18+
  • Развлечения
  • Кино и сериалы
Кино и сериалы

Поделиться:

«Каждый большой художник невыносим» – Гергиев, Долин, Бондарчук о Германе-старшем

20 июля Алексею Юрьевичу Герману, символу «Ленфильма» и одному из самых важных российских кинорежиссеров, исполнилось бы 80 лет. На киностудии прошел вечер его памяти – своими воспоминаниями поделились Алексей Герман-младший, Любовь Аркус, Федор Бондарчук и многие другие.

Алексей Герман-мл, кинорежиссер: 

Всегда была большая проблема, что дарить папе. Он требовал подарков утилитарных или мужественных, особенно от меня. То говорил: “Лешка, что-то топора у нас нет, подари его мне”. То требовал какую-то деталь для хозяйства или станок, потому что решил заняться рукоделием. Но никогда их даже не распаковывал. А все последние годы он рассказывал, что ему нужен фонарь – большой, который будет долго работать. Мне кажется, что папа и мама (сценарист Светлана Кармалита – Прим.ред.) были этим фонарями, которые высвечивали лучшее, талантливое, необычное».

Армен Медведев, киновед, профессор ВГИКа:

Алексей Юрьевич не был простым человеком. Я помню, как все дамы “Ленфильма” называли его не иначе, как “Лешечка”. Но Лешечкой он не был. Он был человеком резким и острым. В его фильмах лица знакомых актеров, которых много раз видел, иные. По-другому высвечены внутренне».

Федор Бондарчук, режиссер: 

Первое мое осознанное восприятие и впечатление от фильмов Германа было на ленте “Мой друг Иван Лапшин”. На московскую премьеру собрался весь кинематографический свет страны. Возможности попасть туда не было – я каким-то чудесным способом через черный ход оказались в зале и сидел на лестнице. На меня сильнейшее впечатление произвел кинематографический язык картины. Ничего подобного прежде я не испытывал. Вселенная Германа в истории кино есть и будет, и она оказала на меня большое влияние как на режиссера».

Анастасия Мельникова, актриса: 

Незаменимые есть. Потому что чем больше проходит времени, тем сильнее его не хватает. Когда мне говорят, что время лечит – это неправда. С каждым днем его не хватает все больше и больше».

Валерий Гергиев, художественный руководитель Мариинского театра:

Алексей Юрьевич навсегда останется одним из символов Санкт-Петербурга. Настоящий ленинградец и петербургский интеллигент, он неразрывно связывал свою жизнь и творчество с нашим городом».

Юлий Гусман, режиссер: 

Мой друг, замечательный русский поэт Дмитрий Быков, написал стихи. Они звучат в первый раз:

Чего скрывать? Мы знали Германа.
Тому свидетель Герман-сын.
Мы знали мастера и гения,
Но как он был невыносим!
Он мучал зрителей, как пленников,
Он пер отважно на рожон.
Чего хотел от современников,
Того и добивался он.
На «Хрусталеве» ли, на «Боге» ли,
На днях военных двадцати,
Его убить хотели многие.
Ярмольник так уже почти.
Он добивался невозможного,
Он тратил деньги и года.
Страшней средневековых рож его
Был только сам он иногда.
Он добивался звука верного,
И он плевал на большинство. 
Конечно, все любили Германа;
Но ненавидели его.
Прошли года со страшною силою
Менялась жизнь, менялась Русь.
Такою стала выносимою,
Что я, порой, ее боюсь.
Везде – от Тулы и до Купчины –
Нет больше бешеных сердец.
Все так улыбчиво, уступчиво,
Так деликатно, что вообще.
Ни фанатизму беспримерного,
Ни этих босховских гримас.
Как нам комфортно тут без Германа!
Почти как Герману без нас».

Антон Долин, журналист, кинокритик: 

У Алексея Юрьевича было гениальное качество, которому каждый большой русский художник должен научиться. Каждый большой русский художник, конечно, нарцисс. Каждый большой русский художник невыносим. И Алексей Юрьевич был нарцисс и невыносим. Но ему удавалось соблюсти при этом невероятную долю самоиронии. Я не знаю, как. Он как будто постоянно видел в зеркале какой-то шарж на себя, смеялся над собой. Поэтому его фильмы, в отличие от других русских гениальных режиссеров, полны юмора и иронии. Они немножко закопаны, странные и диковатые – непонятно, в каком месте надо смеяться и стоит ли вообще. Тем не менее это всегда есть – даже в самых жутких сценах. Юмор – это спасение русского человека во тьме. Это осталось в его фильмах. Герман и Кармалита делали фильмы для своего народа. У многих прекрасных режиссеров творчество – исследование себя. Для Германа и Кармалиты оно было исследованием того мира, страны, истории, из которых они выросли».

Леонид Ярмольник, актер: 

Алексей Юрьевич был очень тяжелый человек. Невероятно. Тяжесть его состояла в том, что (будучи гениальным, видящим жизнь, явления, события по-своему) он хотел, чтобы его глазами смотрел зритель. При этом он был всегда абсолютным ребенком: капризен и упрям. С этим справлялся только один человек – Света (Светлана Кармалита – Прим.ред.). Она его адаптировала. Мы все прекрасно понимаем, что Алексей Юрьевич был инопланетянином, с точки зрения его мозгов, фантазий, таланта. С одной стороны, она переводила на германовский язык то, что вокруг происходило в этой жизни, чтобы он понимал. А когда Алексей Юрьевич пытался что-то объяснить, Светлана с германовского языка переводила это нам».

Константин Лопушанский, кинорежиссер: 

Алексей Юрьевич был потрясающе остроумным человеком. Однажды он сказал о Тарковском, что “Андрей Рублев” перевел нас всех на другую сторону улицы, имея в виду понимание кинематографа. Потрясающе точная фраза, но она в полной мере относится и к самому Алексею Юрьевичу. Его кинематограф всех нас, особенно питерских режиссеров, тех, кому счастье выпало с ним общаться и дружить, безусловно перевел на другую сторону улицы. Первый раз я смотрел его кино на высших режиссерских курсах. Это было “Двадцать дней без войны”. Ошеломляющее было впечатление, потому что ты выходишь после фильма и не понимаешь, время ли отразилось в нем или он во времени. С ним действительно было очень трудно дружить и общаться, но традиции, которые он заложил – великие. О таких людях кто-то из классиков сказал замечательно: жизнь кончилась, началось бессмертие».

Любовь Аркус, режиссер, главный редактор кинематографического журнала «Сеанс»: 

Когда я пытаюсь своим студентам-ученикам очень коротко и примитивно объяснить немыслимый, единственный в своем роде, феномен кинематографа Германа, всегда говорю одну вещь. Был рыцарский роман, и многие писали в этом жанре, а потом на их плечах, собрав все черты жанра, возник великий «Дон Кихот» и Сервантес. С одной стороны, Герман разрушил монолит, нарратив, разбил его на миллиарды кусочков и подробностей. Из этих осколочков он пересобрал совершенно новый мир. Когда утихнут все страсти (положительные и отрицательные стороны архипелага, который назывался советской цивилизацией), главным свидетельством о том, что же это было, станут фильмы Германа. Не документальная хроника, а именно фильмы. Это великий образ».

Текст: Ксения Мишина

Следите за нашими новостями в Telegram
Люди:
Федор Бондарчук, Алексей Герман-младший, Алексей Герман-старший

Комментарии (0)