Андрей Могучий: «Мне интереснее говорить с подростками, потому что они будут формировать наше будущее»

Художественный руководитель БДТ поставил два первых эпизода театрального сериала «Три толстяка» — хеппенинг-антиутопия, скай-фай-цирк, 3D-комикс и чистый восторг.

Недавняя премьера БДТ имени Товстоногова, спектакль «Три толстяка» — больше чем спектакль. Настоящий блокбастер: зимой и весной уже вышло два эпизода спектакля по мотивам произведения Юрия Олеши — «Восстание» и «Железное сердце». В конце года ожидается завершающий эпизод. Но все, что происходит сейчас в театре, было бы невозможно без того, что случилось пять лет назад, когда Андрей Могучий был только назначен его художественным руководителем. Сегодня БДТ — другой театр. Современный, динамичный репертуар, полные залы, «Золотые маски», «Софиты», насколько я знаю, обширные международные планы. Как тебе за такой короткий срок удалось столько успеть? Как ты оцениваешь эти годы в контексте своей художественной карьеры, судьбы?

Судьба — ключевое слово в твоем вопросе. Во всем этом есть какой-то фатализм. Тридцать шесть лет назад я стоял вместе с отцом в кабинете Дины Морисовны Шварц (легендарный завлит БДТ во времена Георгия Товстоногова. — Прим. ред.)…

Здесь, в БДТ?!

Здесь, в БДТ. Ну, надо сказать, что я тогда еще не имел никаких таких намерений связывать свою судьбу с театром. Я был дипломником радиотехнического факультета Ленинградского института авиа-, ныне аэрокосмического приборостроения. При этом, в общем, я уже понимал, что инженером мне не быть.

А как ты оказался в кабинете Дины Морисовны?

Отец работал в Институте эпидемиологии и микробиологии имени Пастера и отвечал в нем за организацию так называемых Актовых дней, которые проходили в БДТ, и поэтому какие-то проблемы все время решал в театре.

А что такое Актовый день?

Ну, что-то типа конференции. Выступали сначала академики, профессора, директор института Пастера Тамаз Перадзе, который дружил с Товстоноговым, а потом все смотрели какой-нибудь премьерный спектакль БДТ. И меня родители с собой брали. Таким образом я все тогда и пересмотрел в БДТ.

И что Шварц?

Шварц курила. Маленький кабинет, весь прокуренный. Спросила, какие у меня планы на жизнь, я сдуру ответил, что театр люблю, черт дернул. Она сказала: «Ну, тебе тогда надо к нам, к Гоге». А Товстоногов как раз курс в ЛГИТМиКе набирал. Я согласился: «О, да, конечно!» Ну и пошел в «Кулек» на заочный. Вот, собственно, и все. Теперь я здесь.

Ну, ничего себе. А почему никто не знает этой истории?

Никто не спрашивал.

А почему к Товстоногову не пошел?

Страшно было. Где я, а где Кура (цитата из спектакля Товстоногова «Ханума». — Прим. ред.).

А сейчас не страшно?

Сейчас меньше… Хотя… Это же не просто театр. Олимп. Здесь жили боги. Здесь ты все время под прицелом, под наблюдением. Все имеют мнение, знают, как ты должен жить и поступать. Школа жизни. Это я на какой вопрос-то отвечаю?

Про судьбу. Давай все-таки вернемся на пять лет назад.

Давай.

Как все начиналось?

Начиналось со стройки. Или, как это официально звучало, реставрацииреконструкцииитехническогоперевооружениябольшогодраматического-театраименигеоргияалександровичатовстоногова. Для меня это одно такое огромное слово.

Можешь еще повторить?

Могу, но не буду. Это был первый эпизод, вернее, исходное событие, если переходить на профессиональный сленг, в длинной пьесе под названием «БДТ», за которую я взялся пять лет назад. Давай все-таки повторю. Реконструкция, реставрация и техническое перевооружение. Лучше не скажешь. Удивительно даже, как точен бывает бюрократический язык. Каждое слово в цель. Давай мы эту пьесу так и назовем: «БДТ. Реконструкция. Реставрация. Техническое перевооружение». Эти слова, по сути, определили и жанр этой пьесы, и дальнейший ход событий.

И что это за жанр?

В отличие от пьесы, которая пишется дома в мечтах, в уединении, эта пьеса писалась и пишется «с колес». Еще шли эти строительные битвы, а мы уже репетировали первый спектакль.

«Алису»?

Да, «Алису». Спектакль начали делать без написанного текста, была только тема, идея и все. Текст пьесы, сценография, костюмы — все сочинялось в процессе репетиций. За месяц до сбора труппы, в начале моего первого сезона в БДТ, сезона 2013/2014 годов, я вдруг понял, что на фоне стресса, перемен и объема немыслимых и абсолютно новых для меня строительных, юридических, финансовых и… не буду говорить, каких еще проблем я упустил самое главное: что я буду репетировать? Какой первый спектакль буду делать в БДТ?

Ужас.

Не то слово. Искать пьесу, соответствующую моменту, мне, ансамблю театра и т. д. и т. п. времени уже не хватало, а сочинить шанс был. И тогда возникла история с «Алисой» — я пошел к Алисе Бруновне Фрейндлих и предложил делать этот спектакль без пьесы, она, к моему удивлению и счастью, согласилась. И не просто согласилась, а сразу же подкинула несколько тем, историй для текста. Художник Маша Трегубова, которая потом делала у нас еще и «БДТ. Возвращение» — открытие театра после ремонта, сочинила декорации к «Алисе». К декабрю спектакль был готов. Это было очень важным и знаковым для меня событием: в 2014 году спектакль был назван лучшим на «Софите», Фрейндлих признана лучшей актрисой года, а Геннадий Петрович Богачев получил «Золотую маску» за роль второго плана. Стало чуть легче.

Потом было открытие основного здания на Фонтанке. И первый спектакль на главной сцене. «Что делать» Чернышевского.

Спектакль о «новых людях». Мы и были этими «новыми людьми». Мы — это все, кого я привел с собой в БДТ. Наивными, неопытными, полными иллюзий и надежд, которые думают, что знают «что делать». К тому времени в театре появились стажеры, которых мы набрали летом буквально перед открытием театра в сентябре 2014-го, — они тоже были «новыми людьми». Если в «Алисе» играли корифеи, то в «Что делать» я сделал ставку на молодежь, из которых многие впервые вышли на легендарную сцену.

Это же большой риск.

Ты прямо цитируешь спектакль. Там есть такая реплика у священника, в сцене подпольного венчания Лопухова и Веры Павловны. «Да, риск. Но все же рискнем», — отвечает ему Лопухов. Риск был необходим и оправдан. Меня даже, как это ни странно, не так волновал успех первого спектакля. Скорее, было важно найти какую-то, ну, назовем это так, мистическую ноту, камертон художественной стратегии. Я понимал, что и выбор материала, и сценическое решение (а мы практически переконфигурировали зрительный зал, установив туда огромный амфитеатр, доходящий до третьего яруса), многих будет раздражать, может вызвать негодование. Но, повторюсь, меня это не то что не заботило, конечно, в природе театра всегда живет бацилла признания и успеха. Но тогда все это как будто ушло на второй план, а на первый вышли иные, не менее, а возможно, и более ценные вещи, чем успех. Роман «Что делать» показался мне абсолютно точным текстом для решения этих задач. Пьесу, кстати, написали тоже «новые люди» — Дмитрий Юшков и Александр Артемов. Спектакль с тех пор изменился, вырос, стал взрослым и в конце концов успешным. У него своя публика. Зал всегда полный. Да и «новые люди» окрепли. Так получилось, конечно, еще и потому, что стабильность спектаклю дают представители «старого мира» — так обозначены в программке персонажи, которых играют высочайшего уровня профессионалы Ируте Венгалите, Георгий Штиль, Андрей Шарков, Аграфена Петровская, Сергей Лосев, Евгений Чудаков. И конечно же, Верочка, Вера Павловна — эту роль виртуозно исполняет Нина Александрова.

Логика подсказывает, что «Пьяные», «Человек», Zholdak Dreams — непривычные для такого театра, как БДТ, спектакли — были частью художественной программы по перезагрузке театра. Первым этапом. Это так?

Первым действием. Мы же говорим о пьесе.

Да, конечно. Пьеса «БДТ. Реконструкция. Реставрация. Техническое перевооружение».

Да, можно так определить. Первое действие «Реконструкция». Контракт у меня был заключен с министерством на три года. Никто не знал, как дело повернется. Надо было успевать хоть с первым действием.

И это, очевидно, получилось. Все эти спектакли попали на «Золотую маску» в 2016 году в семнадцати, кажется, номинациях. И все как лучший спектакль большой формы в драме — главной номинации. Я не припомню в истории национальной театральной премии, чтобы были номинированы сразу три спектакля одного театра.

Было приятно. На самом деле, конечно, «Пьяные» выполняли уже следующую задачу. Нужен был умный, не в угоду публике, но смешной текст. И тут в помощь был Ваня Вырыпаев, спасибо ему большое. Это, на мой взгляд, один из лучших, если не лучший текст современной драматургии. Ну и, конечно, актеры. Маша Игнатова, Лена Попова, Толя Петров, Дима Воробьев, Валерий Дегтярь, Василий Реутов… слушай, я сейчас всех начну перечислять…

Давай, перечисляй, сократим где-нибудь в другом месте потом, если что…

Не забыть бы кого. Это я «зубров» перечислил. Молодежь: Варя Павлова, Карина Разумовская, Юля Дейнега, Ульяна Фомичева, Женя Славский, Руслан Барабанов. Совсем молодежь, стажеры еще вчерашние: Витя Княжев, Рустам Насыров, Алена Кучкова. Кажется, все. Это был очень счастливый период. Веселый. И спектакль получился не грустный, хоть и нравоучительный. В это время параллельно «Пьяным» репетировал совершенно замечательный режиссер из Словении Томи Янежич и легендарный уже, можно сказать, культовый Андрий Жолдак. Вот вся эта компания и обеспечила тот заряд молодости и энергии, которые были так необходимы театру. Обеспечила зрительский успех и признание профессионального сообщества. Это был бурный, стрессовый этап. Он завершился в марте-апреле 2016 года, и это совпало с тем, что мы получили две «Золотые маски» за «Пьяных», — и с моим переназначением.

И что потом?

Антракт и второе действие, «Реставрация». Нужно было успокоиться, перейти из зоны ускорения в зону равномерного движения, поставить корабль на крейсерскую скорость. Поэтому возникла классика: Островский, Чехов, Толстой, Андреев. В репертуаре появились «Война и мир» Вити Рыжакова, «Три сестры» Володи Панкова и мои «Гроза» и «Губернатор».

Второе действие закончилось? Теперь «Техническое перевооружение»? Давай вернемся к первому вопросу и поговорим о «Трех толстяках».

Давай.

Недавно в «Инстаграме» появился один из героев спектакля — медведь Мигель, он теперь блогер.

Да, Мигель стал блогером. Мишка-блогер Мигель появился не так давно по собственному желанию, естественно, его никто не заставлял. Он ходит по театру с селфи-палкой. Он одинок и несчастен, он ищет хоть кого-то, кто мог бы составить ему пару. Вообще, если говорить серьезно, он чучело. Одинокое чучело. Выброшенное из жизни существо, которое бродит по этому театру. С селфи-палкой, пытаясь понять, что он, где он и почему он здесь. К нему уже все привыкли. С ним все фотографируются, делают селфи. Он ходит туда, куда несут его ноги. И он заходит в гримерки, ему это позволено. Иногда даже выходит на сцену. И на улицу. Недавно прогулялся по набережной Фонтанки с Верой Мартынов, сценографом нашей «Грозы» и автором выставки и инсталляции к 100-летию Товстоногова.

На самом деле спектакль «Три толстяка» — больше чем спектакль.

И я уже начал замечать, что этот спектакль начинает как-то влиять на действительность. Это довольно странный проект, очень сложный, в том числе и технически…

«Техническое перевооружение».

Вот-вот. Тут, конечно, во многом Саши Шишкина (художник-сценограф, соавтор Андрея Могучего по многим постановкам. — Прим. ред.) заслуга, мы с ним в БДТ четвертый спектакль делаем, и до этого, в других театрах, но чтобы так вот… Звездные войны. Два эпизода уже есть, а сколько впереди — боюсь даже думать. Я подобного, пожалуй, до этого никогда не делал. Были, конечно, и «Кракатук», и «Счастье» (спектакли в Цирке на Фонтанке и Александринском театре. — Прим.ред.), которые мы тоже с Шишкиным делали, но это что-то другое. Он вырастает за рамки сценической коробки. Он начинает создавать свою собственную жизнь и жить ею. Мы только пытаемся догнать этот проект, потому что он гигантский, уникальный. И мы пытаемся угадать принципы и правила его жизни. Так что «техническое перевооружение» я бы понимал как метафору, как некую смену оптики… Посмотрим.

Почему «Три толстяка» позиционируется как спектакль для подростков?

Потому что это спектакль для подростков. Этот спектакль — и лексика, и тексты — рассчитаны на аудиторию возраста 12–18 лет. И мне хочется, чтобы половина или по крайней мере треть зала состояла из зрителей этой возрастной категории. Этот спектакль для людей, которые будут формировать наше будущее. Спектакль для новых людей. Сегодня мне интереснее говорить с ними.

Не про «новых людей», а для новых людей? Для тех, о которых речь идет в спектакле «Что делать»?

Да, конечно.

А в тот момент, когда создавали «Что делать», они были?

Давай мы закончим цитатой из Чернышевского, чтобы я ничего не переврал, я тебе ее перешлю: «Но есть в тебе, публика, некоторая доля людей, — теперь уже довольно значительная доля, — которых я уважаю. С тобою, с огромным большинством, я нагл, — но только с ним, и только с ним я говорил до сих пор. С людьми, о которых я теперь упомянул, я говорил бы скромно, даже робко. Но с ними мне не нужно было бы объясняться. Их мнениями я дорожу, но я вперед знаю, что оно за меня. Добрые и сильные, честные и умеющие, недавно вы начали возникать между нами, но вас уже не мало, и быстро становится все больше. Если бы вы были публика, мне уже не нужно было бы писать; если бы вас еще не было, мне еще не было бы можно писать. Но вы еще не публика, а уже вы есть между публикою, — потому мне еще нужно и уже можно писать». Н. Г. Чернышевский. «Что делать?»

«Собака.ru» благодарит за поддержку партнеров премии «ТОП50 Самые знаменитые люди Петербурга 2018»:

главный универмаг Петербурга ДЛТ,

Испанский Ювелирный Дом TOUS,

Nespresso