Профессор консерватории, музыковед с мировым именем, выпустила трехтомник «Шостакович в Ленинградской консерватории. 1919–1930», где юность классика реконструирована на основании огромного количества малоизвестных, забытых или найденных документов, подвергшихся неожиданной интерпретации.
Что вас, автора монографий, посвященных Бриттену и английской музыке, развернуло двадцать лет назад к Шостаковичу?
Музыканты моего и более старшего поколения, свидетели премьер произведений ДДШ — а я была на всех из них, начиная с первого исполнения вокального цикла «Из еврейской народной поэзии» в Малом зале Филармонии 15 января 1955 года, — живем иллюзией, что более других знаем и понимаем его музыку, его характер и поступки.
Были ли вы знакомы?
Нет, если иметь в виду личное общение. Да, поскольку Дмитрий Дмитриевич сам первым здоровался с людьми, чье лицо ему было знакомо, в том числе со мной, некогда ему представленной. Он первым подходил, подавал руку, а пораженные музыканты страстно ее жали и трясли. Между тем после перенесенных болезней это вызывало у него боль, но он, превозмогая ее, сам предлагал рукопожатие!
Представляете ли вы его читателем подобного труда?
Почему бы и нет? Ведь был же он в курсе написанного о нем в разных жанрах — не только публицистических, но и научных.
Он выступал в качестве вашего внутреннего цензора?
Нет. Я ориентировалась на свое понимание и ощущение допустимого. Я не люблю альманахи без внутренних связей — «пестрые листки». Мне нравятся сборники с циклами статей и эссе, в которых угадывается перекрестное сцепление сюжетов, а биография дается пунктиром и вдруг совершенно неожиданно проступает в конце чтения всех материалов.
Существовали ли образцы для такой композиции?
Пожалуй, нет. Новизна трехтомника состоит в рискованном сочетании строго документированного текстологического, источниковедческого исследования с богатыми иллюстрациями и изысканной версткой подарочного альбома.
Как вы выбирали участников проекта? Знали, где и что искать?
Мне много лет, и я всю жизнь живу в этом городе. На вопрос, откуда те или иные материалы, отвечаю: надо знать «грибные места» — потомков близких и далеких родственников ДДШ, друзей-приятелей, в конце концов заядлых конкурентов и закадычных врагов. В голове у меня все время раскладывался пасьянс из сюжетов и авторов. Среди последних немало моих бывших учеников. Из-за нашей тесной, надеюсь, пожизненной связи я знаю их возможности и интересы, на пересечении которых с необходимым материалом и вырастали главы. Мое маниакальное желание визуализировать все грани исследования и тем самым музыку ДДШ приняло ясные очертания в общении с дизайнером Павлом Гершензоном, типографом Костей Кузьминским и бильдредактором Аней Петровой. Аня нашла в архиве фотографии, на которых запечатлен город Шостаковича — улицы, кинотеатры, спортплощадки, концертные залы, сады отдыха, пивные, бани; показала, как выглядели революционные и спортивные праздники, народные собрания и новая рабоче-крестьянская филармоническая публика. Мы провели игру со временем, перемещая читателя в 1920-е годы, в семейно-бытовой, предметный, топографический и культурный мир тех лет. Среди авторов-музыковедов были давно выращиваемые. Например, Лида Адэр — все рукописи и документы, которые она нашла и над которыми трудилась в студенческие годы, составили первый том. Я пригласила выдающихся исследователей-экспертов: Ольгу Дигонскую, Галину Копытову, Наталью Брагинскую, Ларису Миллер, Ольгу Скорбященскую. На их плечи лег солидный груз работы с магистральными сюжетами. И конечно, я обсуждаю все, что делаю, с блестящим профессионалом, музыкальным критиком Ольгой Манулкиной.
Шостакович в результате получился несколько отличным от того, каким его представляли исследователи до этого?
Да, балетоман и тапер, безбилетник в трамвае и в Филармонии, дворовый футболист и азартный спортивный болельщик — мне не перечислить всего, что есть в трехтомнике. Опубликованы мальчишеские черновики самых первых сочинений, пробы композиторского пера. Но еще важней — атрибуция каждого фрагмента, каждой фотографии. Мы нашли редкие портреты однокурсников Шостаковича — в их личных делах, в семейных альбомах потомков; в музейных собраниях обнаружили снимки сцен из ранних спектаклей и кадры кинофильмов. В подготовке издания участвовало около пятидесяти различных музеев и архивов. Эти материалы и документы еще долго будут в поле пристального внимания исследователей и биографов.
Сколько времени вы были «в пути»?
От разработки идеи до начала работы с авторами прошло года три: мне надо было заканчивать другие труды. А до выхода книги — еще шесть лет, проведенных в редактуре и в параллельных поисках финансирования. Руки опускались не раз. В отчаянии я дважды мысленно рассыпала целое. У коллег были свои обстоятельства, жизненные планы, далеко не все учитывали и понимали, в какой контекст они попадают и каково задание. Наверное, я плохо объясняла. Было нелегко и им, и мне. Но было очень много счастливых партнерств.
Кто же в итоге дал деньги?
На стадии создания макета проект поддержали дети Дмитрия Дмитриевича — сын Максим, дочь Галина — и вдова композитора Ирина Антоновна. Она же решила судьбу трехтомника, оплатив его печать.
Это ваш седьмой сборник про Шостаковича. Будет ли восьмой?
Оказалось, что я не в состоянии справиться с мощной инерцией этого трехтомника: не могу ни приостановить, ни даже управлять ею. В голове роятся темы и сюжеты следующего ДДШ-издания, хотя я должна, обязана работать над давно собранными материалами о Бриттене в России. С 1963 по 1971 год композитор пять раз приезжал в СССР с концертами, оперными спектаклями, здесь его окружали близкие друзья: Ростроповичи, Шостаковичи, Рихтеры, семья дирижера Далгата. Это по праву моя тема от дипломного сочинения до докторской диссертации. Однако бриттеновский двухтомник давно и терпеливо ожидает своей очереди, а я снова мысленно раскладываю Шостакович-пасьянсы.
Известна ли вам реакция на трехтомник коллег, западных музыкантов?
Да, известна. Простите за нескромность, восторженная. Впечатление, если говорить совсем кратко, очень глубокое. Я — счастлива.
Текст: Елена Семенова
Фото: Полина Твердая
Стиль: Вадим Ксенодохов
Визаж и прическа: Олеся Петрова
Сорочка Marina Rinaldi (Marina Rinaldi)
Комментарии (0)