Гавриил Лубнин

Гавриил Лубнин стал известным в середине 1990-х годов, после выхода серии юмористических рисунков. Этот образец самиздата, отпечатанный на оберточной бумаге, сделал его культовым художником. 

– Картинкам из серии «Мужик собаку растил…» уже несколько лет, но популярности они не теряют. Думали ли вы, что они могут стать фольклором?

– Нет, не думал. Я уже и забыл про них совсем. Было удивительно, что они где-то всплывают. Хотя случались и неприятные публикации. Как-то раз мы даже позвонили в одну газету, кроме разной порнухи они печатали рисунки под рубрикой «Чернушки от Лубнина». Они нам сказали такую замечательную фразу: «Гаврила Лубнин давно умер. В Париже или в Нью-Йорке». Пришлось с ними поругаться. Они показали верстки за год, выплатили все деньги, и больше «чернушек» не было. Мои картинки не черные в общем-то, они веселые, и люди, у которых есть чувство юмора, по-моему, совершенно адекватно к ним относятся. Уже издана новая серия «Свинец и вата», вышел альбом графики.

– Как сложился ваш «наивный» стиль?

– У меня не бывает дня без рисунка, так уж с детства повелось. В школе меня просили делать стенгазеты. Непристойности рисовал, обнаженку. Потом, конечно, меня за это ругали, если попадался. Но я делаю и серьезные рисунки. Просто, бывает, пойдет такая серия, потом пойдет другая. Над одними работами дольше корпишь, другие быстро получаются. Некоторые летят в печь, и таких большинство. А стиль – он, наверное, сам собой организуется, постепенно.

– Никогда не возникало желания создать что-нибудь монументальное?

– Монументальным творчеством я занимался в армии. Перекрашивал больших шестипалых солдат с ружьями. Танки, Ленины и так далее. Потом я много переезжал, менял мастерские. Но везде были такие небольшие помещения, где заниматься воплощением больших форм невозможно. А на природе, в Деревне художников в Шувалово-Озерках, мы с друзьями строили большие объекты. Однажды я поставил ветряк с палитрой и гитарами. Другие художники строили плоты.

– Может ли художник существовать в рамках различных товариществ и некоммерческих организаций? Или востребованность необходима?

– Когда-то я пытался вступить в Союз художников. Маститые художники дали мне рекомендации: как полагается, и живописец, и скульптор. И мать с отцом говорили: «Тебе надо вступать». Ну я приволок тридцать пять работ. Народу в тот день было человек триста.

А я пришел как бы с улицы. Меня спрашивают: «Откуда вы, зачем?». Я отвечаю: «Да вот, я с рекомендациями, по совету друзей». Они говорят: «Мы вас не видели, вы здесь у нас в Союзе, мол, не толчетесь, мало где появляетесь, с нами не тусовались… Но продолжайте, продолжайте, нам понравилось». Ну я и унес работы. Потом я вступал в Независимый союз художников. Там была маленькая вступительная выставка. А потом перестал туда ходить. Я делаю выставки, но редко; иногда участвую в коллективных проектах.

– Расскажите о своей последней выставке.

– Сейчас в «Чаплине» у меня выставка работ по сказкам Чуковского. В детстве я с удовольствием читал его стихи и однажды, исходя исключительно из детских воспоминаний, сделал четырнадцать иллюстраций – живопись по металлу. Они похожи на толстые книжки: металл набит на доски. Чудо-дерево я нарисовал почему-то с булками, потом друзья говорили мне: «Да ты что? Там должны висеть рубашки, ботинки…». Я давно не перечитывал Корнея Чуковского. Эти деревянные книжки создавались на одном дыхании.

– Рисунки и литературное творчество для вас неразделимы? То, что нельзя сказать рисунком, вы выражаете в словах?

– Но подтверждаю опять рисунком. Если какой-то сюжет заслуживает иллюстрации, я стараюсь запечатлеть, подтвердить его зрительными образами. Иногда я создаю персонажей специально. У меня есть друг, которого я очень люблю, у него потрясающая внешность. Снятый с него персонаж – один из моих талисманов. Он же и герой рассказов. Его зовут Слава.

– Юмор ваших работ очень специфический, вы любите людей?

– Ну я не со зла смеюсь, это точно. Сильно любить всех невозможно. У меня в рисунках присутствуют бомжи и алкаши, но не помню, чтобы я над ними издевался или подкалывал их. Мне и самому доставалось от алкоголя. С нищими, бывает, встречаюсь, тоже интересные люди. И они присутствуют в каких-то рисунках, но и это не издевательство. Фигурируют и инвалиды, много посвящено бродягам и всяким инокам, пилигримам, тусовщикам. Я не всем свой, наверное, не всем.

– Что вас может оттолкнуть в человеке?

– Злоба, настырность. Бывает, похвалят, а я чувствую: воруют.