Признанный одним из лучших дирижеров мира, он возглавляет оркестр Баварского радио и активно гастролирует, но живет Марис Янсонс в Толстовском доме в Петербурге, а в Мариинском театре работают его дочь и внучка.
Как человек вдруг понимает, что он хочет быть дирижером?
Бессознательное желание стать дирижером возникло у меня годика в три-четыре, когда я сидел в Рижском оперном театре на папиных и маминых репетициях, поскольку няни у нас не было (отец Мариса — дирижер Арвид Янсонс , мать — оперная певица Ираида Янсонс. — Прим. ред.). А с шести лет музыка заняла главное место в моей жизни: я бывал на всех важных концертах, знал все оперы и балеты, жизнь дирижера на сцене и за сценой, интересовался оркестрами и в Риге, и в Ленинграде, знал по фамилиям музыкантов Заслуженного коллектива и второго оркестра Филармонии, еще ни разу не побывав в этом городе.
В возрасте четырнадцати лет вы переехали в Ленинград вместе с родителями и поступили в специальную музыкальную школу при Консерватории. Чем запомнились годы учебы в ней?
Я вспоминаю о школе с благодарностью и теплотой, хотя поначалу мне было сложно: я плохо знал русский язык и очень этого стеснялся. Учился целыми днями: в первом диктанте в сентябре допустил 49 ошибок, но уже к концу декабря их было всего три. Замечательные одноклассники приняли меня очень сердечно — и постепенно я раскрепощался. До сих пор с величайшей благодарностью вспоминаю и Соломона Волкова, и Давида Голощекина (знаменитых в будущем музыковеда и джазового мультиинструменталиста. — Прим. ред.). Я был очень прилежным и в итоге окончил школу с серебряной медалью, но иногда мы и шалили с Володей Спиваковым. Каждую перемену старались сбегать в спортзал: учитель физкультуры понимал, что нам нужна разрядка, и позволял играть в баскетбол не в кедах, а в ботинках. Потом, взмокшие, мы бежали в класс.
Насколько ценными для вас оказались уроки жизни и профессии, полученные у отца?
Мой папа был известным дирижером, и это добавляло мне комплексов. Я хотел доказать, что сам все смогу, и сразу попросил отца, чтобы никакой помощи он мне не оказывал. Это сегодня кто может пролезть — пролезает любыми путями, а тогда это не одобрялось с точки зрения морали. С папой мы общались почти на равных: как два дирижера старшего и младшего поколений разбирали мои и его репетиции и концерты, говорили о коллегах. Благодаря живым урокам отца я был подкованным, информированным, знал о традициях, понимал, кто есть кто в дирижерском мире. Затем наступил период, когда мы оба стали много ездить за границу и встречались между поездками, обмениваясь впечатлениями. В 1970-е и папа, и я начали преподавать в Консерватории и вели занятия, сменяя друг друга, а иногда и вместе — у нас было дирижерско-педагогическое содружество. После смерти папы в 1984 году Евгений Александрович Мравинский (легендарный дирижер, пятьдесят лет возглавлявший «Заслугу» — оркестр Ленинградской филармонии. — Прим. ред.), у которого я работал ассистентом, пригласил меня занять пост второго дирижера Заслуженного коллектива. Всего в Филармонии я прослужил двадцать девять лет, а папа — тридцать два года. Так что мы оба — дирижеры петербургской школы, чем очень гордились, считая ее лучшей в мире.
Вам, в отличие от многих советских коллег, повезло: вы учились еще и за границей.
Да, в Вену меня в 1969 году отправило Министерство культуры по программе обмена студентами. За два года в Венской музыкальной академии я изучил старинную музыку, оперу и современную музыку, послушал всех лучших дирижеров, певцов и оркестры, а ведь тогда на музыкальной карте мира блистали Герберт фон Караян, Серджиу Челибидаке, Леонард Бернстайн.
Многим кажется, что вы живете далеко в Европе, а сюда приезжаете очень редко. Где ваш дом?
Мой дом в Петербурге, я отсюда никогда никуда не уезжал. Но я мало времени тут провожу, потому что работаю за границей. Здесь я занимаюсь, читаю, слушаю записи, смотрю фильмы, здесь моя библиотека.
Почему же так редко выступаете в Петербурге?
Меня зовут и Валерий Гергиев, и Юрий Темирканов, с которыми я в хороших отношениях. Мы уже на эту тему не говорим: им надоело, что я отказываю. Но мне не хватает времени.
Как прошло ваше расставание с Консертгебау, не раз признававшимся оркестром номер один в мире, который вы возглавляли двенадцать лет?
Очень трудно. И для меня, и для оркестра. На моем последнем концерте в Амстердаме я был до глубины души тронут, когда видел слезы на глазах у многих музыкантов. Для них было большой неожиданностью, когда я сказал, что должен уйти: они даже не поняли почему, ведь у нас были замечательные отношения, единое понимание музыки. Я ответил, что мне уже трудно вести два оркестра. Второй их вопрос был — почему я ухожу из Консертгебау, а не из оркестра Баварского радио. Но тут у меня есть объяснение: музыканты Баварского оркестра нуждаются в моей поддержке, потому что там остро стоит вопрос строительства нового концертного зала. В Мюнхене идет настоящая борьба по этому поводу, власти предержащие не всегда понимают важность таких объектов, и если бы я ушел, то подставил бы оркестр под удар. И мы победили: уже понятно, что залу быть, в январе объявят конкурс архитектурных проектов. В мои планы входит создать рядом музыкальную школу и детский музыкальный сад. Теперь надо держать кулаки, чтобы все это осуществилось.
текст: Владимир Дудин
фото: Алексей Костромин
Комментарии (0)