Актриса Ольга Антонова: «Я и правда умею очень многое: хоть кран починить, хоть картину повесить»

Автор пьесы сама предложила ее вам в качестве бенефисной — такое не часто бывает. Она необычна по сюжету: в полном соответствии с названием Толстого в ней нет. А есть его супруга и погрязшие в долгах дети — в последние годы жизни Льва Николаевича они борются за доходы от изданий его сочинений. Каково ваше отношение к Софье Андреевне, вашей героине?

Меня поражает ее скромность и «русскость» духа. Это же с ума можно сойти: пять раз переписывать «Войну и мир»! Да что переписывать — рассказать мужу-писателю обо всех знакомых и родственниках, чтобы он воплотил их в своем творчестве. Мне даже кажется, что моя героиня каждый раз что-то добавляла в текст от себя, а Толстой не перечитывал и потому не замечал. Либо Софья была такой поэтичной и убедительной фантазеркой, что ей удавалось создавать большинство женских образов в его романах.

Можно ли назвать это соавторством?

Уверена в этом. Ведь они с мужем говорили на одном языке и мыслили одинаково. И вдохновение к ним приходило от общения друг с другом. Поэтому они и рожали романы совместно, как и детей. А к концу жизни Софья была растеряна и чувствовала себя преданной (Толстой предоставил всем издателям право на бесплатную публикацию своих произведений, поставив под угрозу благополучие семьи. — Прим. ред.). У нее была сильная зависимость от мужа, накопленные обиды, ревность — не только к женщинам, но и к литературе. И она начала вычеркивать из дневников Толстого все, что ранило ее и могло ранить ее детей, пока ее не остановила дочь Александра Львовна. Но я считаю, что никто не вправе осуждать Софью: она имела на это моральное право. Муж должен был с ней посоветоваться, спросить ее разрешения, осознавая, что все написанное им останется в веках: нельзя делать из личного публичное, обнародовать семейные дрязги, тем более что они вскоре вновь перейдут в любовь и дружбу.

Денис Хуснияров в работе идет от вашего понимания образа?

Мне бы хотелось создать образ трагикомический. С Денисом очень интересно разговаривать: он умеет вдохновенно слушать и вдумчиво реагировать. О его режиссерских ходах я не думаю, мне бы дай бог роль выучить к премьере — столько текста у моей Софьи Андреевны! К тому же перед выпуском каждого спектакля и во время первых показов я страшно нервничаю: у меня всегда ощущение, что я падаю в пропасть. И у всех артистов, у всех цехов на выпуске сплошная истерика. Только спектакле на десятом выдыхаю и чувствую, что могу «разоружиться», разбежаться и взлететь.

Это будет уже четвертая ваша работа в «Приюте комедианта» — после спектаклей «Старомодная комедия», «Недосягаемая» и «Пат, или Игра королей»?

Да, я с наслаждением там играю — обожаю камерные театры. В них можно говорить шепотом и каждый твой вздох или движение бровью принимается публикой. А главное — ты среди единомышленников. Это так согревает!

С директором и худруком «Приюта» Виктором Минковым вы знакомы много лет.

Витя — мой самый преданный поклонник и действительно очень верный друг. Он называет меня «тетя Оля», а я его чуть ли не усыновила. Мы познакомились, когда ему было лет десять: он ждал меня вместе с бабушкой на служебном входе после спектакля. И это дитя, дрожа и подпрыгивая от волнения, кричало: «Вот она, самая прекрасная женщина на свете, моя любимая актриса!» Когда я несколько лет назад ушла из Театра комедии, Минков был первым, кто позвонил мне и предложил работу: кучу пьес на выбор.

Уход был сложным и болезненным решением?

Нет, решение было спокойным и осознанным, потому что наш с этим театром поезд уже давно никуда не ехал и рельсы стали ржавыми. Но я была уверена, что уйду — и сразу умру. Я же родилась и выросла как актриса в этом доме на углу Невского и Малой Садовой, прожила и проработала там полвека. Однако когда вышла на улицу и закрыла за собой дверь, я вдохнула полной грудью и подумала: неужели теперь могу делать что хочу и с кем хочу? Ведь мир не ограничивается отдельно взятой «театральной клеткой». И за ее стенами жизнь кипит!

Вашему стилю и умению элегантно одеваться завидовали ленинградские дамы из числа партийной элиты. Говорят, заграничные наряды вам привозил муж, художник и сценограф Игорь Иванов из гастрольных поездок с Кировским (Мариинским) театром?

Это и так, и не так. Муж действительно что-то из одежды привозил мне из-за границы, но его суточные были крошечными, их хватало на одну, максимум на две вещицы. Но я умела даже из совершенно не подходящих друг к другу предметов гардероба составить ироничный ансамбль, подобрать что-то или сделать своими руками.

Вы шили и вязали?

И шила, и вязала, и вышивала. Даже обувь сочиняла себе сама. Например, если туфли или сапоги были остроносыми, как лыжи, то я их обрезала, а потом обрабатывала так, что никто ни о чем не догадывался. Поэтому я и кукол своих сама одеваю и обуваю, и шляпку могу смастерить из чего угодно. (В коллекции Ольги Антоновой несколько сотен кукол и шляп. — Прим. ред.). Не хочу хвастаться, но я и правда умею очень многое: хоть кран починить, хоть картину повесить.