В марте этого года в Петербурге появился проект #ProjectTheSkin — его основательница Александра Яковчук с помощью Кати IOWA, Ани Семак и других инфлюэнсеров ищет девушек с особенностями кожи, которые не могут принять и полюбить себя. Они участвуют в специальной фотосъемке, где впервые показывают свои шрамы, ожоги и дерматит, — «Собака.ru» записала их откровенные (и порой шокирующие) истории о возникновении рубцов, реакции окружающих и борьбы против стандартов красоты.
Алина
31 год, менеджер по работе с маломобильными группами населения
Веселые игры в детском саду (а точнее сопровождающие их забор и скамейка) оставили память на моем лице — в виде шрамов. Я никогда их не стеснялась, не замазывала, не прятала за челку, делая вид, будто их нет. Еще я — обладательница необычной родинки на шее, прямо в ямке, но она также не доставляет мне никаких неудобств. Единственное — люди часто указывают на нее и задают вопросы, а после операции, которую я перенесла в 2010 году, думают, что это след от трахеостомической трубки в горле.
Тогда, девять лет назад, я вернулась домой из отпуска и через несколько часов почувствовала жуткую боль в груди. Она усиливалась каждую минуту и в какой-то момент пропала, а вместе с ней — и чувствительность тела и ног. В процессе МРТ у меня обнаружили опухоль в спинном мозге и сделали срочную операцию, после которой привезли в палату и положили на сильно провисшую кровать. Поменять ее пообещали утром, когда в больницу придут свободные санитары, а пока я продолжала лежать в «гамаке» с послеоперационной 40-градусной температурой. Придя за мной утром, санитары обнаружили, что мои горячие колени попросту приклеились друг к другу, образовав ожог. Поэтому, помимо шрама длиной в половину позвоночника, я получила ужасные следы, которые — из-за плохого кровотока в моих парализованных ногах — так и не зажили.
Не знаю, почему, но шрамов на спине и на коленях я стесняюсь больше, чем лицевых, больше, чем коляски, на которой передвигаюсь. Тот, что на спине, я видела только в первые дни после снятия швов: попросила сфотографировать и больше никогда не показывать, хотя все вокруг говорили, что шрам красивый, аккуратный и лишь немного «разошелся» в районе лопаток (после операции я простыла и очень сильно кашляла). Когда в этом году я наконец смирилась с его наличием, услышала на одной из процедур от врача: «Как вас плохо зашили, могли бы и постараться!» И все мое смирение тут же ушло обратно! Что касается следов на коленях, то их гораздо сложнее скрывать: приходится носить юбки ниже колен и надевать что-то короткое только на загорелое тело (при темной коже пятна менее заметны).
Во время съемки #ProjectTheSkin я впервые показала все, что так долго прятала. И это не только про дефекты кожи, но и про чувства и эмоции. Саша помогла мне разрушить психологические барьеры и научила наконец принимать себя — наверное, этим летом я даже смогу пополнить гардероб открытыми платьями!
Екатерина
27 лет, инженер по метрологии
Шрамы, которые остались со мной на всю жизнь, я получила в мае 1996 года, накануне своего пятилетия. Мы с мамой ужинали, собирались пить чай, но в какой-то момент я задела эмалированный чайник и опрокинула его со стола на себя. Дальше все как в тумане — видимо, из-за шокового состояния в памяти сохранились лишь обрывки событий: как соседи вызывали скорую помощь, как меня не взяли в травматологию, как пришлось договариваться с реанимацией через родственницу, работавшую в детской городской больнице. В реанимации я провела больше месяца, а после меня перевели в ожоговое отделение: запах горелых костей, изуродованные тела — не самое приятное место в мире. Я всегда думаю, ну где эти люди в обычной жизни? Я училась в двух школах и в двух вузах, сменила четыре рабочих места, трижды переезжала в другие города и ни разу не встретила ни одного человека с ожогами. Только я. Видимо, им приходится прятать свои шрамы или скрываться совсем, чтобы не ощущать на себе недоумевающие взгляды со стороны окружающих.
Мне повезло: в школе меня не обзывали, не давали почувствовать себя «не такой». Но показывать ожоги я все равно не любила: помню, как после восьмого класса радовалась, что мне больше не нужно ходить на физкультуру и переодеваться со всеми в одном помещении. Позже — в подростковом возрасте — у меня появились мысли, что я никому не понравлюсь и что у меня не будет своей семьи. И даже сейчас, когда рядом любящие муж и дочь, мне порой не верится, что кто-то смог полюбить меня настоящую.
Именно семья поддержала мое желание сняться для #ProjectTheSkin: я случайно наткнулась на информацию о проекте и написала Александре в социальных сетях. Хотела поспособствовать формированию у общества некоей «насмотренности»: то, что раньше казалось непривычным и «диким», благодаря тиражированию в интернете и СМИ становится нормальным и даже обыденным. Так пусть люди насмотрятся на разных девушек, а эти девушки — с проблемами, аналогичными моим, — перестанут стесняться своего тела. Ведь несправедливо, что многие не стыдятся своей безграмотности, хамства, дурного поведения и плохих привычек, а мы вынуждены скрывать то, что приобрели не по своему желанию.
Анастасия
35 лет, занимается гончарным искусством и выставками собак
В 2005 году я, 21-летняя студентка, ехала на маршрутке в Университет гражданской авиации. И тут — сильный удар, переворот, темнота и разбивающийся люк, из которого меня достал незнакомый мужчина. Почувствовав на своем лице что-то грязное и липкое, я попросила его о зеркале, но услышала: «Не сейчас, не нужно тебе в него смотреться»
Уже в больнице, куда меня после столкновения маршрутки с легковой машиной отвезла скорая помощь, я узнала о порезах лица, гематоме нижней губы, ушибе головного мозга и внутричерепной гематоме в височной части. Еще одно последствие ДТП — кусочек стекла, который остался в маленьком порезе на щеке — при осмотре не заметили, поэтому ночью я проснулась от абсцесса. Лицо «горело», его левая половина отекла и окрасилась в лилово-фиолетовый цвет — вид был, мягко говоря, ужасающим. Меня срочно отправили в операционную, где я умоляла хирурга не делать большой разрез. Как выяснилось позже, гнойные раны не зашивают, а ставят дренаж: как результат — дырка в щеке и борьба за то, чтобы минимизировать видимость шрама, которая продолжается вот уже 14 лет.
Долгое время я искала врачей-косметологов, которые могли бы визуально приподнять шрам, но так как в 2005 году еще не было ни ботокса, ни гиалуронки, мне закачали биополимерный гель, заполнивший полость раны. Потом были лазерные шлифовки с наращиванием собственных тканей (брали кусочек моей кожи, размножали и пересаживали, чтобы она нарастала сверху шрама и минимизировала впадину), а сейчас я делаю пилинги и закрашиваю его с помощью корректоров.
Принять участие в #ProjectTheSkin меня уговорила подруга. Из-за своего «закостенелого стеснения», неуверенности во внешности и страха увидеть себя на фото без ретуши, сделать это было крайне непросто. Но я благодарна команде за легкость, профессионализм и позитивный настрой, который помог осознать: шрам — это не недостаток, а моя особенность, с которой нужно научиться жить несмотря на внутреннюю борьбу и стандартизацию внешности, которую ведут социальные сети.
Анна
29 лет, фрилансер
В возрасте 13 лет я попала в ДТП, получив перелом плеча и различные кожные повреждения. Вынуждена была носить Аппарат Илизарова — конструкцию из металлических колец и спиц, проходящих через костную ткань. Это обернулось для меня настоящей пыткой: если спицы были закреплены, то кожа и мышцы смещались при любом малейшем движении, вызывая надрыв кожного покрова. Днем было терпимо, а ночью, когда я не могла контролировать свои действия, боль обострялась — я испытывала ее на протяжении целых трех месяцев. Но большим мучением стали шрамы, которые остались со мной на всю жизнь и которые я особенно тяжело воспринимала в подростковом возрасте. Несмотря на то, что я не сталкивалась с буллингом (сверстники лишь интересовались, больно ли трогать шрамы), мне было психологически сложно принять себя. У меня нет ни одной фотографии с открытыми плечами, что уж говорить о том, чтобы сходить, например, в бассейн?
Сейчас, спустя много лет, я чувствую себя намного свободнее: шрамы уже побелели и стали не такими заметными, но сниматься для #ProjectTheSkin мне все равно было немного неловко и боязно. Спасибо организаторам за атмосферу искренности и доброты, которая царила на съемке, — она в очередной раз перевернула мой мир и заставила наконец принять себя такой, какая я есть. Ребята, вы потрясающие!
В создании проекта помогали: фотограф Данил Ярощук, студия визажистов Buro Time, бренд нижнего белья Merci и Studio 212
Чтобы попасть в проект, необходимо отправить фотографии и рассказ о себе на почту ProjectTheSkin@gmail.com
Комментарии (0)