Изабель Юппер: «Быть женщиной означает быть сильной»

8 и 9 сентября в Москве, а 10 сентября в театре «Балтийский дом» в Петербурге вы покажете моноспектакль «Любовник». Что это за постановка?

Спектакль «Любовник» основан на знаменитом романе Маргерит Дюрас, получившем Гонкуровскую премию. Его, кстати, в 1992-м экранизировал Жан-Жак Анно. Это отчасти биографическая история любви очень юной девушки и богатого китайского мужчины, который намного старше ее. Дюрас – действительно замечательная писательница, она прекрасно передает человеческую (особенно, женскую) природу, борьбу, а также интимно-сокровенную сторону чувств. Она очень точно описывает девичий опыт – как героиня познает, что такое любовь, страсть и желание. У нее получается универсальная, но при этом невероятно личная история.

Главная героиня «Любовника» осознает, каково быть женщиной, но роман при всей его откровенности был издан в 1984 году. А сейчас что это означает?

Сейчас быть женщиной – это быть сильной и бороться, чтобы равенство с мужчинами во всех сферах стало очевидным и естественным. И многие замечательные люди сражаются за это. Ведь еще так много стран в мире, где с женщинами ужасно обращаются. Я сейчас говорю не только о кинематографе, к которому, конечно, это все тоже относится. В сложных экономических ситуациях, в случае войн женщины – первые жертвы. 

Но вот в фильме «Она» Верхувена, где вы блестяще сыграли, режиссер среди прочего иронизирует над тем, что мы живем в мире победившего феминизма. Женщины уже управляют миром?

О, пока нет! Не думаю, что это так. До сих пор во множестве вопросов женщины ущемлены – например, получают меньше, чем мужчины, выполняя ту же работу. Есть множество областей, в которых предстоит что-то сделать. Мы по-прежнему живем в мужском мире. Иначе нам не нужно было бы столько бороться, чтобы улучшить ситуацию.

Кстати, еще про картину «Она» – Пол Верхувен после съемок сказал, что вы абсолютно бесстрашная актриса. Артисты в Европе и Франции более свободны, чем, скажем, в США?

Да, знаю, что существует такое мнение. Но на самом деле это сложный вопрос. Возможно, во Франции и Европе мы меньше боимся участвовать в неоднозначных проектах. Хотя иногда эта двусмысленность может быть опасной, потому что ты никогда не знаешь, какой окажется реакция людей. Мне нравится сбивать зрителей с толку, заставлять их размышлять. Возможно, это относится и ко многим актрисам во Франции, но обобщать я бы все же не стала.

Сейчас во всем мире время расцвета стриминг-сервисов. Насколько знаю, у вашей семьи есть два кинотеатра в Париже. Как вам кажется, не перестанут ли люди ходить в кино, если практически все можно увидеть дома?

Надо быть слепцом, чтобы отрицать, что времена изменились. Но в наших кинотеатрах мы показываем классические картины. К тому же множество людей по-прежнему хотят видеть фильмы на большом экране. Я не настроена пессимистично, несмотря на появления новых медиа. Мир же не может перестать развиваться! При этом возникновение кино не отменило того, что люди ходят в театр, и он все также популярен. Думаю, что на веку моих детей этот бизнес будет на плаву.

Вы работали с Шабролем, Озоном, Ханеке, опять же Верхувеном. А как вам кажется, должен ли актер подчиняться режиссеру или может советовать, как что-то сделать лучше?

Мне кажется подчиняться и служить – не совсем верное слово. Это же не армия! В этом гораздо больше поэзии, интуитивного. Но если говорить, кто во главе пирамиды, то, конечно, режиссер. Фильм его и ничей больше. Во время съемочного процесса вам может даже нравиться эта власть, что режиссер знает, к чему это все идет и какой должен быть результат. Но речь все-таки не о приказах, что я исполняю. Я чувствую себя свободной. Создавать постановки, фильмы – это коллективный акт. Все – от актеров до технического персонала – важны в равной степени. Так что это маленькая республика. И, надеюсь, демократическая, а не авторитарная. (Улыбается).  

Подбираете ли вы через одежду и какие-то детали (например, красную помаду) ключ к героиням, которых играете?

Да, мне нравится что-то искать своим персонажам. Ведь одежда – это часть социального языка: то, что вы хотите сообщить миру. Конечно, есть костюмеры, но я люблю советоваться – например, высокие каблуки или кеды носит моя героиня. Это также коррелирует и с языком тела, который я выбираю для того или иного характера.

А что вписывается в стиль такой героини, как актриса Изабель Юппер?

Мне сложно описать собственный стиль. В том числе поэтому мне нравится быть актрисой – это возможность примерить на себя и разные образы в одежде. Про некоторых людей можно сказать: она ходит в черном или всегда в юбках. Про меня, наверное, нельзя.

Вы бесстрашная актриса, а как человек боитесь чего-то?

И да, и нет. Пожалуй, мне не страшны многие вещи, которые пугают других. Например, я безразлична к тому, что обо мне скажут или подумают.

Как-то вы сказали, что актерство – это просто для вас. Что вы имели в виду?

Я имела в виду то, что сказала. (Улыбается). На самом деле мне не нравится представлять актерскую профессию как нечто невероятно сложное, говорить о трудностях. Конечно, это не просто, но как и все в этом мире в какой-то мере. Вообще, в театре, наверное, мне чуть сложнее – он опаснее, больше вовлекает эмоционально, когда множество людей смотрят на тебя. В фильмах же самое непростое – понять, что ты хочешь в этом участвовать и как именно будет устроен твой персонаж. Как только я это знаю, все становится абсолютно естественным для меня. Это не крутая гора, на которую нужно взбираться, а прекрасная равнина.

Если в театре сложнее, вы его больше любите, чем кино?

Мне нравится и то, и то. Это больше про экстраординарную связь, которая у тебя есть с режиссером. Но когда ты произносишь монологи на сцене, то создаешь миры – просто через несколько слов. Это как когда читаешь книги – а я все время читаю – в голове рождаются образы, персонажи, вселенные.  

Вы сказали, что театр больше эмоционально вовлекает, так как на вас смотрят множество людей. В недавней постановке Роберта Уилсона «Mary said what she said» в начале спектакля ситуация обратная: вы видите всех зрителей, а они лишь ваш силуэт.

Мне очень нравится это начало! Да, это устроено так: я вижу каждого, а люди не знают лицом я стою или спиной, так как свет направлен на зал. Иногда наблюдаю даже слишком много – особенно, когда идентифицирую своих друзей или знакомых. Атмосферу я изучаю первые полчаса, а потом начинаю медленно-медленно двигаться. Зрители при этом не понимают, есть ли движение на самом деле или им кажется. Мне очень нравится играть с этой иллюзией. Это просто гениально! Мне кажется, Уилсон и правда настоящий театральный революционер.

Не могу не задать вам стандартный гастрольный вопрос. Это же не первая ваша поездка в Петербург – планируете ли что-то успеть посмотреть? Может, Эрмитаж?

Мне бы очень хотелось! Я несколько раз была в Эрмитаже, даже как-то провела отпуск в Петербурге, но буду вынуждена сразу после спектакля улететь в Торонто представлять картину «Фрэнки» Айра Сакса. Надеюсь, в следующий раз у меня будет больше времени.