Гидон Кремер: «Папа никогда не был доволен моей игрой»

С какими настроениями встречаете начало своего восьмого десятилетия?

Накануне своего концерта в Малом зале Филармонии я сидел с закадычными друзьями — с Машей Федотовой (флейтистка оркестра Мариинского театра. — Прим. ред.) и Леней Десятниковым и размышлял о том, сколько людей моего поколения и даже моложе уже ушло, не дожив до этого, как бы поласковей сказать, зрелого возраста. И какой это подарок судьбы, что я еще есть. Я-то не чувствую груза этих почтенных лет, но иногда о них напоминает бессонница или дорожная жизнь, которая с годами обременяет все больше. Но пока еще есть порох в пороховницах, и я иногда еще что-то интенсивно делаю.

То есть до подведения итогов еще далеко?

Книга «Подводя итоги» писателя Сомерсета Моэма, которую я читал в шестнадцать лет, казалась азбукой жизни, а он написал эти мемуары, когда ему было шестьдесят, и прожил после этого еще тридцать. Я не замахиваюсь на три десятилетия, но надеюсь, что мне еще суждено что-то, чего я пока не узнал. Закономерно, что оглядываешься назад, подводя какие-то итоги, которые и не итоги вовсе. Меня занимали и продолжают занимать многие вещи. Вот чего мне не привили, чему я сам не научился достаточно хорошо и с удовольствием взял бы у кого-нибудь мастер-класс, — так это расслабляться и отдыхать. Но я пытаюсь. А привычку к труду во мне воспитал папа, который дал мне в руки скрипку.

Вы благодарны отцу за этот дар?

Папа приучил, что для того, чтобы быть достойным человеком, надо много-много работать. Он меня этим замучил и, думаю, травмировал на всю жизнь. С одной стороны, я ему безумно благодарен за то, что он подарил мне возможность стать тем, кто я есть. С другой — это действительно травма навсегда. Папа никогда не был доволен моей игрой. Быть недовольным — двигатель прогресса, но в то же время — это огромная проблема. Даже сейчас, до сих пор, когда мне что-то удается, я или не совсем в этом уверен, или думаю, что надо еще лучше. Я очень придирчив к себе, более, чем к другим. Отношения с папой частично описаны в моей первой книге «Осколки детства». Было всякое: и примирение, и крики, и угрозы, и полное отчаяние, но все-таки он своего добился. Это нельзя отрицать, и за это ему спасибо.

Кто после отца так же сильно повлиял на становление вашей личности музыканта?

Таких людей было много. Конечно, мой великий учитель Давид Федорович Ойстрах. Жак Брель, на концерте которого я впервые побывал в Москве в 1965 году, — как артист, художник, он оставил большой след в моей жизни. Но и образность Иннокентия Смоктуновского в том мифическом, легендарном спектакле «Идиот» в БДТ повлияла на меня не меньше Бреля. В своей жизни я видел многих великих, видел многих посредственных и учился у тех и у других. Мне посчастливилось встречаться с теми, кто раздавал духовную пищу. Среди них, естественно, в первую очередь должны быть отмечены такие композиторы, как Пярт, Губайдулина, Сильвестров, Десятников, Кисин, Канчели, Васкс, Адамс, Ноно, Саариахо — все они дарили и дарят мне сочинения. Мне посчастливилось быть и играть рядом с великими людьми, вдохновлявшими меня. Упомяну Бернстайна, Арнонкура, Караяна, а среди отечественных дирижеров, кто помог приобрести путевку в жизнь, был Юра Темирканов, который аккомпанировал мне и вдохновлял на конкурсе Чайковского. Я многих не упоминаю, с кем мне довелось встречаться и кто мне дорог. Дело тут не в том, что англичане называют name dropping. Важно сказать, что я был всегда открыт и продолжаю быть открытым новому, я искал в этом себя.

Вы нашли себя и в оркестре «Кремерата Балтика»?

Этот оркестр из молодых исполнителей Латвии, Литвы и Эстонии создавался не по желанию властей и не потому, что мне лично захотелось обязательно дирижировать каким-то коллективом — у меня не было таких амбиций. То, что я в конце концов сформировал оркестр, который двадцать лет возглавляю, — часть того, что мне было дано папой. Этот проект заинтересовал меня как мостик в мир для талантливых людей из балтийских стран. И в результате сложилась уникальная семья музыкантов. Хотя в настоящее время в ней осталось лишь четыре участника первого состава оркестра, дух в «Кремерате» за двадцать лет сохранился все тот же. Нынешняя «Кремерата» играет никак не хуже, а даже лучше той первой. Это не коллектив, которым я «украшаю себя». Да, я руковожу им, придумываю проекты, делаю рассадку, сочиняю программы, опекаю каждого, многие оркестранты играют на моих инструментах. Но отношения у нас коллегиальные, зиждущиеся на уважении к таланту другого. Думаю, что именно этого не хватает очень многим людям и в повседневной жизни: не все понимают, что надо уважать в своих детях их независимые личности, не насиловать своим мнением. Великий Давид Федорович Ойстрах как-то сказал мне в конце уже аспирантских лет моей восьмилетней учебы: «Ты уже теперь не мой студент, а мой юный коллега». Вот у меня такое же отношение к моим ребятам, и это помогает мне при всей моей седине немножко сохранить дух молодого человека.

Текст: Владимир Дудин

Фото: Angie Kremer Photography