Тоня Углова — автор того самого кота Владислава, одной из главных петербургских игрушек (и сумок!) года. Владислав — первый арт-квадробер и альтернативный сфинкс. Этот оммаж Михаилу Боярскому (в роли кота Матвея!) проживает в домах у семейства Кукояк, фитнес-иконы Анастасии Мироновой, рэперши Tatarka и фигурирует как ценный лот в арт-пространстве флагмана IRNBY. Тоня находит ваши старые детские мягкие игрушки — медвежат, зайчиков, мартышек, кошечек и собачек — и превращает их в милые взрослые кошмары, добавляя им антропоморфные (и максимально недовольные!) лица. Обсудили с Тоней гримасы, депрессию и фрейдистскую концепцию «жуткого».
Знаю, что ты художница и стилист. Давай поговорим про эти две идентичности. Во-первых, как ты связана с миром моды?
Мне просто с ранних лет нравилось модничать, подбирать образы. Я очень любила и до сих пор люблю секонд-хенды, но в моем детстве это была скорее вынужденная мера, чем тренд. Мне нравилось рыться в старых вещах, сочетать их между собой, и таким образом их реанимировать. Где-то в 19 лет я осознала, что мне в целом интересна эта сфера, и стала работать стилистом. Участвовала в творческих съемках, работала с клиентами и даже стилизовала рэпера Кишлака.
Как стилист начал создавать объекты — в том числе игрушки со сложными лицами?
Это вышло спонтанно. Как-то раз мне предложили для съемки сделать реквизит, выступить сет-дизайнером. После этого я начала больше заниматься именно декоративно-прикладной практикой, чем стилизовать. Кстати, первую игрушку, которая вдохновила меня на кастомизацию, я нашла как раз во время подбора образа в секонд-хенде. Я увидела ее, и мне остро захотелось ее кастомизировать.
Ты сразу поняла, что хочешь дать игрушке недовольное антропоморфное лицо? Ты думала об этом? Объясняла сама себе?
Зачастую я работаю скорее интуитивно, но постфактум думаю о том, что сделала. Так было и с игрушками. В тот период, когда я начала создавать их, мне было нехорошо, у меня были депрессивные настроения и мысли. Тогда я училась на экономическом факультете и понимала, что занимаюсь чем-то не тем. Мне захотелось выплеснуть эту темную эмоцию, которая буквально пожирала меня изнутри. И я нашла такой способ. Мне было важно, что весь этот негатив стал мне подвластен через образ и даже через юмор, с которым я подчас отношусь к своим работам. Возможно, это была своего рода терапия.
Вообще, это одна из характеристик эстетики безобразного, о которой писал еще древнегреческий философ Аристотель. Изображение чего-то безобразного в искусстве способно доставлять эстетическое удовольствие через разгрузку отрицательных эмоций. Это похоже на то, что ты говоришь и делаешь. Любишь безобразное?
Мне нравится. Например, я очень люблю фильмы ужасов. Это то, что сформировало меня в детстве. Я любила фильм «Вий» 1967 года, классический советский хоррор по Гоголю. В любом ужасе есть некая тайная история, которую ты можешь приоткрыть для себя. И, конечно, это особый формат развлечения, как катание на американских горках. Естественно, эту эстетику я использую в своем творчестве.
Считаю, что твой главный хит кот Владислав не только реальный упырь, но и альтернативный сфинкс и арт-квадробер, восходящий к русской лубочной традиции.
Владислав разлетается по коллекциям блогеров и арт-коллекционеров с космической скоростью — мы с мамой делаем котов партиями из 5–6 штук, на одну уходит несколько дней. Действительно, кот отсылает к вампиру Владиславу из культового фильма «Реальные упыри», который плохо умел перевоплощаться в животных. А вообще, вампиру в этом фильме 862 года, и он особенно любит пытки. Мне показалось, что такой персонаж отлично впишется в мой бестиарий. А еще мой Владислав чем-то похож на кота Матвея — героя Михаила Боярского в советском фильме «Новогодние приключения Маши и Вити». При этом в первых работах лица для кукол я создавала буквально с натуры — с самой себя. Корчила гримасы и фотографировалась или смотрела на себя в зеркало. Многие знакомые узнали меня в моих игрушках.
Да, сходство с арт-питомцами налицо! Что ты чувствовала, когда тебе говорили, что они похожи на тебя?
Мне не было обидно, потому что я осознанно переносила на их лица свои эмоции. Мне, кстати, нравится, что люди видят совершенно разное в моих игрушках. Кто-то говорит, что они вообще не страшные, а очень даже милые. Кто-то говорит, что это какой-то ужас. Я рада любой реакции, кроме равнодушия.
А какие реакции бывают? Кроме ужаса и умиления.
Очень часто мне прилетает, что кто-то увидел эту игрушку и понял, что она про него. И тогда человек тут же ее покупает. Часто люди ассоциируют себя с эмоцией какой-то определенной игрушки, находят что-то схожее и откликающееся в ней. Мне больше всего такая реакция нравится.
Все твои работы — куклы, которые изначально помещены в игровой детский контекст. Но ты добавляешь им такую деталь, которая делает грань между их одушевленностью и неодушевленностью зыбкой, прямо как в хоррор-фильмах. Вообще, это было описано в эссе Зигмунда Фрейда «Жуткое», где он утверждал, что жуткое — это то, что должно было быть скрытым, но обнаружило себя.
Это правда так! Вообще, когда я только начинала делать свои куклы, мне было очень жутко. Первые работы я даже накрывала на ночь тканью. Я не хотела на них смотреть. Мне было страшно. Но сейчас я не вижу в них ничего жуткого. Жуткое — это то, что происходит внутри нас, когда мы отдаемся темным чувствам. А я стараюсь эти состояния переработать через материал в образе.
Также ты практикуешь зооморфные преображения (Синди Шерман у нас дома!). Я видела тебя и вороной, и свиньей — это арт-квадробинг? Расскажи про эту практику.
Я думаю, это из детства. Я все детство провела за кулисами, так как моя бабушка работала театральным режиссером. Перевоплощения близки мне по духу с самых малых лет. Не так давно бабушка рассказала мне, что в детстве я очень любила переодеваться во всяких животных — задолго до того, как квадроберы стали трендом.
Недавно мне остро захотелось посмотреть на себя с клювом, я сделала костюм вороны, а визажист Леша Радченко помог мне с мейком. Результат я выложила в своем блоге под трек Линды «Ворона». В детстве я очень любила ворон и захотела эту свою любовь как-то выразить. Со свиньей все было примерно так же — от идеи до 6 силиконовых накладок для груди, пятачка от Леши и фотосессии на побережье прошло совсем немного времени. При этом меня больше всего интересует создание пограничных образов — то ли животного, то ли человека.
А что ты чувствуешь, когда перевоплощаешься в ту или иную роль?
Не могу сказать, что я что-то конкретное чувствую. Мне просто нравится эпатаж, нравится делать что-то неожиданное, потому что, возможно, от меня таких вещей не ждут. Я люблю внимание, даже негативное.
Чего нам еще от тебя ждать? Разочарованного слоника? Перекошенную лисичку?
Ждите неудовлетворенного тигра!
Текст: Илья Крончев-Иванов
Фото: Варвара Орлова
Стиль: Карина Крапива
Визаж и волосы: Лия Кибисова
Свет: Даниил Тарасов Skypoint
Комментарии (0)