Лауреат «Золотого глобуса» и номинант премии «Оскар», режиссер Андрей Звягинцев приехал в Петербург, чтобы встретиться с поклонниками и ответить на вопросы об аресте Кирилла Серебренникова, ненависти к персонажам и сомнениях в своих силах. Мы записали главные мысли современного классика российского кино.
О сомнениях
Когда мне исполнилось 39 лет, я получил «Золотого льва» в Венеции за свой первый фильм — «Возвращение». Я был счастлив, но не из-за самого факта получения статуэтки, а потому, что нашу картину поняли и приняли. Страх, что мы не справимся — самое главное и сильное чувство, которое возникало у меня во время съемок. В конечном итоге оно оказалось целительным, очень полезным и продуктивным.
Я помню тот день, 3 сентября 2003 года, когда родился заново, выкарабкался из всех страхов и сомнений. Скажу парадоксальную мысль, но режиссерам нужно делать свои фильмы не для зрителя, а для самого себя. Ты — тот единственный и самый главный зритель, с которым всегда сверяешься. Другими словами, ты делаешь такую картину, какую хотел бы видеть сам. А те, кто тебя понимает, синхронизируются с твоим мировоззрением и слышат твой голос. Получается, что это и есть та самая публика, для которой ты создаешь кино.
О потерянности
Представьте себе, я актер, и у меня нет режиссерского образования. Я всегда мечтал грезил о сцене, но после окончания театрального вуза «как отрезало». Больше десяти лет я искал свое призвание. Это очень трудное, но в то же время чрезвычайно полезное состояние настоящей потерянности. Ты жадно задаешь себе вопросы «Кто я?», «Что могу предложить миру?». А когда ты находишь себя, получаешь второе рождение.
О режиссуре
В самом начале режиссерского пути мне помогали люди, с которыми я дружил и мог обменяться своими страхами или сомнениями. По окончании университета я часто посещал Музей кино в Москве, смотрел минимум по пять фильмов в неделю и читал книги, которые продавались там же: коротенькие брошюры с заметками о кино Брессона, Фассбиндера, каталог с ретроспективой фильмов Годара и другие.
Ты смотришь, как сделан фильм, начинаешь чувствовать, почему режиссер поступил так, а не иначе. У меня не было рядом комментаторов из профессиональной среды, которые могли бы объяснить какие-то технические или теоретические моменты. Я мог целиком и полностью полагаться только на себя. Если хочешь стать режиссером, то иди туда, где твой страх, действуй так, чтобы отвечать за него только перед своей совестью. Другими словами, ищи в себе автора.
В индустрии кино существует такое понятие, как дисциплина, но чтобы стать автором, необходимо заговорить своим собственным голосом. Кино должно касаться прежде всего тебя самого: ты просто свидетельствуешь то, что кажется тебе важным.
Об отношении к персонажам
Мне часто говорят, что я не люблю и даже ненавижу не только своих персонажей, но и людей вообще. Ненависть очень разрушающее чувство. Впервые идея снять «Левиафан» появилась у меня в 2008 году, а фильм был готов лишь в 2014-м. Как вы думаете, можно ли в течение шести лет испытывать такие чувства, как ненависть или презрение? Невозможно даже два года жизни жить с подобными ощущениями.
К своим персонажам я чувствую только сопереживание. Я признаю, что в них есть часть меня самого, а их история касается меня напрямую. Разумеется, без любви и сочувствия к ним творить невозможно.
О социальной подоплеке фильмов
Мне часто говорят о том, что в моих фильмах присутствует исключительно социальная подоплека. На самом деле речь в них идет все-таки о человеке. Может быть, я бы сейчас сам себя поймал за хвост, сказав: «Ну что же ты говоришь Андрей, а как же «Левиафан»?. Но даже в «Левиафане» речь главным образом идет о человеке. Об этом одиноком, брошенном в обстоятельства выживании маленьком человеке (том самом, о котором писали еще классики), который просто обречен, столкнувшись с системой, потерять все, что у него есть.
И в этой связи хочу сказать, что меня по-настоящему поразила реакция русской аудитории, которая посчитала, что я высказался в картине о нашей мрачной действительности. Мне казалось, что как раз в России публика сразу уловит заложенный мной смысл. Герой возмущен, а я, как его создатель, стою обеими ногами на его стороне. Речь в картине идет о махине, которая пожирает тебя, а ты ничего не можешь ей противопоставить. Главная интенция фильма — крик души, отчаяние и величайшая сила главного героя, который сумел в конечном итоге смириться с этой действительностью. Настоящее мужество — это продолжать любить жизнь, зная о ней всю правду.
О гражданской позиции
Мне кажется, моя гражданская позиция вполне понятна. Она не революционная и просто констатирует реальность — выбора у нас нет. И по-моему это очевидно.
Политика вошла в нашу жизнь (особенно, в последнее время) очень основательно. Поэтому если в моих фильмах и затрагиваются темы политики (как это было в «Нелюбви»), то это чистой воды наблюдение, а не месседж. Социальные связи человека и контексты той среды, в которой он живет, не могут уйти из повествования. Поэтому, рассказывая о человеке, мы невольно цепляем по пути ровно то, что является частью его пути.
Что касается ситуации с арестом Кирилла Серебренникова, то лично для меня это сигнал к пробуждению свободной мысли и убедительная мера по отношению к творческой интеллигенции.
О самом важном фильме
Самый главный фильм, который стал для меня настоящим откровением — это «Приключение» Микеланджело Антониони. Потом были «Ночь» и «Затмение», но я понимаю, что не могу изменить своей первой любви. «Приключение» — это мое режиссерское начало. После встречи с ним я просто влюбился в кино, хотя, повторюсь, до этого всегда грезил о театре. Я понял, какие невероятные возможности у этого вида искусства: это не просто рассказ истории, а наблюдение за человеком, созерцание его существования.
Для меня эта картина — главное событие в мировом кинематографе. Даже изобретение монтажа не сравнится с этим. В 1960-е годы этот фильм был не понят. Актеры даже устроили забастовку, потому что не понимали, в чем снимаются. По сути, они никого не изображали, а в сюжете отсутствовала динамика. Но та отвага и мужество, с которым Антониони продолжал делать свою картину, просто потрясают. Более того, фильм участвовал в конкурсной программе Каннского кинофестиваля и был освистан зрительным залом во время премьерного показа. А Антониони фактически изобрел новый язык кино. Для меня это настоящий Ренессанс, откуда кино стало создавать само себя.
Комментарии (1)