Что стало с тиарой Ирины Юсуповой и при чем здесь kokoshnik — историк моды Мэган Виртанен проводит экскурсию по выставке Cartier

Махараджи, цари Сиама и при чем здесь Дягилев

Май 1992 года для жителей России был полон и надежд, и страхов, начиналась совершенно новая, другая жизнь. Ельцин год как избран президентом, Ленинград переименовали в Петербург, Михаил Пиотровский возглавил главный музей страны. Невиданное и неслыханное было повсюду. В том числе и в Эрмитаже, где впервые за десятилетия широкая публика смогла любоваться изделиями фирмы Cartier. Интеллигентные дамы замирали перед витриной с аметистовой парюрой, созданной в 1850-е годы, — и немудрено, ведь тогда, в середине XIX века, работы молодого ювелира Луи-Франсуа Картье привлекли самое пристальное внимание императрицы Евгении, задававшей тон всей аристократической Европе. Тридцать лет спустя после той выставки мы вновь придем в Эрмитаж и будем ослеплены теми же аметистами — и не только ими. 

«Ювелир королей, король ювелиров» — такой неофициальный титул к началу ХХ века носил Луи Картье, унаследовавший в 1904 году компанию, основанную его дедом. В том же году дом Cartier стал официальным поставщиком британского королевского двора, а затем утвердился в том же статусе при монархах Испании и Португалии. Книги учета заказов будут полниться экстравагантными фантазиями царей Сиама, колье персидских владык, золотыми зубочистками египетского короля Фарука и «несчетными алмазами пламенными» махараджей. Впрочем, украшения в экзотическом духе были желанны не только для властителей Индии: броши и колье «в индийском стиле» в 1920–30-е годы пользовались популярностью и в Европе. Пожалуй, именно эти предметы можно было бы назвать самыми яркими на выставке в Эрмитаже, хотя с ними борются за внимание посетителей броши и браслет «тутти фрутти». Этот стиль появился в 1936 году благодаря спецзаказу «самой элегантной и самой обсуждаемой женщины Парижа» Дэйзи Феллоуз, пожелавшей нечто вроде ожерелья махараджи Патны, но (без апроприации!) чуть менее этническое.

Возможно, столь уникальные и броские украшения были бы невозможны, если бы в 1909 году Луи Картье не нашел вдохновение в балетах «Русских сезонов» Сергея Дягилева и не решился бы на смелые (с точки зрения того времени!) сочетания цветов. Несколько изделий, сочетающих синие и зеленые камни в подражание занавесу «Шахерезады», в этот раз можно увидеть и в витринах Эрмитажа. По слухам, сам Дягилев предпочитал приобретать в Cartier украшения с сапфирами.

Кокошники, Юсупов и поставщики двора Романовых

Россия была главным бастионом, который фирме предстояло взять в начале XX века — русский двор считался самым блистательным в Европе. Русские князья к тому моменту уже зачастили в парижский бутик на Рю де ля Пэ. Привлекала их новая техника ювелирного дома, получившая название «стиль гирлянды»: в Cartier первыми начали оправлять бриллианты в платину. Прочный металл позволял сделать тончайшую, почти невесомую оправу, при этом выдерживающую крепление намного большего количества драгоценных камней, нежели такая же золотая. Однако Cartier предстояла жесткая конкуренция как с другими французскими ювелирными домами, так и с Фаберже, чьи позиции при русском дворе были непоколебимы. Что ж, гильошированная эмаль и мелкие камнерезные изделия, наподобие выставленного в Эрмитаже парфюмерного флакона, появились как «ответ Фаберже»!

Переломным стал 1907 год, когда при содействии вдовствующей императрицы Марии Федоровны, уже посетившей Cartier в Париже, была организована царская аудиенция в Санкт-Петербурге. Как много иногда может значить какая-то мелочь: императорская чета приобрела только одну булавку, но этого было достаточно как для получения официального статуса поставщиков двора, так и для обретения исключительного веса в глазах аристократии. В Cartier учли и местные особенности: русским клиентам предложили не только колье, кольца и серьги, а также представленные на выставке портсигары и пудреницы с российским гербом, но и украшения, которые правильнее всего было бы назвать «уставными»: тиары определенной формы. Еще при Николае I в число высочайше утвержденных униформ вошло женское придворное платье, к которому полагался головной убор, стилизованный под русский народный. К 1908 году клерки Cartier в Париже уже вписывали в счета непривычное слово kokoshnik, а мастера предпочитали даже не пытаться ломать язык, а просто говорить «русская диадема». Легендарным стал жемчужно-бриллиантовый кокошник, задавший международный тренд, но не менее прекрасен был и другой, специально изготовленный для свадьбы Ирины Романовой с князем Феликсом Юсуповым.

Что стало с «русскими диадемами» Cartier после революции

Увы, диадему внучки Александра III мы сможем увидеть только на фотографиях: после революции ее постигла та же судьба, что и многие другие украшения Cartier, хранившиеся в сейфах русской аристократии. Драгоценности были конфискованы, размонтированы и проданы с аукциона. Вывезти успели немногое, а больше всего повезло великой княгине Марии Павловне, чьи украшения переправил за границу друг-дипломат. Несмотря на перемену судьбы, княгиня осталась преданной клиенткой фирмы, хотя теперь ей чаще приходилось не покупать сокровища у Cartier, а продавать свои запасы им же. Огромные изумруды из коллекции Марии Павловны пролежат в запасниках Cartier более четверти века, чтобы в 1947 превратиться в колье для американской миллионерши Барбары Хаттон. Сама Хаттон предпочитала всем рассказывать, что изумруды некогда принадлежали Екатерине II.

Конечно же, рассказ не будет полным без упоминания часов, а их в Эрмитаже выставлено множество. Знаменитые «загадочные часы» с прозрачным циферблатом, изящные настольные часы, и, конечно же, бриллиантовые наручные. Трудно сказать, что больше послужило славе Cartier в XX веке: уникальные украшения или все же часы. Проверены временем и модель Santos 1904 года, модель Tonneau 1906-го, которую предпочитал Игорь Стравинский, отделанные ониксом и бриллиантами часы 1914 года, ставшие предтечей знакового для ювелирного дома мотива «пантера», появившегося в 1949 году по заказу герцогини Виндзорской, часы Tank 1919, изначально подарок для генерала Першинга, или водонепроницаемые Pasha 1943 года, предназначенные для паши Марракеша.

Мы увидим на выставке и предметы религиозного назначения, и патриотические триколоры, и многое другое, что можно было бы определить словом «наследие». Именно в идее наследия и заключается главная изюминка, ведь представлено не только наследие из архивов Cartier, но и пять исторических предметов X–XIX веков из собрания Эрмитажа, отреставрированные благодаря содействию ювелирного дома. Именно вокруг них и построена идея экспозиции: индийская ароматница обрамлена сокровищами, достойными махараджей, кабинетные часы перекликаются с изделиями XX века, драгоценный ларец словно ждет, что его наполнят. Зримые блага ювелирного искусства в сочетании с незримым, но от того не менее ценным благом наследования традиции — таков девиз сотрудничества Cartier и Эрмитажа. И мы его, разумеется, всесторонне разделяем.

Государственный Эрмитаж,
Зимний дворец, до 18 апреля

Фото: А. В. Теребенин, А. М. Кокшаров, Государственный Эрмитаж, 2021, архивы пресс-служб