«Между французской и русской музыкой очень много общего»

ШАРЛЬ ДЮТУА

Особую известность вам принесли интерпретации русской и французской музыки. Вашего сына зовут Иван. Откуда такая любовь к русской культуре?

Между французской и русской музыкой очень много общего, немало французских композиторов черпали вдохновение в русской культуре — например, Дебюсси, а Мусоргский был ориентиром для многих наших соотечественников. Дирижеры французских школ, в том числе и моей, имеют в своем репертуаре немало музыки как русских, так и французских композиторов, так как они очень схожи между собой, а их противоположность — это немецкий стиль.

Вы славитесь вниманием к индивидуальной манере композитора и особенностям его эпохи.

Сейчас все вокруг становится унифицированным, оркестры теряют свою уникальность, превращаясь в части глобального сообщества. С одной стороны, конечно, важно быть открытым миру, с другой — теряется много неподдельных, искренних моментов, принадлежащих каждой культуре, поэтому так важно сохранить уникальность каждой школы. Я не люблю так называемое «международное звучание». Например, во Франции была своя школа с инструментами, отличными от немецких, — фаготами, трубами.

Многие оркестры культивируют «интернациональный» звук. Я же ищу оригинальный звук той музыки, которую аписал композитор

Но сейчас все оркестры используют одни и те же инструменты, так что звук, который Равель слышал в молодости, уже утрачен. Он исчез, потому что инструменты изменились, французы сегодня играют на немецких фаготах и немецких трубах, которые звучат совсем по-другому. Послушайте фрагменты соло на трубе из «Паваны на смерть инфанты» Равеля. Если это будет запись 1920–1930-х годов, вы заметите много вибрато при звучании труб.
Помимо национальных традиций я исследую и индивидуальный стиль каждого композитора. Люди думают, что Брамс и Шуберт должны звучать одинаково, но это разные стили, и я показываю их отличия в своих выступлениях. Моцарт, Шостакович, Равель, Дебюсси не могут исполняться одинаково. Я всегда стараюсь обращать внимание на такие вещи, уважать и сохранять их. Сегодня многие школы исчезают, и я очень благодарен, что здесь, в Санкт-Петербургской академической филармонии, сохранили советскую школу. Ваш оркестр крепко связан с культурой Петербурга, и мне очень интересно слушать, как он исполняет Чайковского. Я чувствую в его игре влияние школы Мравинского и других людей, которые создавали этот ансамбль и заложили потрясающие традиции, уходящие корнями еще к Шостаковичу. А вот над Берлиозом приходится очень много работать, потому что музыканты не имеют большого опыта исполнения произведений этого композитора. Выступать в Филармонии мне очень нравится, этот концертный зал — один из лучших в мире. В холле можно видеть панно с именами композиторов, побывавших здесь, — это очень внушительный список. Первым идет Лист, который открывал этот зал, потом Берлиоз, Паганини, Сибелиус, Дебюсси... Русских композиторов я перечислять не буду, понятно, что все они работали здесь.

Вы не были в Петербурге десять лет. Как вам кажется, город изменился?

Я бы сказал, что поменялась атмосфера. Невский проспект, Эрмитаж и другие музеи все те же, но настроение более непринужденное. Когда я впервые оказался здесь в 1975 году, вокруг было темно, серо, на лицах людей не было солнца. Сейчас все намного лучше. Много молодежи гуляет, уличные артисты выступают — приятно пройтись по улицам. Возможно, потому что сейчас весна.
Я очень люблю приезжать в Петербург. В 1990-е, когда я работал в Японии, канал NHK-Television попросил меня сделать серию фильмов о музыкальных городах, и мы начали съемки именно здесь. Я тогда очень много прочитал о Петербурге. Это великий город Европы и России. Он всегда отличался от Москвы и других славянских центров своим интернационализмом, как и задумывал Петр Первый. Огромное впечатление производят архитектура Растрелли и других зодчих, литература петербургских авторов, от Достоевского до Ахматовой, музыка великих композиторов, от Глинки до Шостаковича. Еще я очень люблю ваших художников XIX века, мне кажется, их картины важны для понимания истоков русской революции, они демонстрируют невероятное расслоение между верхами и низами, в них присутствует психоанализ общества, как в книгах Достоевского, это очень важно. Я лично приобрел небольшую картину Репина в Нью-Йорке. Он не так широко известен Америке, видимо, потому что большинство картин находится здесь, за границей их совсем немного. Должно быть, в советский период какой-то еврей, покидающий страну, вывез полотно, чтобы иметь средства к существованию в новой жизни. Я не знаю истории этого небольшого этюда, просто купил его в магазине Нью-Йорка, и это настоящее сокровище! Возможно, это часть великих работ, представленных в Русском музее или в Третьяковской галерее.

Вы полностью реализовали себя как музыкант, получили множество наград. Что сегодня для вас главное в жизни?

Моя жена, Шанталь Жуийе. Мы все время вместе. Никто не заботится обо мне так, как она. Она тоже музыкант, прекрасная скрипачка, но сейчас не выступает, потому что мы все время в разъездах. Я очень счастлив прожить такую жизнь, как у меня. Мне повезло добиться многих вещей, о которых мечтали многие молодые люди, возможно, более талантливые, чем я, но перед ними не открылась нужная дверь в нужный момент. У меня тоже было много сложностей, происходили вещи, к которым я был не готов, но, несмотря ни на что, я смотрю на прожитые годы с радостью. Я очень много путешествовал, побывал в девяноста шести странах. Мы с Шанталь как цыгане — все время в пути. Жили в Америке, Париже, Сингапуре, Буэнос-Айресе, Токио. Сейчас было бы неплохо пожить более спокойно, размеренно, это нужно и мне, и в большей степени моей жене. Если будет счастлива она — я тоже буду счастлив.

ДМИТРИЙ АСТАФЬЕВ

Почему вы решили поддержать именно этот концерт?

Потому что это лучший концерт сезона с приглашенным дирижером с точки зрения нашей и с точки зрения маэстро Темирканова. Я сам с нетерпением его жду — раньше у меня не было возможности послушать выступление оркестра под управлением Дютуа вживую, только на пластинках — у меня в коллекции есть запись его «Пер Гюнта». Но одно дело запись и совсем другое — живое исполнение. Визит Дютуа — это большое событие для города. Может быть, его фамилия не так известна широкой публике, как скажем, Герберта фон Караяна, но это связано исключительно с тем, что он просто очень давно у нас не выступал. Например, у нас и «Бентли» с «Роллс-Ройсами» никто не знал, пока они не появились на дорогах.

На концерте прозвучат Чайковский и Берлиоз. Почему именно эти два композитора?

Очень просто. Первый концерт Чайковского — наилучший выбор, когда нужно показать мастерство как пианиста, так и оркестра, это беспроигрышная с точки зрения узнаваемости, популярности вещь. Второй концерт Рахманинова может посоперничать с ним, но на этом все — больше узнаваемых концертов нет. Музыка Берлиоза необычна. В Филармонии она уже давно не звучала — будет прекрасный подарок нашей публике.

Берлиоза в Филармонии уже давно не играли — это прекрасный подарок нашей публике

Показывать мастерство будет пианист Мирослав Култышев, которого преподносят как молодую восходящую звезду. Вы уже имели возможность его слышать?

Да, естественно, но я бы не сказал, что он молодой и восходящий. К сожалению, дефект молодости проходит быстро, первую премию на конкурсе Чайковского он получил девять лет назад, и, на мой взгляд, любой, кто победил на конкурсе Чайковского или даже третью премию взял, уже молодой, но состоявшийся. Култышев однозначно один из лучших пианистов современности, на одном уровне с Борисом Березовским и Николаем Луганским, у него огромное количество концертов за рубежом. И особенно приятно, что свою карьеру Мирослав строит исключительно на классике, не заигрывая с другими жанрами.

Перед нашим интервью вы недолго присутствовали на репетиции «Фантастической симфонии» Берлиоза. Как вам исполнение?

Мое мнение совпало с мнением первой скрипки, Павла Попова. «Фантастическая симфония» — и исполнение тоже фантастическое.