Илья Фоминцев: «А после пандемии нам скажут, что в России лучшая медицина. И никто не будет проводить анализ ошибок»

Вы всегда занимались онкологическими заболеваниями, ровно 10 лет назад основали фонд профилактики рака «Не напрасно». И тут внезапно — COVID-19? Почему?

Почти весь февраль я провел США, где посещал крупнейшие клиники. Много общался с местными врачами и заметил, что они гораздо серьезнее относятся к угрозе вируса. Хотя, как потом выяснилось, тоже недостаточно серьезно. Улетел я оттуда за день до введения карантина (карантин в США ввели 1 марта — прим. Ред.). Перед отъездом отправились на «Травиату» в Метрополитен-Опера. Вдохновленный оперой, подписался на солистку в Instagram*, уже в в Петербурге читал ее пост — следующей «Травиаты» из-за коронавируса не будет. В общем получилось так, что я немного раньше пропитался ощущением угрозы, чем остальные в моем окружении.

Окончательный щелчок в голове возник 10 марта — я осознал со всей полнотой, что вся история затронет и нас. И в фонде мы уже начали обсуждать, как на это реагировать. Через неделю стало ясно, что будет совсем беда. К тому моменту уже и у большинства людей что-то щелкнуло в голове. Странное ощущение массового сознания — никогда так остро его не чувствовал. Пытаясь направить свою нервическую энергию в рациональное русло, я решил действовать. Было понятно: основной проблемой COVID-19 станет чудовищная нагрузка на систему здравоохранения. И вот тогда мы, как организация, решились вступить в игру. 

Фонд «Не напрасно» всегда занимался экспертными медицинскими проектами. У нас есть платформа «Просто спросить» — там любой человек, у которого обнаружили рак, может бесплатно проконсультироваться с врачами, что ему делать дальше. Это не полноценная медицинская консультация, но пациенту дают реальные алгоритмы действий и советы. Стало понятно, что у людей в условиях пандемии будет возникать куча вопросов. И по лекалам «Просто спросить» мы сделали «Просто спросить о COVID-19». Собрали медиков-волонтеров, перекроили бизнес-процессы, запустились уже в конце марта. Нашей целью было хотя бы чуть-чуть разгрузить участковых врачей и скорую помощь от однотипных вопросов и необоснованных вызовов. Теперь любой человек может зайти к нам на ресурс и найти ответы на вопросы о COVID-19.

Но помимо справочной службы создан еще и проект «Что делать»: теперь вы закупаете для больниц, которые сражаются с коронавирусом, оборудование и средства индивидуальной защиты. Как это удалось организовать?

Когда мы начали информировать людей о COVID-19, стало поступать много обращений по теме. Например, мы узнали, что петербургские врачи никак не защищены от инфекции — нет ни костюмов, ни респираторов. При этом медики жаловались на это в рамках личных бесед, но напрочь отказывались обсуждать тему публично. То есть вскрылась проблема с замалчиваем информации. Стало понятно — ситуация массовая, ее нужно решать. Но возникла загвоздка в спонсорах. Например, проект хотела поддержать одна крупная, государственно-ориентированная компания. Но позже передумали: «Знаете, мы, наверное, не сможем помочь. Вы ведь будете собирать средства на помощь больницам».  

А если вы даете деньги на помощь больницам, значит, признаете, что там есть проблемы?

Да, компаниям это показалось конфликтной коммуникацией с государством. Мой ответ на это был — пересмотрите «Чернобыль». Ничего не напоминает? По мне так прямо один в один. Но их можно было понять. Как физические лица они действительно хотели помочь, как юридические — не хотели подставлять компанию.

В итоге не помогли?

Помогли! Но решили нигде про это не рассказывать. Я говорю — ребята, так в этом и суть, чтобы рассказывать. Если никто не будет рассказывать, то никто не будет помогать. Нужно прецеденты создавать. И такой прецедент создал ФК «Зенит». Кто им может воспрепятствовать? Селебрити, один из главных городских брендов. «Зенит» спас ситуацию — футболисты сделали легитимным тот факт, что помогать больницам можно. Сейчас мы собрали около 35 миллионов рублей (данные на 6 мая — прим. Ред.) . Помимо «Зенита» нам помогли хоккейный клуб СКА, компания JetBrains, сейчас ждем еще один крупный контракт. Все держится в основном на юридических лицах. От физических тоже пожертвования поступают, но там суммы в десятки раз меньше. 

Первое пожертвование «Зенита» было направлено на помощь больнице святого Георгия. Что там произошло?

Эту больницу одной из первых перепрофилировали исключительно под прием COVID-19, и она не совсем была к этому готова. Также сделали с Городской больницей №2, располагающейся через дорогу. Представьте себе стационар на 1200 коек: это мини-город, где обитает несколько тысяч человек медицинского персонала, где проводят 57 тысяч различных операций в год. Эта махина существует по своим правилам и в один день им говорят — а теперь вы «ковидный» госпиталь. Это как на грузовике врезаться в бетонную опору, а все, кто внутри — в кашу. Наша первая помощь была направлена этим двум больницам, потом Первой детской, сейчас добавились Александровская, Покровская, на очереди 5-я детская им. Филатова. Мы поставляем не только средства индивидуальной защиты. В основном это оборудование, медизделия для реанимационных мероприятий — чтобы врачи могли оказывать помощь самым тяжелым пациентам.  

Как больница может получить от вас помощь?

Нужно оставить заявку на сайте. Теперь мы можем подключать к работе и наших коллег, другие фонды, с которыми мы объединились в рамках проекта — это AdVita, фонд помощи взрослым «Живой», «Правмир», «Лавка радостей». Обратиться с заявкой может рядовой врач, но чтобы осуществить закупку и поставки, нам понадобится официальное письмо от больницы. Чтобы облегчить ситуацию, не смущать главных врачей, нужен был подходящий информационный фон — чтобы люди поняли, что обо всем этом можно говорить. Мы его создали при помощи взаимодействия с самыми известными журналистами. И говорить стало действительно легче, чем еще месяц назад.

Но откуда вообще этот страх у врачей — пожаловаться на существующую проблему?

Это, конечно, связано не с тем, что «кровавый режим» и все такое. Это последствие традиционного советского управления со строгой вертикалью власти, когда каждое обращение через голову начальника считается преступлением. А любое публичное обращение — это и есть обращение через голову. При этом вашего начальника в этой ситуации волнует лишь одно — что это дойдет до его начальника. Уверен, что никакого циркуляра — всем молчать, ни шагу назад — по больницам не рассылалось. Мне кажется, в 90% случаев мы имеем дело с проявлением самоцензуры, прочно укрепившейся в такой корпоративной культуре.

В крайних случаях врачи все же отказываются от самоцензуры. Возьмем Покровскую больницу и драматичное видеообращение персонала, который пожаловался на ситуацию и свою неподготовленность к встрече с коронавирусом.

Да, и там сразу начался треш, угар и содомия. Помните реакцию со стороны руководства больницы? «У нас все прекрасно, а со всеми жаловавшимися мы еще разберемся». Представьте вообще, какую это реакцию вызвало у коллектива врачей? Твой руководитель тебя не то что не защищает, а выставляет дураком, да еще и угрожает. Мне кажется, что после такого главврач не сможет дальше взаимодействовать со своими сотрудниками и не удивлюсь, если после пандемии вовсе будет уволен.

Врачи вряд ли сразу стали заливать видео в интернет. Потому что они тоже знают о правиле обращения через голову. Как правило, все происходит так: после множества безуспешных попыток коммуникации с начальством, после нарастающего конфликта внутри дело доходит до взрыва — пострадавшие пишут обращение. Причем, сразу президенту РФ — никак не меньше. Проблема в том, что у нас нет возможностей для нормальной коммуникации внутри больниц. Нет таких площадок или внутренних структур, где бы врачи рассказывали о проблемах, а потом общими силами эти проблемы бы решались.  

Мы видим большУю критику в адрес главврачей, но где все же нам искать ответственных? Ситуация из ряда вон выходящая, такого никогда не было.

Ситуация с пандемией, конечно, из ряда вон выходящая, но она обнажила одну из главных проблем в российском здравоохранении — это слабый менеджмент. Потому что, строго говоря, кто у нас менеджер в здравоохранении? Главный врач — это человек, который всю жизнь был врачом и не учился управлению. Как общаться с персоналом — он не знает. Как грамотно управлять финансами, справляться с политическими проблемами внутри коллектива, коммуницировать со СМИ — тоже не знает. Это обычные врачи, которые совершали восхождение по карьерной лестнице, в какой-то момент их отправили на первичную специализацию по оргздраву, а потом они как-то дослужились до главного врача. Но эти «курсы по оргздраву» они примерно про то, какими актами что закрывать и как оформлять списание, а не про актуальные концепции управления организциями. В итоге все справляются, как могут — кто-то более талантлив, кто-то менее. Но в целом медицинский менеджмент страдает тотально по всей стране. Единственное исключение — Москва и ее продвинутые, новомодные медики. Там больше денег, а значит, больше возможностей. Некоторые руководители государственных клиник получают степени MBA в очень хороших школах. А руководители частных клиник — повально магистры бизнес-администрирования. Это то, чего дико не хватает российской государственной медицине. Представьте, люди управляют гигантскими учреждениями и почти вслепую.

Но почему больницы все же как-то работают в мирное время? Да и сейчас продолжают.

Во-первых, народ у нас добросовестный, все стараются что-то делать на своих местах. Во-вторых, как-никак управленческие компетенции с годами появляются. Если человек умный, он же будет самообучаться. Проблема в том, что обучается он сугубо на своем опыте и каждый раз заново изобретает велосипед — концепции управления, которые были придуманы уже 50 лет назад. И радуется им как ребенок.  

Хороший главврач с дипломом MBA подумал бы о том, чтобы вовремя закупить маски и респираторы для своих врачей?

Дело не в том, чтобы подумал. У него бы точно конфликтов не возникло таких, как в наших петербургских больницах возникает. У него коллектив был бы мотивирован, он не довел бы его до стадии клинча (техника сдерживания противника в спортивных единоборствах — прим. Ред.), не было бы никакого разделения на «мы» и «они». Вот этого всего бы не было. Что касается костюмов и респираторов — тоже что-нибудь бы придумал. Своевременные закупки – это, по сути, управление процессами, а вот этому очень даже учат в хороших школах.  

Где вы находите средства индивидуальной защиты (СИЗ), чтобы поставить их в больницы? Это теперь легко сделать?

Нет, это по-прежнему нелегко. Я использовал личные связи — профессионального дистрибьютора, с которым фонд работает уже давно. У него очень обширная сеть, и он всегда находил нам то, чего никто не может найти. Сейчас к этой сети присоединились сетки, организованные фондами, с которыми мы сотрудничаем в рамках проекта.

Важно понимать, что проблема с СИЗ – это проблема асимметричного рынка. Это ситуация, когда на нем, с одной стороны, присутствуют люди, которые говорят, что у них ничего нет и они не могут ничего приобрести. С другой, те, кто не может найти, куда продать. Я знаю человека, который бесплатно пытался отдать СИЗ и не мог этого сделать. То есть на рынке одновременно сосуществует и дефицит и переизбыток товара. Так происходит потому что информация на рынке курсирует крайне плохо. Это можно было бы исправить при помощи бирж, которые собственно и исправляют асимметрию рынка. Мы вот думаем – а не сделать ли нам на проекте «Что делать» еще и биржу для поставщиков и покупателей СИЗ. Это непросто и потребуются заметные финансовые ресурсы, чтобы оплатить работу разработчиков, но, как кажется, это может сильно помочь беде. 

Если бы вы описывали ситуацию своему зарубежному коллеге — что у нас вообще сейчас происходит в медицине Петербурга из-за пандемии?

В Петербурге, к сожалению, допустили достаточно много непродуманных шагов. Это и выбор стационаров для приема пациентов с коронавирусом, и то, каким образом их «превращают» в ковидные, и реакции властей на обращения врачей. У меня, честно говоря, масса вопросов – к организации процесса, к внутренним и внешним коммуникациям, к отношениям внутри медицинского сообщества. Если бы меня попросили оценить работу петербургского комитета по здравоохранению, я бы поставил им «неуд». Можно работать как-то более по-человечески, мне кажется.

Мы читаем жуткие новости с жалобами врачей, потом выходим на улицу и видим плакаты о их героизме. У вас не возникает когнитивного диссонанса?

Врачи — действительно герои, которые работают сейчас в сложных условиях. При этом ужасно хочется, чтобы когда это все закончится, об их проблемах не забыли. И все осталось не только на выцветших плакатах. Но знаете, какой финал окончания пандемии я вангую? Тезис будет такой — мы справились лучше всех стран, у нас самая великая медицина. Поэтому нам и не надо ничего делать, просто давайте прославим врачей, выберем из них пару-тройку для героических образов в массовой культуре — такие новые Стахановы. Думаю, все будет именно так. Но никто не будет проводить анализ ошибок. Победителей не судят, а победителями мы сами себя легко назначим.

Получается, при очередной эпидемии такого масштаба мы вернемся к тем же самым проблемам?

Судя по всему да. Остается надеяться, что следующая будет лишь через лет 30-40 — примерно с такой периодичность они и случаются. Может быть, чему-то и в медицинском менеджменте научимся за это время — например, нормально разговаривать друг с другом.  

Интервью: Катерина Резникова

Фото: Александр Огурцов.

* ресурс Meta Platforms Inc. — организации, деятельность которой запрещена в РФ