Генменеджер оркестра Курентзиса Марк де Мони: «Дом радио не может быть глухим — он должен собирать, вибрировать и транслировать»

В сентябре в Капелле состоялся первый концерт musicAeterna в статусе петербургских резидентов. Какие у тебя ожидания от вашего пребывания здесь?

Радостные, преисполненные надежд. Я снова ощущаю ту любовь, которую всегда испытывал к этому городу. Это напоминает возвращение блудного сына.

Я знаю, что и ты, и Теодор очень привязаны к Петербургу. И не понимаю недоверия некоторых деятелей культуры к вашему переезду в Дом радио. Поразили разговоры про разбазаривание архива Ленинградского радио: неужели Курентзис, который так тонко чувствует Ленинградскую симфонию Шостаковича, может быть неосмотрительным в этом отношении?

Меня тоже, честно говоря, поразила такая реакция, хотя и не удивила. Нам не привыкать: нечто подобное происходило в Перми, когда мы туда приехали. Нам понадобилось года три-четыре, чтобы стать «своими» для этого города. В Дом радио мы приезжали с репетициями перед нашими концертами в Петербурге еще в прошлом и позапрошлом году. Сейчас, благодаря поддержке собственников Дома радио, мы будем приводить здание в порядок, а положительные изменения, которые происходят, очевидны всякому объективно настроенному человеку. К созданию идеальной для записи и репетиций акустики в Первой студии Дома радио мы привлекли крупнейшего специалиста Экхардта Кахле. У кого, как ни у нас, может быть бережное отношение к исторической значимости этого места? Все творчество, весь инстинкт Курентзиса как артиста направлены в русло крайне уважительного отношения к историческому контексту, к истокам. И мы очень благодарны владельцам Дома радио за предоставленную нам возможность быть в этом уникальном месте, и, безусловно, сделаем все, чтобы оправдать оказанное нам доверие.

Дом радио должен иметь свой выдающийся оркестр, как их имеют Баварское радио или Радио Франс — это так естественно. Он уже стал репетиционной базой для musicAeterna, а есть ли у вас планы по созданию нового культурного кластера на его основе? Мне кажется, что вы с вашей энергией и фантазией можете сделать новую сильнейшую музыкальную доминанту в городе, где они десятилетиями не меняются — Мариинский театр, Филармония. Возникает возможность появления нового центра притяжения в Петербурге. 

Ты уже сам все сказал. Мы беремся сделать доступным для людей это место, которое в последние годы оставалось глухой локацией. А между тем Дом радио не может быть глухим — он должен собирать, вибрировать и транслировать.  И с нашим участием он станет таким местом – это касается в том числе и архива Ленинградского радио, сокровища, которое должно звучать (в том числе 120 тысяч записей концертов — десятки выступлений оркестра Филармонии под руководством Евгения Мравинского, а среди 35 тысяч записей спектаклей — лучшие постановки Георгия Товстоногова и Николая Акимова. — Прим. ред.). И мы надеемся, что нам разрешат использовать его в программах радиостанции, которую мы создадим на базе Дома радио. На ней будет транслироваться не только классическая музыка, но и радиопьесы, старые записи — это будет сочетание современного вещания с архивным. Мы приглашаем к участию в Доме радио потрясающих артистов и художников в качестве кураторов разных направлений работы. Думаю, что жизнь здесь будет бить ключом. Обо всех наших планах мы подробно расскажем на презентации в конце октября. Мы хотим собрать всех прогрессивных людей, которые хотят чего-то делать, у которых сегодня нет крыши, чтобы этим заниматься. 

Ну вот один перед тобой сидит, у меня нет крыши в Петербурге.  

Теперь есть. 

На вашем концерте в Каппеле слушателям предлагалось положить свои мобильные телефоны в ячейки  камеры хранения — почему? 

Это новая политика, которую мы осознанно хотим внедрить, и надеемся, что она получит распространение. Теодор настроен очень радикально, но только его максимализм и бескомпромиссность и позволяют чего-то добиться. Я помню, как в Перми он решил воевать с парковкой перед зданием театра, существовавшей десятилетиями и закрывавшей подход к зданию. Все говорили, что в городе наступит транспортный коллапс, а Теодор отвечал: «Какая ерунда, конечно, это возможно, просто уберите машины». Он добился своего: на этом месте уже несколько лет чудесный сквер, в котором гуляют родители с детьми, и никто не может себе представить, как там можно было устроить парковку. Здесь он придерживается столь же бескомпромиссного подхода. Объясню его позицию на личном опыте. Я помню, как на Дягилевском фестивале в этом году, во время исполнения потрясающей программы немецкого барокко с византийским песнопением, рядом со мной сидела какая-то деваха, которая весь концерт то строчила в Instagram в телефоне, то чатилась в планшете. Или на «Реквиеме» Брамса ухоженная женщина в самом начале сделала селфи, потом весь концерт его ретушировала, а к концу исполнения отправила результат в Instagram  — вот где настоящий реквием. Надо прекратить этот массовый психоз, эту реальную болезнь общества. И наше выступление становится лечебницей, чтобы избавиться от этого помешательства. Нужно обучить людей простой схеме: я иду на концерт, буду не доступен. Ведь раньше таких возможностей для связи не было и ничего, все как-то включали смекалку, умели управлять своей жизнью. Слушатели должны оказываться наедине с музыкой хотя бы на время. 

С недавних пор и Валерий Гергиев, и Юрий Темирканов, и вот теперь Владислав Чернушенко дают возможность вашему оркестру выступать в Концертом зале Мариинского театра, Большом зале Филармонии и Капелле. Известна ли вам их реакция на переезд Теодора в Петербург и какова она? 

Это сердечный прием. Они искренне принимают Теодора как коллегу, который давно доказал свою состоятельность как музыкант, показал, что он за бескомпромиссную жизнь в искусстве. Всем понятно, что он переезжает сюда не ради создания конкуренции, а для обогащения и стимулирования музыкальной жизни Петербурга. Надо сказать, что Валерий Гергиев находится в очень теплых отношениях с Теодором, для которого это очень важно — он не хотел ворваться наглостью или силой на эту территорию. Мы предприняли определенные шаги, провели переговоры и пришли сюда как желанные гости. В конце концов, ты же знаешь, что и Гергиев, и Темирканов, и Чернушенко, также как Курентзис — выпускники разных лет одного выдающегося педагога в Консерватории, Ильи Мусина. 

Все музыканты оркестра и хора переехали вместе с вами из Перми? 

Нет, не все — по разным, в основном семейным, причинам, некоторые там остались. Мы устроили  конкурс и набрали новых оркестрантов и хористов. 

Ты генеральный менеджер оркестра musicAeterna. В чем заключаются твои функции?

Вот уже три года назад я уехал из Перми в Париж, где открыл бюро, которое занимается гастрольной деятельностью и всеми международными проектами musicAeterna. Я сейчас сосредоточен прежде всего на западном фронте работы. Тем временем мы находимся в процессе выстраивания структуры, состоящей из нескольких юридических лиц: единое руководство позволит координировать нашу деятельность и в России, и в Европе. Мы сейчас ушли в свободное плавание, стали независимыми и самостоятельными, на данном этапе у нас нет никаких бюджетных субсидий. В начале новой эпохи в Петербурге нас на 100 % финансируют фонд поддержки арт-инноваций «Альма-Матер», ВТБ и Сбербанк.

Я помню, как в 1998 году, 21 год назад, написал письмо тебе, сотруднику Британского совета в Петербурге, с просьбой профинансировать вечер музыки Бриттена в исполнении Антрепризы московского союза музыкантов, которой я тогда руководил. И был, честно говоря, поражен моментальным и очень интеллигентным отказом. 

Разве я тебе в дальнейшем отказывал в поддержке? Это был первый и последний раз. 

Да, а тогда ты мотивированно сообщал, что, к сожалению, бюджет уже сверстан, и ты никак не можешь повлиять на положительное решение. Буквально через несколько недель этот вечер все-таки состоялся и положил начало бриттеновской традиции в Петербурге. А ты в том же году впервые провел фестиваль старинной музыки Earlymusic. Скажи, откуда в тебе такая любовь к России? 

Я унаследовал любовь к России и к российской культуре от папы. А он перенял ее в детстве от белого генерала-эмигранта, который жил по соседству с их домом. Отец выучил русский в совершенстве, был корреспондентом ВВС в Москве в 1960-1970-х годах. А я изучал язык в Кембридже, перед тем как приехать в Петербург на стажировку в Консерваторию в 1992 году.   

Как скрипач?

Как скрипач и вокалист. Я был, как музыкант, дилетантом чистой воды — так им и остался. Ходил вольнослушателем на все уроки по дирижированию Ильи Мусина. Было это, конечно, потрясающе. В середине 1990-х познакомился в его классе с Теодором. Затем я просто захотел остаться в Петербурге и тогдашний директор Британского совета в Петербурге Элизабет Уайт предложила мне работу — одним из первых наших проектов стал фестиваль Earlymusic. Незадолго до твоего обращения ко мне пришел с идеей этого фестиваля Рюша (скрипач Андрей Решетин — Прим.ред.), он не намного опередил тебя. А идея мне была абсолютно понятна, потому что я еще в Кембридже и занимался аутентичным исполнением старинной музыки, очень ее любил. Музыка эта тогда была совершенно не представлена в Петербурге. Первый фестиваль мы провели как проект Британского совета, а затем подтянулись другие культурные институции и спонсоры.

Надо сказать, что вы делали это абсолютно блестяще, я многому, кстати, у вас учился в смысле музыкального продюсирования. 

Сам я нигде этому не учился, разве что на своих ошибках. 

У вас были не только великолепно организованные концерты, но и чудесные стильные вечеринки после них — настоящие afterparty, а не привычные нам попойки. Я очень хорошо помню, как в клубе «Че», после одного из концертов пятого или шестого фестиваля, ты взял в руки скрипку и стал играть джаз. Это было очень элегантно. Потом к тебе присоединился я и многие другие музыканты. Всегда вспоминаю это время как невероятно живое, энергичное и обогатившее нас. 

Не нужно говорить о фестивале в прошлом, потому что Earlymusic существует до сих пор  благодаря Рюше, который совершенно героически все это время его проводит — в этом году уже в 22-й раз. Это как велосипед-тандем, в котором крутят педали двое — я с него сошел, а Андрей продолжает их крутить. Моя заслуга в изначальном импульсе, который был дан, а его – в том его упорстве, с которым он продолжает дело. Фестиваль занял свою нишу и выполняет важную исследовательскую роль в деле изучения и возрождения русской музыки XVIII века. И мне кажется, что именно Еarlymusic создал тот контекст музыкальной жизни России, в которой стало возможным возникновение musicAeterna — фестиваль повлиял на поколения музыкантов, приезжавших на него со всей страны. Ведь musicAeterna был создан в Новосибирске изначально как ансамбль, который играл исключительно барочный репертуар на исторических инструментах с жильными струнами — первой его записью стала опера Перселла «Дидона и Эней», второй — «Реквием» Моцарта. И поэтому вполне закономерным стал мой переход от одного к другому, когда судьба вновь свела нас с Теодором в 2011 году, и он пригласил меня стать генеральным менеджером musicAeterna, который только что перебрался из Новосибирска в Пермь. 

Ваша с Теодором деятельность в Перми достаточно широко известна и конечно вы изменили этот город. Дали ему стиль, величайшую энергию, создали движуху. И это продолжалось восемь лет. Какие три главных достижения за эти годы ты выделил бы? 

У Пермского театра оперы и балета удивительная история – с момента его строительства в конце XIX века на деньги горожан и включая приезд туда труппы эвакуированного Кировского (нынешнего Мариинского) театра в годы войны. И я думаю со временем наша работа в нем будет оценена как одна из лучших страниц в этой истории. А что касается наших достижений в Перми, то я выделил бы первую постановку в этом городе, решенную в стилистике реконструкции XVIII века: оперу Моцарта Cosi fan tutti. Потому, что именно она позволила завоевать сердца нашего зрителя. Кстати, в сентябре мы начали нашу деятельность в Петербурге в качестве местных резидентов тоже с исполнения этой оперы в Капелле. Во-вторых, оперу Дмитрия Курляндского «Носферату», заказанную нами композитору, и поставленную греческим режиссером Теодором Терзопулосом с Аллой Демидовой в качестве чтицы и со сценографией основателя arte povera Яниса Кунелиса . Я горжусь тем, что нам удалось подготовить публику к этому непростому сочинению, отправившись вместе с ней в определенное эстетическое путешествие. И в-третьих, я бы выделил Дягилевский фестиваль как проект. Когда мы начинали его переформатировать, то говорили о своем желании создать  конкурента ведущим фестивалям Европы. В начале это была немножко бравада, а в последние два-три года Дягилевский фестиваль стал, пожалуй, самым интересным и мощным мультижанровым проектом в России, действительно достойным стоять в одном ряду с лучшими европейскими фестивалями. В рамках фестиваля мы смогли показать Перми такие безусловные шедевры музыкального театра как, например, Жанна на Костре Онеггера в постановке Romeo Castellucci. 

А когда вы поняли, что нужно искать новое пристанище, уезжать из Перми? 

Если помнишь, в Перми на берегу Камы установлен арт-объект в виде гигантских букв, образующих фразу «Счастье не за горами». Так вот конец нашей истории в этом городе можно было бы описать фразой Татьяны «А счастье было так возможно, Так близко!» из «Евгения Онегина». Ведь все могло пойти совсем другим путем, и мы бы с удовольствием там остались. Отрадно, что мы все же сохраняем связь с Пермью. Мы сейчас ведем переговоры с Пермским краем о будущем Дягилевского фестиваля, весьма вероятно, что Теодор останется его художественным директором. Дай Бог, следующий фестиваль состоится в июне 2020 года под его началом. Будем считать, что наша история лишний раз доказывает, что в итоге все к лучшему в лучшем из миров. 

Да, ведь публика Зальцбургского фестиваля поняла, откуда приезжают поражающие ее постановки – из Перми. Теодору удалось нанести этот город на культурную карту Европы. 

Мы не постановки везли из Перми в Зальцбург. Фестиваль приглашал, и продолжает приглашать оркестр и хор musicAeterna принять участие в создании постановок там, в Зальцбурге – причем, постановок опер Моцарта. Сам факт, что молодой оркестр из русской провинции приглашают выступать на самом престижном в мире фестивале классической музыки, считая его достойной альтернативой Венскому филармоническому оркестру, говорит о международном признании и статусе коллектива.    

В конце я бы хотел задать несколько блиц-вопросов. Скажи, а кто твои любимые писатель и поэт? 

Любимый поэт – Дилан Томас, любимый писатель – Тургенев.

А любимое музыкальное произведение? Это интересно, у меня точно такое есть. Я всегда говорю: на похоронах мне, пожалуйста, сыграйте сицилиану из двойного скрипичного концерта Баха.  

Пятая симфония Малера и Шестая симфония Чайковского. Боюсь, что на похоронах сложновато будет исполнить. 

Любимое место в Петербурге?

Поцелуев мост.

Какова твоя любимая эпоха? Время и место, в которых ты хотел бы жить?  

XVIII век. Франция. 

А как ты думаешь, Теодор тоже думает о себе как о человеке XVIII века? 

В Теодоре неведомые глубины, что там внутри я даже не отважусь сказать. Если его отнести к какой-то эпохе, то скорее к античности. Его пассионарность и сила идут как будто бы прямиком оттуда – это та энергия, которая на мой взгляд способна что-то по-настоящему менять к лучшему в мире. 

текст: Виталий Котов

фото: Евгений Мохорев