Музыкант отметил грандиозным туром 20-летие группы «Ленинград», а в свободное от сбора стадионов время выступал санитаром всероссийского леса: мыл мутный ум, подметал совесть и выносил мусор из головы.
Журналист, острослов и автор фильма «Чистилище» Александр Невзоров эксплицировал природу феномена своего близкого друга.
По поводу нашего знакомства со Шнуром существует множество легенд, которые мы с ним успели столько раз исказить и опровергнуть, что уже сами позабыли, как все было на самом деле. Так бывает. Мы же знаем, что у всех по-настоящему значительных исторических явлений концов не найти, — это теперь уже мифологическая история.
Несмотря на то что мы долгие годы жили в одном городе, я не подозревал о существовании Шнура практически всю свою, точнее, его жизнь. Я ведь абсолютно чуждый культуре человек. Она меня не интересует, не волнует, не беспокоит, и я вздохну с большим облегчением, если она вдруг исчезнет. Я всегда относился к эстраде с глубочайшим презрением, и презрение это никуда не делось: достаточно взглянуть на какого-нибудь Киркорова, чтобы блевать много часов подряд. И мое знакомство с современной российской поп-музыкой ограничивалось тем, что, когда я выходил из «Сапсана» на Ленинградском вокзале и шел по платформе, меня за что-то пытали Газмановым с этим его: «Ма-а-асква, звонят колокола!» Я не вижу особой разницы и между, допустим, Аллой Пугачевой и русским роком. Я понимаю, какие ассоциативные цепочки они задействуют и какие рефлексы возбуждают, — в общем, это все скучно. Плюс я не видел во всей этой песенной культуре ничего нового, кроме руминации, то есть способности части животных прожевать, проглотить пищу, а потом отрыгнуть ее и жевать снова. На этом принципе построены вся мировая культура и литература с ее проблемами, кто кого осеменил.
Но однажды, совершенно случайно услышав «В Питере пить!», я был поражен тем, насколько феноменально автор этой песни создает смыслы. Понятно, что делает он их не из воздуха, а из существующей вокруг него среды, используя ее в качестве строительного материала. Но делает он это, в отличие от многих других, виртуозно. И что удивительно, у него настолько глубокие уколы в массу, что он может пробить ее заплесневевший панцирь полной безынтеллектуальности и сделать этим смыслом инъекцию тупому чудовищу. Причем публика эти инъекции воспринимает и отвечает ему — Шнуров же не тихий одинокий творец, в башне с витражами выводящий свои письмена. Нет, он им понятен. И вот это мне показалось возмутительным.
Конечно, надо признать, что мною руководит черная зависть — замечательное чувство, провоцирующее отказываться от своих стереотипов. Но наблюдать за тем, как человек из глубоко интеллектуальных вещей делает нечто общедоступное, и не завидовать — невозможно. И когда состоялось наше с Сергеем знакомство, которое на самом деле было очень веселым, я решил, что мне необходимо поизучать этот абсолютный феномен. Я в эти отношения пошел не как в дружбу, а как исследователь — в пенсне, с сачком и ланцетом.
А если уж я начинаю изучать вопрос, то я его изучаю досконально. Прочитал книгу Максима Семеляка о Шнурове, прослушал все альбомы группы «Ленинград». Предметом моего интереса был вопрос, каким образом в настолько деинтеллектуализированном обществе, как наше, интеллектуал оказывается столь влиятелен. И больше всего меня во всей этой истории бесит то, что предельно умственный продукт воспринимается всеми. Потому что сделать свой продукт настолько же универсальным я не умею.
Я все еще нахожусь в процессе исследования, но обещаю, что, когда ответ у меня появится, первым делом я расскажу об этом «Собака.ru». Однако в ходе изучения я быстро был растоплен фантастическим обаянием этого человека, серьезностью, глубиной, интеллектуальностью, умением дружить. А ведь дружба, возникающая между взрослыми, сложными, перегруженными жизненным опытом людьми, — вещь вообще крайне редкая. И хотя я ужасно не люблю деления на «питерских» и «непитерских», я должен признать, что люди, родившиеся в этом городе, отличаются от всех остальных так называемых россиян.
И Шнуров, конечно, — воплощение всех сугубо питерских черт: а это коктейль из бесконечной иронии, бунтарства, просвещенности. Презрение ко всем остальным, «непитерским», проявляющееся в очень цивилизованных формах, — скорее, в понимании собственной уникальности. Не случайно питерские управляют страной, экономикой и преступностью. Этот город формирует любые кадры — и для мерзкого, и для чего-то хорошего.
Встречаемся мы с Сергеем, как только имеем такую возможность. Хотя я терпеть не могу общаться — для меня это мука. Я готов беседовать с кем-то только при условии, что нужно обсудить конкретный вопрос: очень потребительски смотрю на собеседника, мне нужно из разговора вынести полные сумки смыслов. И при этом Шнуров позволяет мне накачивать мои собственные смыслы. Потому что согласия-то с ним у нас нет. Шнур умеет не только сам генерировать мысли, но и меня подталкивает к каким-то выводам, за что я ему чрезвычайно благодарен. Ведь хороший собеседник — это гигантская редкость.
 |
МЕСТО СЪЕМКИ Новый Эрмитаж Дворцовая пл., 2 Первое в России здание, специально построенное для публичного художественного музея, украшает портик с десятью атлантами — их по модели скульптора Александра Теребенева в течение двух лет высекали из серого гранита сто пятьдесят каменотесов. |
Благодарим ГУП Водоканал Санкт-Петербурга и лично Алину Чепукайтис и Николая Корюкина; Отель «Кемпински Мойка 22» за помощь в организации съемки
Фото: Данил Ярощук
Текст: Виталий Котов
Стиль: Эльмира Тулебаева
Комментарии (0)