Как ювелир Петр Аксенов переехал в Петербург и устроил в квартире на Адмиралтейской набережной светский салон

Как переехать в Петербург, поселиться в квартире дедушки и бабушки Набокова и превратить ее в музей

Впервые оказываясь у меня на Адмиралтейской набережной, гости восклицают: «Как ты нашел такую квартиру, когда переехал в Петербург?!» Все было наоборот: я переехал в Петербург, потому что квартира нашла меня. Это долгая история. Несколько лет назад меня пригласили возглавить пресс-отдел Санкт-Петербургской духовной академии: помочь разобраться с соцсетями и освоить новые каналы коммуникации. Пока я все это настраивал, мне предложили остановиться у меценатов Академии, которые временно не живут в Петербурге. Так я оказался в бывшем доходном доме Рукавишниковых — бабушки и дедушки писателя Владимира Набокова. Ольга Николаевна, урожденная Козлова, была дочерью первого президента Санкт-Петербургской медико-хирургической академии. Ее муж, Иван Васильевич Рукавишников — меценат, миллионер-золотопромышленник и дворянин — окончил в Петербурге юридический факультет и остался. Бельэтаж доходного дома на Адмиралтейской принадлежал самим Рукавишниковым, а остальные квартиры сдавались: пролетом выше несколько лет жил Петр Ильич Чайковский, а после него музыкальный и литературный критик Герман Ларош. Первый этаж занимал князь Борис Голицын, физик и сейсмолог. А в советские годы художник Отари Кандауров расписал парадную фресками. Конечно, здесь для меня все совпало — адрес, история, атмосфера. Когда началась пандемия, я понял, что не могу оставаться в Москве. Там нет ни такой широты пространства, ни такого осознания себя, как в Петербурге. В Москве ты частица огромного организма, какого-то улья или муравейника, а здесь можешь себя почувствовать самостоятельной единицей и вообще собой. Особенно зимой: из окон дома Рукавишниковых видна замерзшая Нева, над ней парит торжественное петровское барокко Кунсткамеры и ни одного человека — изумительно! Мне говорили: «Как ты будешь жить в этом Петербурге? У них же ужасная погода!» Могу сказать, с момента переезда я ужасной погоды ни разу не наблюдал. Мне все здесь прекрасно. За мной не только оставили квартиру, но и разрешили поменять в ней обстановку.

Для начала я перекрасил стены из красного в сине-голубой. Цвет выбрал не просто так: именно в этой гостиной юный Владимир Набоков проходил домашнее образование, поскольку дедушка критиковал гимназическое. В стихотворении 1947 года «Князю С. М.Качурину» писатель воображает тайную поездку в Россию — облачившись американским священником, он возвращается в дом своего детства на Адмиралтейской набережной:

Качурин, твой совет я принял и вот уж третий день живу в музейной обстановке, в синей гостиной с видом на Неву.

Мне всегда казалось, что сине-голубой — очень петербургский цвет. Потом я заменил массивные хрустальные люстры на ампирные, зеркала на росписи, а в буфетной теперь копия плафона из версальского Трианона — ее выполнили студенты Академии художеств. В нишах гостиной я устроил что-то вроде альковов и затянул их тканью «Жар-птица» бренда Tissus Tartares дизайнера Ольги Томпсон — она производит их методом ручной печати на фабрике во Франции. Декоратор Альбина Назимова посоветовала повесить между нишами большое зеркало — его я нашел в антикварном магазинчике недалеко от Апраксина двора и покрасил золотой краской. Лампы купил на блошином рынке в Лионе, в Стамбуле — ткань икат и сделал из нее абажуры. Еще две лампы — мейсенский фарфор 1950-х годов. На «Авито» я отыскал какие-то убитые стулья, покрасил их белой краской и заказал вышивку с ландышами — любимыми цветами императрицы Александры Федоровны. Потом притащил диванчик из гарнитура Гатчинского дворца: мне повезло познакомиться с какой-то бабулей, которая за смешные деньги продавала огромное количество антиквариата из своего загородного дома. Кресло из того же гарнитура купить, к сожалению, не успел.

Шкаф-витрина, который расположился при входе в гостиную, — настоящее маркетри мастерской Буля, серьезный антиквариат. Второй шкаф — имитация, но очень хорошо сделанная. Его я нашел в каком-то спальном районе и выкупил за пятьдесят тысяч рублей у компьютерщиков. Когда увозил, они сказали: «Мы “эппл” чиним, если надо, обращайтесь». В этих витринах расположились украшения моего ювелирного дома Axenoff Jewelry, часть из них я придумал для английского сериала канала ВВС «Война и мир» с Лили Джеймс и Джиллиан Андерсон и русского сериала «Екатерина» с актрисой Марией Александровой в главной роли. На комодах расставлен антикварный фарфор Wedgwood, у меня большая коллекция предметов этой английской мануфактуры. Стол привез из Пскова — он 1812 года, настоящий русский ампир. Из раритетов в гостиной есть еще две уникальные подставки для курильниц или цветов из павильона «Грот» в Царском Селе, но их нужно реставриро

Как устроить в гостиной светский салон по Льву Николаевичу Толстому и выставить коллекцию мраморных скульптур

Сама квартира представляет собой три комнаты: спальню-кабинет, гостиную и буфетную — в ней обычно накрываются обеды и ужины. Сейчас я не живу здесь, как было в пандемию: переехал в дом напротив Александровского парка в Пушкине, который был построен для преподавателей и певчих Екатерининского собора. Там все аскетично: белые стены, книги, икона, старинные шкаф и кровать. Я вообще люблю аскетичность, как в музеях-квартирах писателей или художников, куда часто хожу: минимум вещей, но все изящно и функционально. Дом на Адмиралтейской остался местом приемов, творчества, встреч, создания коллабораций, общения с клиентами и друзьями и шоурумом моего бренда Axenoff. Здесь я устраиваю поэтические и музыкальные вечера, на которых выступают и заслуженные пианисты из филармонии, и молодые таланты. Даже устраиваем кинопоказы: например, очень красивого фильма «Дочь рыбака» художницы и режиссера Юлдус Бахтиозиной. У нас и лекции читают: выступал актер, специалист по соборам Петербурга Николай Буров, куратор Николай Онегин из Эрмитажа рассказывал про Коко Шанель и великого князя Дмитрия, а специалист по русскому искусству Наталья Севагина из Третьяковской галереи — о Врубеле. Наш частый гость — Нина Тарасова: хранитель коллекции «Гардероб Петра I» и заведующая сектором прикладного искусства Отдела русской культуры Государственного Эрмитажа ведет цикл про историю моды. В ноябре мы провели творческий вечер актера МДТ Евгения Санникова, а в декабре ставим детскую зимнюю сказку. 

У меня бывают дизайнеры Янис Чамалиди и Леонид Алексеев, последний даже одолжил нам из своей студии антикварный рояль. До этого в гостиной год жили арфа и пианино из Аничкова дворца. Я всегда любил «Войну и мир» и особенно главы про салон Анны Павловны Шерер. Несмотря на критический взгляд самого Толстого, именно этот салон стал для меня примером устройства светских мероприятий: и хотя петербургская аристократичная салонность, к сожалению, практически утрачена, мне очень хочется продолжать эту великую традицию. В том числе и поэтому, несмотря на пышность интерьера, мне было важно создать в кваритре на Адмиралтейской особую, живую, не чопорную атмосферу. Судя по реакции гостей, так и получилось. Для меня это пространство как съемочная площадка, где я постоянно выстраиваю новые декорации и настроение, поэтому все постоянно меняется: то перестановка, то переобивка, то флористические композиции. Однажды я установил в гостиной огромный портал для камина, но через пару недель ко мне пришел клиент и изумленно сообщил, что ищет такой же давным-давно. Я ответил: «Забирайте!»

Недавно на Адмиралтейскую «въехали» мраморные скульптуры: теперь в центре гостиной стоит голова Ареса, на полке — «Идеальная красота», очень качественная копия из ватиканского магазина, на столе — бюст Давида. Скульптур неожиданно собралась целая коллекция — и серьезные антикварные объекты, и фарфоровые статуэтки ИФЗ, и многое из путешествий в разные края света. Есть и гипс, но мастера Академии мне этот пошловатый белоснежный оттенок деликатно расписали под мрамор. Я так увлекся, что заказал в скульптурной мастерской «Наследие» (они делали реставрацию Летнего сада) копию «Моисея» Микеланджело. Не оригинальный двухметровый размер, конечно. Увезу ее в Царское Село: белые стены и «Моисей» — будет очень красиво.

Как стать гедонистом, аскетом и бонвиваном? Родиться в правильной семье

Петербург я люблю с детства. Кого-то возили в Крым, кого-то — в Сочи, а меня мама на лето привозила в Петербург, мы снимали дачу в Вырице. За каникулы мы успевали обойти все петербургские и пригородные музеи, дворцы, парки. Моя мама, Лариса Николаевна Шеховцова — художник-реставратор, причем ей удаются разные стили: от барокко до вполне себе авангарда. Думаю, такой мультизадачностью особенно хороша эта профессия. Так, мама, помимо основной своей деятельности, занимается иконописью. И в моей гостиной висит ее работа — даже не икона, а рисунок на картоне в особой манере Симона Ушакова. Мама сделала его для одной из комиссий по реставрации, чтобы показать свое мастерство как специалиста. А я прямо-таки вырвал у нее эту работу, потому что она всегда все сразу отдает, вот уж точно сапожник без сапог. Лариса Николаевна консультирует молодых художников и, как я слышал, дает очень точные замечания: у нее своя мастерская и много студентов в Москве. А вот отдыхать мама не умеет. Я как-то привез ее в пасторальный курортный городок под Мюнхеном, а она сказала: «Что мы будем делать в этой деревне? Прошлись несколько раз — и хорошо! А меня ждет Дюрер!» И мы каждый день ездили в мюнхенскую пинакотеку — к Дюреру. Хотя у мамы довольно жесткий стержень, умноженный на православие, ее мышление творчески адаптировано к современному миру. Например, мы обсуждаем, что Тарантино — это современный Шекспир, или пересматриваем «Матрицу», потому что там «очень важные смыслы».

Мой отец — фотограф Юрий Аксенов — человек совершенно другого склада. У мамы в роду в основном военные дворяне, у папы — купечество, он из более простой среды. В какой-то момент папа решил, что не признаёт советскую власть, и стал жестким диссидентом, в свое время очень известным. Он дружил с тогда авангардными художниками Ильей Глазуновым, Владимиром Черным, Анатолием Зверевым, последний даже рисовал папу и маму, получились очень хорошие портреты. С мамой у отца были интересные отношения, они оба погружены в православие, но если мама по-настоящему, то папа ходил в церковь, только чтобы досадить советской власти. Как-то он собрал свою компанию — группу «Веселые ребята» и певца Валерия Леонтьева, — и они пошли на крестный ход на Пасху. Мама вспоминает: «Служба еще не закончилась, а они уже пьют водку! Сумасшедшие! Зашли бы хотя бы в храм!» В общем, было весело.

Папа при всем своем нонконформизме обладал коммерческой жилкой — он хотел популярности и зарабатывать, поэтому и стал весьма востребованным художником-оформителем и плакатистом. Множество пластинок «Машины времени», Софии Ротару и Аллы Пугачевой — его рук дело. Еще папа постоянно снимал зарубежные гастроли, например, ансамбля народного танца Игоря Моисеева. А так как он часто выезжал за границу, у меня всегда были жвачки, какие-то рюкзачки, ну и вообще я был валютным ребенком.

Если мама привила мне любовь к искусству, то папа — к гедонизму. Он любил серебро, хрусталь, хорошее вино. В школе я узнал, что мои сверстники не представляют себе, что такое маслины, сулугуни или камамбер, потому что есть «Российский сыр» — и все. А меня кормили ассортиментом из маминого любимого продуктового «Морозко», где продавалось все замороженное: брокколи, брюссельская капуста, зеленая фасоль. Я ел фасоль на пару со специями и мечтал о сосисках и «ежиках» — у нас дома ничего такого не было. Так что когда я оказывался в гостях, то немедленно намазывал на хлеб экзотичные для меня майонез, кетчуп и плавленый сыр. Я рос без телевизора, вместо этого мы ходили в Музей кино. Я пересмотрел всю мировую классику — Вайду, Кесьлевского, Тарковского, Эйзенштейна. Мне тогда очень хотелось посмотреть на Майкла Джексона, но когда я его наконец увидел, мне после «Андрея Рублева» и «Александра Невского» все это оказалось не близко. Популярные советские хиты вроде «С легким паром!» или «Иван Васильевич меняет профессию» я увидел уже взрослым. В семье они считались просоветскими — сразу отказать. Наверное, поэтому я после университета рванул в Европу: не то чтобы меня передавили родители, но мне хотелось найти свой собственный голос. Вернувшись, я заново переоткрыл для себя многие ценности, особенно связанные с родиной. Может быть, поэтому я придумал бренд Axenoff, где и работаю с русскими кодами.

Всё в дом: как запустить линию интерьерных аксессуаров

Сначала бренд Axenoff был именно ювелирным домом. Но во время пандемии я как-то созванился с моей близкой подругой из Сан-Франциско Татьяной Сорокко — первой русской топ-моделью, коллекционером и знатоком ювелирных украшений и одежды (часть своей коллекции она передала в фонды Государственного Эрмитажа), — и Таня заметила, что дизайнеры одежды все чаще начали запускать линии предметов для дома (в локдаун одежда и украшения оказались не очень востребованы!). Тогда мы тоже придумали несколько позиций и увидели, что и вазы, и фарфор, и хрусталь, и палантины с удовольствием покупают. С тех пор мы сделали коллаборацию с Гусевским хрустальным заводом имени Мальцова — вазу и бокалы «Морозное утро», с «Мануфактурой Гарднеръ в Вербилках» разработали цветочный сервиз. В Англии мы покупаем «белье» (фарфоровую основу под роспись. — Прим. ред.) и в России отдаем художникам расписывать, во Франции заказываем стекло, которое потом гравируют наши мастера. К Новому году Axenoff Home готовит коллекцию: елочные игрушки, чайные пары, тарелки, бокалы — разумеется, с Щелкунчиком. Еще я занялся текстилем, делаю шелковые, шерстяные и кашемировые платки и палантины. Все рисунки — оригинальные работы локальных мастеров. Недавно мы запустили новый платок «Пальмира» с архитектурными элементами петербургских зданий, в продаже он будет весной. Одни заказчики оформили мой большой платок в багет, превратив в интерьерный объект — получилось очень красиво. Понемногу я занимаюсь и декораторским искусством, сейчас веду два частных объекта. Мне нередко задают вопрос, куда отправиться после театра, чтобы длить парадное настроение, но мне кажется, такого места в Петербурге пока что нет. И если говорить про мечту, то мне хотелось бы оформить общественное пространство, например, кафе или ресторан, которое выглядело бы как изящная аутентичная гостиная XIX века.

Текст: Ксения Гощицкая

Фото: Алиса Дитрих