«За человека из приюта часто решают многое, и он к этому привыкает»: сооснователь проекта «Плохой театр» Дмитрий Крестьянкин — о работе с подопечными детских домов

Дима, ты — режиссер, работающий с чувствительными темами. Почему в театре необходимо подсвечивать несовершенства мира?

Все режиссеры работают с чувствительными темами, если честно. Просто какие-то умеют работать с визуальным оформлением, а я не умею. Я просто более бездарный (смеется): у них есть темы и визуал, а у меня только темы. Всегда важно работать с чувствами, чтобы торкало. Зритель в театр идет за ответами, пока режиссеры пытаются поставить вопросы. Когда мы собираемся вместе, то понимаем тщетность попыток. Вместе это легче пережить.

У тебя на днях прошла премьера спектакля «Бэкграунд». Можешь рассказать о проекте?

«Бэкграунд» мы сделали с проектом «Театральный дом». Это совместный проект фонда «Подари мне крылья» и Социально-художественного театра, в котором участвуют ребята из детских домов и приютов. Мы уже много работали с этими ребятами, и они поняли, что могут открыто говорить о своих проблемах и переживаниях, мечтах. Возникла зацикленность на себе, поэтому мы обратились к древнему упражнению «вербатим» и предложили каждому найти взрослого человека, взять у него интервью и сделать для себя монолог. Для меня было важно, что ребята всё делали сами. За человека из приюта часто решают многие вещи, и он к этому привыкает. Иногда это хорошо, иногда плохо. Впервые ребята столкнулись с тем, что только они отвечают за свой текст, — искали героя, разговаривали, расшифровывали, понимали, насколько это тяжело. Получился спектакль о том, что у каждого из нас есть бэкграунд опыта и бэкграунд как фон. Жизненный фон.

И сразу про спектакль «Осколки» в Социально-художественном театре. Почему обязательно стоит на него сходить?

Почему на это стоит сходить? Мне кажется, в театр вообще необязательно ходить. Только если вы испытываете необходимость в эмоциональных потрясениях, веселых или грустных. Мы делали «Осколки» год — по сути, это документальный спектакль с классным визуальным рядом, где ребята из детских домов говорят на серьезные для себя темы. Их истории мы «побили» на отдельные фразы, иногда даже буквы, чтобы получились маленькие осколки, из которых собирается большое-большое полотно. 

Куда вообще театр движется сейчас? Какие новые жанры появляются?

Мне кажется, я ничего про это не знаю. Как говорят, «все было у Симпсонов», а в театре «все было у Мейерхольда». Но Мейерхольд в свою очередь многое подрезал у своих коллег. Ничего нового, все по-старому, но все двигается воодушевленно.

Дима, есть люди, которые для тебя — моральный компас?

Наверное, моральный компас настраивается на тех людей, которых я встречаю. Мальчик Саша, который пришел на наш спектакль «Квадрат» и подарил каждому актеру по киндер-сюрпризу, внутри которого лежало ожерелье из скрепок и ­монетка 93-го года, — это классно. Он мой ориентир. Еще видел случай в поликлинике, как уборщица поставила ведро с грязной водой и тряпкой на рояль, который стоял в холле. И бабушка, которая сидела рядом со мной в очереди, вскрикнула от ужаса. Потому что нельзя на рояль ставить ведро! Это все мои ориентиры.

А лучшее «спасибо» — это что?

Когда Руслан, парень из приюта, после премьеры «Зеркала» шапку подарил мне свою. Когда «Квадрат» сыграли в Туле и люди признавались друг другу в любви. Той любви, в которой не успели в 14 лет признаться, а тут смогли. Когда человек подошел после спектакля и сказал, что «Плохой театр» его спас от петли. Вот в такие моменты понимаешь, зачем ты это делаешь. Исполнить мечту чью-то, например. Однажды семилетний мальчик-зритель на «Квадрате» расплакался в конце, потому что вышли подростки, а не он. Его папа подошел после спектакля и спросил, может ли сын выйти на сцену в будущих спектаклях. Мы сказали — без проблем. Наши продюсеры Настя Задорожная и Ирина Моисеева подобрали специально для него совсем маленьких ребят, чтобы было комфортно. Мальчик вышел и исполнил мечту. И этот спектакль был для него.

Какие планы на грядущее?

У меня дикое количество идей, но большая их часть не радует театры, которые меня зовут к себе. Поэтому, дорогие театры, если вы читаете это, знайте, что у меня море всяких безумных идей. Да, Александринский театр, и для тебя кое-что есть!

Топ-3 твоих самых безумных идей, форвард­нем Фокину!

На третьем месте — «Отелло», где все чернокожие, а главный герой — голубоглазый блондин. Ставить желательно во Франции где-нибудь! На втором — «Колобок», как античная трагедия. Это сразу «Золотая маска», ребята. Колобок — хлеб, ему предначертано быть съеденным, но он идентифицирует себя иначе и бросает вызов судьбе. Убегает, и его жизнь превращается в вечный побег. Как и должно быть в трагедии, в конце, предначертанное сбывается и Колобка съедают. Герой гибнет. Ну и конечно хор в тогах, на сцене не более трех персонажей и все такое. И актуально, и ритуально.

На третьем?

Пьеса про Ленина. Представим, что наука дошла до такого уровня, что появилась возможность воскрешать забальзамированных и сохранившихся хорошо людей. И тогда воскрешают Ленина. Возникает морально-этический вопрос — кто он кому? Какова его роль теперь? Президент как будет выстраивать отношения — с почетом или презрением? Появляются те, кому выгодно, чтобы он устроил новую революцию — неожиданно либералы. И есть те, кто хочет вернуть СССР и диктатуру, — эти его хотят на свои знамена. И, в общем, все борются и интригуют. А Ленин, короче, не хочет этого ничего совсем. У него крах сознания, ведь то, ради чего он жил, не случилось. Мировая революция оказалась невозможной. И его жизнь и смерть не нужны уже никому. И он хочет новую жизнь прожить иначе, хочет огород и козу, писать художественные книги и ходить на рыбалку. Он находится при этом в депрессии и переживает личностные удары от краха его мечт и от того, что все, кого он любил, давно мертвы. Все эти терзания Ленин преодолевает, но давление со стороны настолько большое и соблазны чудовищны, что он кончает жизнь самоубийством. Причем сжигая себя заживо, как тибетский монах или как терминатор во второй части. Чтобы нельзя было его уже воскресить. И пьеса называется «Воистину воскресе». Это пушка. Дарю всем смелым и имеющим время.

В прошлый раз, когда мы встречались на интервью, ты рассказал про свою классную дочку Ию. Как удается совмещать семью с таким большим количеством премьер?

Сейчас я боюсь того, что уделяю семье недостаточно времени. Надеюсь, это временно. Мне повезло, что Настя — моя жена — крутая актриса и, как мы знаем теперь, крутая мама. Она почти не делала перерыва в спектаклях и остается важной частью «Плохого театра», проектов «Не Зря» и «Разговоров» Павловича. При этом Ия всегда окружена маминой заботой и защитой. Как Настя все это успевает — непонятно. Мои премьеры просто меркнут на ее фоне. У меня, если смотреть в сравнении, полно времени.

Помнишь свой первый опыт работы с детьми из детских домов или приютов?

Да, я отлично помню этот момент. Это был проект «Зеркало» с ребятами из приюта «Жизнь» и СХТ. Мы сначала пришли к ним в гости, а потом они уже к нам на репетицию. Было весело: мы дурачились, а спектакль сложился как-то сам, трогательно и исповедально. Мы до сих пор дружим.

Дима, ты петербургский режиссер?

Да, потому что как режиссер я именно здесь что-то начал делать. Но «петербургский режиссер» пафосно звучит. Я из Тулы, мы там пафос не очень. Петербург для меня — это Балабанов и ленинградский рок-клуб, не знаю. Это город, о котором все мечтают и который всех сумасшедших притягивает. Достаточная характеристика, чтобы уехать в него с концами.

Ты лучше работаешь и думаешь по вечерам и ночью. Как тебе с этим?

По ночам мне хорошо сочиняется, пишется и думается. Суета стихает, остаешься наедине с мыслями. Могу продумывать завтрашнюю репетицию или читать историю Северной Кореи. Ночью чего только не бывает.

Как дела у «Плохого театра» сейчас?

«Плохой» сейчас живет гастролями «Квадрата» и «Магды». У нас запланированы Владивосток, Архангельск, Омск, Тюмень, Казань, Воронеж, сейчас с многими другими городами обсуждаем поездки. Еще мы провозгласили лабораторию «Плохого театра», так что если вы режиссер и читаете эти строки — можете нам написать. Расклад такой: денег никаких, перспектив тоже, подробности при личном контакте. А если говорить про постановки, то пока не буду раскрывать, что именно мы будем делать. Скажу, а потом не сделаю, и все скажут, что я трепло.

Твой любимый вопрос?

«Что послушать?» Друзья, чтобы не унывать в непростые времена, надо обязательно с утра заряжать панкуху. Желательно тульскую, хардкорную. Очень советую The Bojarski. Они, кстати, часто в Питер приезжают.

Текст: Алина Исмаилова

Фото: Даниил Ярощук

Стиль: Дарья Пашина

Ассистент стилиста: Олег Ульянов, Максим Лященко

Свет: Антон Попов Skypoint