Вы не жалели о том, что так поздно перешли в Большой драматический театр, в 1983 году, когда Товстоногов был уже не в лучшей своей форме?
Я проработала в БДТ при нем только пять лет: когда пришла в театр, он был уже болен. В любом случае этот шаг нужно было сделать, потому что после развода с Игорем Петровичем наши отношения складывались очень непросто. Да еще как раз в это время Владимиров собирался ставить «Без вины виноватые» и предложил мне играть Кручинину, а я уж очень не хотела этого делать: к Островскому отношусь хорошо, но не «островская» я актриса, хотя и снялась в экранизации его «Бесприданницы» — «Жестоком романсе» Рязанова. Позднее, когда я уже служила в БДТ, мы с Владимировым дружили, и сейчас я вспоминаю работу в Театре Ленсовета и сотрудничество с ним как свои лучшие годы. Но на самом деле Георгий Александрович звал меня к себе еще за пять лет до моего перехода в этот театр. В 1978 году он приглашал меня на роль Глафиры в спектакле «Волки и овцы». Мы с ним встретились, и я ему объяснила, что не могу уйти из Театра Ленсовета в этот конкретный момент: Игорь Петрович болеет, у него сложный период, и я не способна нанести ему такой удар. «Да, я вас понимаю, — сказал Товстоногов. — Ну, если захотите — милости прошу». На этом мы расстались, и прошло пять (!) сезонов. За это время в Театре Ленсовета были поставлены «Вишневый сад» и «Нечаянный свидетель», последняя пьеса Алексея Арбузова. С трудом, но мы все же работали с Игорем Петровичем. Даже снялись с ним вместе в «Старомодной комедии».
ВАРВАРА Мама до сих пор очень часто вспоминает о моем отце, говорит что-то вроде: «А вот Игорь Петрович говорил…» Несмотря ни на что, он занимает главное место в ее жизни. У них была двойная любовь — чисто человеческая и еще творческая: мама отчасти сделала его театр, а он создал из нее такую актрису. Папа дал ей возможность реализоваться в полной мере.
Как же вы в итоге все-таки оказались в БДТ?
Это очень занятная история. У Товстоногова был творческий вечер в БКЗ «Октябрьский», где он в том числе отвечал на записки из зала. В одной из них спрашивалось о том, как он пережил уход из театра Сергея Юрского, Натальи Теняковой, Олега Борисова и собирается ли кого-то приглашать в труппу на их место. На что Георгий Александрович ответил в том смысле, что у каждого свой путь, но и мы не сидим без дела, у нас есть определенные намерения, например, мы приглашаем из Киева Валерия Ивченко, да и Алису Фрейндлих планируем пригласить. И это через пять лет после нашего с ним разговора! (Смеется.) Его ответ был тут же транслирован Владимирову. Игорь Петрович вызвал меня к себе в кабинет и говорит: «Ты уходишь из театра? Как же так получается, что об этом говорят, а я и не знаю?» На что я ответила, что раз говорят, то, наверное, надо мне уходить. Позвонила Товстоногову, сказала, что готова перейти, и Георгий Александрович еще целый сезон испытывал меня на звездную болезнь, назначив на эпизод в «Смерти Тарелкина». Там нужно было петь, танцевать, и я репетировала не без удовольствия. Он это увидел, откровенно сказал, что проверял меня, и мы сразу взялись за володинскую «Киноповесть с одним антрактом», которая и стала фактически моей первой работой в БДТ. А в Театре Ленсовета я еще некоторое время играла «Люди и страсти», «Дульсинею», как и обещала Владимирову перед уходом. Но в какой-то момент Игорь Петрович сказал: «Хватит с меня этой ностальгии», — и эти спектакли сошли со сцены, будучи еще в полном расцвете.
АННА ТАРАСОВА Только с возрастом, классе в пятом, я осознала, что моя бабушка — знаменитая актриса. До этого я бывала на постановках с ее участием, но она была загримирована, и мне в голову не приходило, что я смотрю на Алису Бруновну. В детстве она для меня всегда была просто бабушкой, которая любила с нами играть, возилась на полу. Когда мы подросли — ставила с нами спектакли. С ней было очень весело. Начиная с седьмого класса я стала осознанно ходить «на бабушку» — например, «Дядюшкин сон» в БДТ видела раз сто. Не отрываясь, с огромным удовольствием, посмотрела на дисках старые спектакли с бабушкой и дедушкой в Театре имени Ленсовета, в черно-белой записи. «Люди и страсти» — это гениально. А из недавнего очень нравился «Оскар и Розовая дама». Этот спектакль я впервые увидела еще ребенком и тогда все поняла, пережила, осознала — вся была в слезах, конечно.
Возможность переезда в Москву вы в те годы не рассматривали?
Звали меня и во МХАТ, и в «Современник». В «Современнике» я какоето время даже играла «Вишневый сад»: от них во МХАТ ушла Татьяна Лаврова, и главный режиссер театра Галя Волчек, с которой мы много лет дружим, позвала меня к себе на роль Раневской. Но я никогда не считала Москву городом близким себе по духу, уж очень она суетлива. И мне показалось, что люди там не глядят в глаза, а смотрят куда-то в сторону. Впрочем, это не помешало мне иметь там множество друзей.
Последние два десятилетия вы регулярно выходили на сцену, хотя и в небольшом количестве спектаклей, а вот в кино снимались совсем немного: в фильмах «На Верхней Масловке», «Полторы комнаты», в сериале «Женская логика».
Я трезво смотрю на вещи. Для актрис в преклонном возрасте в театре тоже немного возможностей, почему кисли и жаловались на отсутствие работы в их последние годы и Бабанова, и Раневская. У мужиков еще есть какой-то набор возрастных ролей в пьесах, а для пожилых женщин почти не существует таких хороших и значительных ролей, к каким они привыкли. Обычно это няня, бабушка, соседка нерадивая. (Смеется.)
ВАРВАРА Другая актриса страдала бы от переживаний, что не снимается. Но ведь это ее собственный выбор: ее любят, ценят, режиссеры постоянно присылают сценарии, однако она обычно отказывается, потому что не видит достойного материала. Мама хорошо выглядит, находится в уникальной физической форме. Я считаю, она могла бы сыграть женщин не только своего возраста, а лет на десять-двадцать моложе, а не старух, роли которых ей предлагают.
В такой ситуации артисты вынуждены сами искать для себя материал. Вот вы с Олегом Басилашвили обратились к пьесе Эрнста Томпсона «На Золотом озере», в экранизации которой снялись Кэтрин Хепберн и Генри Фонда.
Да-да-да, приходится что-то искать. В нашем случае получился спектакль БДТ «Лето одного года».
ВАРВАРА Когда она играла «Оскар и Розовая дама», то боялась этого спектакля как огня, потому что это очень тяжело: она одна на сцене с огромным количеством текста, много эмоциональных переживаний. Каждый раз она шла на него как на экзамен и за сутки до спектакля никуда не ходила, сидела дома с тетрадкой, повторяла текст. В какой-то момент она перестала его играть, просто надорвалась психологически.
У вас есть объяснение того, что «Алиса» Андрея Могучего с вашим участием — единственная постановка в репертуаре петербургских театров, билеты на которую раскупаются за пятнадцать минут?
Ну, это все потому, что в Каменноостровском театре, где мы играем «Алису», очень мало мест — всего около ста. Тут совпадают три интереса: люди хотят посмотреть на малознакомый им деревянный театр после реставрации, на премьеру и на первый спектакль, поставленный в БДТ его новым художественным руководителем. Публике хочется понять, будет ли театр сохранять свои традиции или поменяет взгляды и «вероисповедание». Поэтому и такой ажиотаж.
АННА Бабушка переживает, потому что «Алиса» — это новый для нее формат. Она привыкла, что есть пьеса, они обсуждают ее с режиссером, ставят. А тут готовой пьесы не было, каждый из актеров придумывал свои реплики. Я была на «Алисе» всего один раз, и моему брату Никите было трудно на нее попасть: мест в зале очень мало.
В этом спектакле вы находитесь прямо возле зрителей, в зале. Такая их близость вызывает дискомфорт?
Вызывает. Я не привыкла видеть публику на расстоянии вытянутой руки от себя. Иногда спотыкаюсь о чью-то сумку, поставленную возле кресла. Это мешает.
Осенью театр должен вернуться в историческое здание на Фонтанке. Чем откроете сезон?
Пока сложно что-то сказать. Вот уже четыре года, как театр на реконструкции, мы скитаемся, в ДК имени Горького давали только те спектакли, которые приносили сбор, и театр выживал за счет этих аншлагов. Все остальные постановки вроде бы не снимались с репертуара, но нигде и не шли. У нас нет какого-то нового спектакля к этому моменту, ведь репетировать просто негде: из ДК Горького нас постепенно вытесняют, а в нашей альма-матер до сих пор не готовы ни сцена, ни репетиционный зал.
Комментарии (1)