной на асфальте. Егор видит это уже на бегу, боковым зрением, он торпедой врезается в кучку хулиганов и несколькими ударами укладывает троих, причем у одного из упавших на секунду слетает повязка с лица, и Егор видит его перекошенную от боли и страха физиономию. Он отвлекается и получает в глаз. Боль, искры. Егор кричит. Он страшен, он прекрасен. Бойцы орут на него: – Ты что, дурак? Это ж эмо-чмошники! Мы же им вкус к жизни прививаем! <…>

Егор оборачивается на пронзительный крик и видит, как сквозь толпу к нему бежит Кити, размахивая над головой сумкой-почтальонкой. Он видит краем глаза, как к блондину подбегает девушка и сует ему в руку пульверизатор и зажигалку. Егор оборачивается и получает в лицо струю огня. Он слышит свою боль, слышит, как горит кожа его лица, волосы и захлопнувшиеся веки, и не слышит своего предсмертного крика. Горло Егора исторгает настоящий эмо-скрим – рык, переходящий в ультразвук, от которого лопаются резонирующие перепонки и по телу бегут цунами страха. Мир взрывается огненным шаром. Тренированное доброе сердце спортсмена, которому не страшны любые физические нагрузки, не вынесло боли и страха и разорвалось. Юноша с головой-факелом упал на колени и умер. Наступила полная тишина. Толпа завороженно молчала и смотрела на место, где только что шла драка, а теперь лежало мертвое тело, над которым рыдала несчастная Кити.

– Вот они, не дайте им уйти! – проснулся кто-то. И правда, за круглую станцию метро улепетывала стайка разноцветных агрессоров. Человек двадцать из толпы сорвались в погоню, но поздно – юных террористов след простыл.
– Ой, горе-то какое,– сокрушенно шептала женщина, поучаствовавшая в побоище. – Убили мальчика, ни за что убили. Она заглянула в глаза Кити, которая стояла на коленях рядом с Егором и уже не рыдала, а чуть слышно по-бабьи выла, покачиваясь из стороны в сторону. Женщина в ужасе отшатнулась – в зрачках Кити кружился, хохоча, отвратительный красный клоун.

Глава 3. Познакомься с эмо-боем

Клоун смотрел прямо на Егора. Его лицо нависло так близко, что стало видно каждую раскрытую пору-нору на красном носу. Егора поразило, что нос – огромный алый нос невозможного для человека размера – был настоящим, а не приделанным. А рядом – красные жирные дряблые щеки, маленькие любопытные лиловые глазки, густо подведенные черным, и огромный оранжевый рот до ушей-вареников. «Какой кошмар! – подумал Егор. – Ненавижу клоунов. Нужно просто ущипнуть себя и проснуться». Но ущипнуться не получилось. То ли щека онемела, то ли он продолжал спать. «Крепкий утренний сон», – подумал он, закрыл и опять открыл глаза, вернее, один глаз, второй почему-то не открывался. Клоун не исчез, просто отошел и стоял теперь метрах в трех от Егора. Круглый как бочонок, в дурацком полосатом красно-белом трико и красном жилете, он нервно пристукивал по земле красными же великанскими башмаками. На голове у него пионерским костром развевалась огненно-рыжая шевелюра.

– Пора вставать, герой! Светлеет уж восток, и я проголодался. Люблю повеселиться, особенно пожрать, двумя-тремя батонами в зубах поковырять.
Егор ничего не чувствовал и не помнил. Он сидел на улице, привалившись спиной к грязно-розовой стене. Было довольно светло, хотя все, что находилось дальше чем в десяти шагах, утопало в густом розоватом утреннем тумане.

– Где я? Где Кити?
– Ха-ха! А почему не «кто я»?
– Кто ты?
– Нет, кто ты?
– Что за бред? Я – Егор Трушин.
– Его-о-ор?! Нет, братец, ты точно не Егор. Тот парень уже часов шесть как в морге. Его ты альтер эго! Тебя зовут Эгор. Врубон?

Егор решил не отвечать безумному уроду, встать и уйти. Надо добраться до дома, поспать, а утром он все вспомнит и во всем разберется. Он резко поднялся на ноги… Кошмар продолжался. Во-первых, он не узнавал своего тела, своего любимого могучего послушного тела пловца. Ему показалось, что он весь ссохся, как рыбий скелетик, или что его засунули в бутылку с тонким горлышком. Егор в ужасе снова сел на землю и уставился на свои тонюсенькие дистрофичные ножки, обтянутые черными джинсами, которые заканчивались розово-черными кедами. По спине побежали холодные ручейки, слившиеся воедино и воплотившиеся в толстую холодную змею ужаса, которая отделилась от Егора и, мерзко шипя, зигзагообразными движениями попыталась уползти в розовый туман, но была немедленно настигнута клоуном, удивительно проворным для своей комплекции. Он в два прыжка догнал ее, поднял над головой, крепко зажав сардельками пальцев, и откусил плоскую треугольную голову. Затем победно хохотнул и втянул с противным пылесосным звуком в свою оранжевую пасть полумертвое тело змеи, как какую-нибудь макаронину. После чего громко рыгнул, довольно похлопал себя по толстому животу и сказал:

– Спасибо, брат! Вот я и позавтракал. А вот это уже лишнее, десерта я не заказывал. – Он махнул рукой в направлении Егора, который, остолбенев, смотрел на сороконожек, разбегавшихся от него в разные стороны.
– Эгор, можно я буду тебя так называть? Для простоты. Судя по здоровенным грибам, которые только что выросли рядом с тобой, тебя, похоже, все удивляет. Постарайся понять и поверить в то, что я тебе сейчас скажу. Эти сороконожки – твое отвращение, змеи – страх, а грибы – удивление. Кстати, можешь их съесть, они вполне съедобные. Эгор, а именно так, наверное, стоило теперь называть то существо, в которое превратился Егор Трушин, был ошеломлен, сбит с толку, введен в ступор, его мозг застыл в ожидании объяснений. Наконец он выдавил из себя:
– Где я? Черт! Что со мной? Что это за место? Я что, обожрался грибов? Но когда? Почему я ничего не помню?
– Что, брат, совсем ничего?
Эгор почувствовал, как подступили слезы.
– Я ждал Кити у метро. Потом помню антиэмо, я вроде полез драться.
– Да, чувак, навалял ты им по полной программе. Прямо, Джекичян – самый сильный из армян!
– Из армян? Джеки Чан?
– Это я шучу, Эгор. Я же клоун. Я создан на радость людям, как Буратино. Знаешь про такого деревянного маньяка?
– Ты меня сбиваешь, я почти вспомнил. Я видел Кити, она бежала ко мне…
– С толстой сумкой на ремне. Это он, нет, это… ой! Ленинградский эмо-бой?!
– Зачем ты несешь эту чушь?
– Для всеобщего блага, чувак. Пойми, тебя убили, ты попал в другой мир, другую реальность, здесь вещи нематериальны, он звонкий и тонкий, здесь обитатели питаются эмоциями, которые попадают к ним из реального мира. И наоборот, материализованные чувства и эмоции питаются местными обитателями. Понятно?
– Меня убили?
– Да, блин, тормоз хренов, тебя убили. То есть не тебя, а того, кем ты был раньше. Там, в Реале. Въехал?
– Так что, я в аду?
– Нет. В «Доме-2». Сейчас придет Собчак и утешит твое щуплое тельце. Ты в эмо-мире, брат, или в эмо-королевстве. В самом настоящем. Местные обитатели, с коими тебе еще предстоит познакомиться, так его и называют – Эмо-мир.
– Я, наверное, просто сильно ударился головой, и у меня такие дурацкие глюки. Или я в больнице, и мне вкололи какой-то безумный наркоз. Или я просто сплю.
– Или это передача «Розыгрыш», и сейчас из-за кустов твоих сомнений – а ты, я надеюсь, видишь, сколько их появилось между нами за последние три минуты, – выскочит радостная Кити: «Егор, прости, я тебя разыграла».
– Кити! – Эгор схватился за голову и тут же отдернул руки. Голова была чужой и непривычной, по спине уже знакомо побежала змейка.
– Эгор, прости. Наверное, начать надо было с этого. – Клоун засунул руку в бездонный карман своих безразмерных брюк и извлек на тусклый свет зеркало в красивой патинированной готической оправе. Растянув его руками, словно стекло с амальгамой было консистенции жевательной резинки, он перешагнул через кусты сомнений, раздавив при этом пару сороконожек отвращения, и приставил зеркало к огромному шампиньону удивления, выросшему прямо перед Эгором. В зеркале отражался испуганный карикатурный эмо-бой. Похожие картинки Егор много раз видел в Интернете, но этот малый стоял живой и в ужасе смотрел на него. Клоун, стоявший рядом, перехватил очередную змею, гораздо больших размеров, чем предыдущая, и старательно колотил ее головой об землю. Эгор поднял руку и молча показал на урода в зеркале, собираясь задать клоуну вопрос. Карикатура сделала то же самое, а клоун, плотоядно улыбаясь, молча кивнул, продолжая махать змеей. Эгор шумно выдохнул и скрепя сердце начал скрупулезно изучать свой новый облик. Его сопротивление бреду и отвращение уже давно зашкаливали от нереальности происходящего и теперь перешли в новое качество, он постепенно стал смиряться с ощущениями, появилось даже некоторое любопытство.

Итак, перед ним в зеркале стоял худой высокий юноша с бледным лицом, слева наполовину закрытым иссиня-черной челкой. На открытой половине лица сиял страданием и болью синий глаз, густо обведенный чем-то черным. Губы тоже были цвета черной запекшейся крови, а нос – крылат ноздрями и заострен, как у покойника. В нижней губе и левой ноздре красовались толстые стальные кольца. Тыльные стороны ладоней украшали странные татуировки, приглядевшись, Эгор понял, что это половинки разбитого сердца с неровными краями разлома. Эгор поднял тонкими музыкальными пальцами хрупкой руки тяжелую челку и замер. Лучше бы он этого не делал – под волосами пряталась сгоревшая часть лица с пустой черной глазницей. «Бедный, бедный Егор Трушин – ничего от тебя не осталось», – подумал Эгор и продолжил осмотр. Одет он был в какой-то стариковский джемпер в ромбик с треугольным вырезом, под которым красовалась футболка с надписью «Мetallica». «Ну хоть Мetallica», – нелепо обрадовался Эгор. Джинсы на тощей заднице держались благодаря широкому, проклепанному металлическими сердцами ремню с огромной пряжкой в виде черепа-имбецила – трехзубого, без нижней челюсти, зато с двумя перекрещенными берцовыми костями. Такой же череп в виде перстня красовался на среднем пальце правой руки. Ногти на руках оказались черными, длинными и острыми. На плече висела увесистая сумка-почтальонка. Заныло сердце. Эгор, не ожидая подвоха, положил ладонь на грудь слева и ощутил непонятную и неприятную пустоту. Он задрал джемпер и футболку и увидел в зеркале зияющую черную дыру. Хмыкнув и ничему уже не удивляясь, он опустил одежду и посмотрел на клоуна. Тот поднял узкие плечи и, как бы извиняясь, развел руками. Жевать он не переставал – изо рта у него торчал змеиный хвост. Тут Эгор расплакался, как настоящий эмо-бой, – громко, горько и от души, но каким-то чудом смог быстро взять себя в руки. Если кто-то наверху захотел над ним посмеяться, то у него это вышло на славу. Эгор схватил зеркало с неожиданной для тощих рук легкостью, поднял его над головой и шандарахнул оземь. С чистым хрустальным звоном оно разлетелось на осколки, которые тут же превратились в черных злобных крыс, с противным писком разбежавшихся в туман. Эгор вопросительно взглянул на клоуна.

– Гнев, – сказал тот с набитой грибами и змеятиной пастью. – Я бы даже сказал, праведный гнев.
– И что со всем этим делать? Я не хочу такой жизни, этого мира, этого
мерзкого тела. Неужели кому-то мало того, что меня убили? За что мне этот суперприз? За то, что я заступился за этих жалких чмошников? За это?
– Брат, остынь, в конце концов, ты жив. Наслаждайся. Когда ты родился в первый раз, ты тоже не просил об этом, и тот мир, прямо скажем, совсем не идеален.
– Меня устраивал! Мне было всего восемнадцать, черт побери! Я даже не успел переспать с Кити.
– Бедняга. Я в том мире вообще ничего не успел, поэтому надеюсь повеселиться здесь.
– Так ты тоже не абориген?
– Нет, но я знаток здешних мест. Так уж вышло, брат, что я все знаю про этот дивный мир.
– И давно ты здесь?
– Понятия не имею. Видишь ли, время здесь еще более относительно, чем в Реале. Оно то застывает, как смола, то несется, как скорый поезд, то вообще исчезает на время. Время исчезло на время. Ха-ха. Каламбур. Так что я здесь достаточно. Достаточно для того, чтобы помочь тебе адаптироваться.
– Я не хочу здесь адаптироваться! Больше всего на свете я хочу проснуться в своей кровати.
– Поэтому, просыпаясь каждое утро в своей кровати, надо испытывать бурный восторг от происходящего. Пойдем, брат, найдем тебе новую постель. Эмо теперь твой мир и твоя жизнь, и советую принять это как должное и не гневить Создателя.
– Да плевал я на вашего Создателя.
– Да ты крут, чувак! Пойдем-ка прогуляемся, полюбуемся эмо-видами.

Книга Антона Сои «Эмо-бой» выходит в издательстве «Азбука» в марте 2008 года.