Людвиг

Существуя между Петербургом и всем остальным миром, Людвиг активно продвигает искусство в родном городе. Уже состоялись два проекта с Музеем этнографии, выставка у Марины Гисич, показ нового фильма Евгения Юфита в Доме кино. Стараниями Людвига на Фонтанке скоро откроется клубно-выставочное пространство. 

– Расскажи немного о себе.

– Работаю в области мультимедийных инсталляций, это включает практически все виды существующих искусств. Если говорить о сфере интересов, меня очень увлекает быть свидетелем жизни в различных ее проявлениях, как материальных, так и нематериальных.

– Когда ты оказался в Нью-Йорке, твои ожидания сбылись? Трудно было адаптироваться?

– Первые впечатления от Нью-Йорка были полным обломом. Летающие по улицам газеты и всякий мусор, необлицованные дома, кое-как положенный асфальт. Даже после тогдашних постперестроечных вафель в России, лотков и базаров на улицах это было подставой. Декор столицы мира и сейчас может шокировать своим наплевательством на форму. И это место, где до сих пор делается большая часть современного искусства! У человека, приехавшего из Петербурга, Москвы или Парижа, выросшего в другой городской эстетике и попавшего в кубатуру рыжего, плохо положенного кирпича, в первую очередь возникает вопрос: «В чем тут кайф?». Появляется ощущение, что ты диверсант, заброшенный в тыл врага. В Америке у людей иная логика поступков. Европейцев это раздражает. Все мои знакомые, приехавшие из западных или восточных стран, каждый по-своему пережили период адаптации. После него, если повезет, Манхэттен становится частью тебя. Через два–три года у всех возникает жуткий патриотизм по отношению к этому месту. Людей поганой метлой отсюда не выгонишь, потому что им все здесь начинает нравиться. Это сила, которая дает новый взгляд на окружающий мир.

– Как и на что ты настраиваешься, путешествуя по другим странам, чтобы не чувствовать себя туристом?

– На мой взгляд, важно не привозить в новое место свой старый хлам, свои убеждения. Турист для меня – синоним обывателя, который смотрит на мир глазами потребителя, любящего комфорт. Путешественник, исследователь всегда открыт ветрам, всегда учится. Иногда комфорт можно найти в условиях максимального окружающего дискомфорта – в шторм, например, или среди горных пиков с их солнцем, туманом и нехваткой кислорода. Все это позволяет получить настоящий опыт, а не прокладку, которой являются поездки по книжкам, написанным для туристов.

– Что определило твой выбор стать художником?

– Долгие годы экспериментов привели к пониманию того, что совмещение ранее несовместимых видов деятельности дает наиболее интересный результат. Примером может быть соединение науки и искусства. Сейчас такой синтез все более популярен. Больше всего на меня повлиял испанский художник-практик Бенжамин Санчес Регаладо. Его имени нет в официальных списках художников, но это человек, который повлиял на многих мэтров европейского искусства (таких как Альмодовар, например), работающих в совершенно разных направлениях.

– Как делается искусство в Нью-Йорке?

– Его там делается много, хотя прогрессивное, передовое, конечно, редкость. В большинстве случаев производство искусства поставлено на поток. Но начальный уровень художников там достаточно высок, а внутренняя свобода, которой насквозь пропитан Нью-Йорк, создает богатую почву для талантов. Поэтому здесь живет и работает большое число cool people со всего мира.

– Кто в Америке и России дает деньги на современное искусство?

– В США финансирование всегда было частным. Несмотря на разнообразие фондов, грантов и спонсоров, источников реальных и доступных для начинающих художников практически нет. Это самый дикий и насыщенный конкуренцией рынок в мире. Я очень негативно отношусь к понятию «рынок» применительно к искусству, к попыткам сделать на искусстве деньги. В России есть мизерный процент государственной помощи «классическому» искусству. А представители современного искусства обращаются за поддержкой в коммерческие организации или просто к богатым людям, которым их кто-то порекомендовал. Их помощь – единственное, за счет чего художники выживают. Таких примеров много, но никакой системы пока нет. Все больше людей начинают понимать необходимость развития отечественного искусства. Хочу уточнить: современного! Любые идеи старше пяти лет современными называть нельзя. Именно поэтому мы организуем Фонд современного искусства, которому все желающие участвовать в истории создания независимого современного искусства могут оказать любую помощь.

– Какое место в твоей жизни занимают друзья?

– Если говорить языком Дарвина, они всегда находятся на ступень выше меня.