Режиссер Владислав Наставшев: «И мне, и зрителям лень делать что-то дольше, чем час»

Вы уже показали недавно в Каменностровском театре свою программу советских песен о любви в собственной авторской аранжировке. И это была совсем не ностальгическая, а скорее ироничная программа.

В ней была и доля ирония, и доля абсурда — как еще сегодня можно исполнять и воспринимать эти песни?

Теперь вы специально для Петербурга подготовили перформанс на стихи Михаила Кузмина, Александра Блока, Осипа Мандельштама, Бориса Пастернака, Константина Бальмонта, Марины Цветаевой и Иосифа Бродского. Иронии на этот раз, видимо, не будет?

Учитывая тот факт, что стихи будут звучать под электронную музыку в стиле синти-попа на синтезаторах 1980-х, в этом уже есть что-то абсурдистское. Мне кажется, что сегодня эта некогда запрещенная или полузапрещенная поэзия, несмотря на ее нынешнюю доступность, остается непонятой и непрочитанной. И мы с моим соавтором музыкантом и композитором Иваном Лубенниковым решили приблизить ее к современности. У нас разделение труда — я сочинил музыку, а Иван получившиеся песни аранжировал, затеяв целый саунд-дизайн. Я обычно ухожу в тоску, а он всеми силами пытается с ней бороться. Для всех этих поэтов характерна интровертность, направленность вовнутрь себя — это, конечно, вообще свойство поэзии. У Бродского в его Нобелевской лекции говорится, что книга оперирует к каждому человеку в отдельности, и в этом ее отличие от пропаганды. Мы постарались убрать лирическое придыхание и славянскую душевность, характерные для традиционного чтения стихов со сцены. Нам с Иваном было интересно, положив уже классические тексты на электронную музыку, попробовать не мешать их восприятию – чтобы молодые люди, никогда не открывавшие книги этих поэтов, все-таки пришли их послушать. 

Какова продолжительность перформанса?

Примерно час.

Столько же длилась и ваша программа «Я говорю, что люблю тебя». На мой взгляд, это идеальный для восприятия формат — и по хронометражу, и по отсутствию каких-бы то ни было подводок к песням. Почему вы его выбираете?

Лень. И мне, и зрителям лень делать что-то дольше, чем час. Я скромный человек, не считаю нужным обременять людей рассуждениями и привлекать излишнее внимание к своей персоне. Если уж собрался петь, надо петь, а не рассказывать о собственных переживаниях по этому поводу в промежутках между песнями. Тем более, что в таких случаях авторы обычно говорят какие-то глупости.

После Петербурга будете показывать перформанс в Москве и Риге?

Да, в Риге латыши ходят на мои концерты, даже не всегда понимая русский язык. Там я все-таки публичный человек, ставил в Новом Рижском, в Национальном театре. В Москве, после того как я выпустил четыре спектакля в «Гоголь-центре», меня, к моему удивлению, тоже знают и даже следят за мной. Как-то я встретил Чулпан Хаматову, и выяснилось, что она в курсе того, как обстояли у меня дела с постановкой спектакля в Таллине. 

Кирилл Серебренников ставил свой спектакль в Риге, так вы и познакомились?

Да, он сходил на мою «Митину любовь», дал мне хорошие советы и я им последовал. Кирилл — мой ментор в смысле режиссуры, я многому у него научился. Прошло некоторое время после нашей встречи, он пришел в «Гоголь-центр» и пригласил туда меня. Москва всегда поднимает меня своей энергией, людьми — я приезжаю в нее со своим традиционным сплином, и она меня меняет. 

Вы учились в Петербурге, но до сих пор ничего здесь не ставили.

Петербург — немного закрытый. Я его считал своим, проучившись здесь пять лет в Театральной академии и имея тут много друзей, но затем на долгое время уехал. Когда я появился в городе впервые, он сразу меня принял, но вот все мои последующие попытки что-то поставить в Петербурге успехом не увенчались. Я поступил в Театральную академию к почтенному педагогу Галине Андреевне Барышевой на актерский курс, потом понял, что хотел бы поучиться режиссуре и на третьем курсе перевелся к Льву Абрамовичу Додину, где моими сокурсниками были Елизавета Боярская, Данила Козловский, Дмитрий Волкострелов, Семен Александровский. Поучился у него, и вернулся к Галине Андреевне — то есть диплом у меня актерский. Закончил Академию в 2004 году, а режиссуре учился в Англии в Централ Сент-Мартинз колледже — там есть театральное отделение. Хорошо было после Петербурга, с его очень академическим образованием, оказаться в Лондоне – здесь все-таки иногда возникало чувство придавленности авторитетами.

Ваш перформанс называется «Сад, где прыгают гимнасты» по строчке из стихотворения «Нездешние вечера» Михаила Кузмина. Вы множество раз обращались к его творчеству. А как вы его воспринимаете – как гениального, но недооцененного поэта?

В его стихах часто вроде бы банальность на банальности, но вдруг возникает какая-то строчка, которая все переворачивает — как вот эта строчка в «Нездешних вечерах». Я не отделяю поэта от его личности. Читаю дневники Кузмина, и возникает странное ощущение, что могу ему позвонить. Однажды у меня даже появилось ощущение некой миссии — чувство, что я должен вернуть его поэзию в наше время. 

Дирижер Евгений Федорович Светланов как-то совершенно серьезно признался, что он – реинкарнация композитора Милия Алексеевича Балакирева. Вы верите в то, что поэт Михаил Кузмин мог выбрать вас для своей новой жизни?

Да, в какой-то момент у меня возникло такое ощущение. Нам всем ставили в Театральной академии оперные голоса, вместо того, чтобы подвигать студентов на поиски собственной манеры. Я стал читать его стихи и открыл для себе пение — с поразительной легкостью сочиняются песни на стихотворения Кузмина. И вот они как раз совсем не интровертные, направлены вовне, в них есть ирония, юмор, жизнь, рисовка. Умер он в нищете, так жалко его. Господи, как это страшно не попасть в свое время или пережить свое время! В «Гоголь-центре» я поставил спектакль «Кузмин. Форель разбивает лед», выпустил программу песен на его стихи. И не раз мысленно говорил, адресуясь к нему: «Спасибо, что даете заработать».

Текст: Виталий Котов