ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ И АНТИУРБАНИСТИЧЕСКИЙ ТРУДОВОЙ РЕТРИТ — ВСЕ ЭТО ПЕРВЫЙ В РОССИИ КОННО-ДРАМАТИЧЕСКИЙ ТЕАТР «ВЕЛЕСО», который почти десять лет назад открыл актер и режиссер Ткачук, лауреат премии «ТОП50. Самые знаменитые люди Петербурга» — 2024 в номинации «Театр», в деревне Лепсари под Петербургом. Здесь сцена — 4 гектара, зрителей встречают 9 актеров-коней (Валдай, Шукри-Дон, Медовый, Гротеск и пони Капучино!), а вы, возможно, встретите себя, потому что всё в «ВелесО» — и дао спектакля, и дождь с солнцем — происходит так, как и должно произойти, а иначе и быть не могло. От «Люблинского штукаря» до «Священного полета цветов» — постановки Ткачука объединяют скоморошество, мистерии, поэзию ОБЭРИУ и фольклор. Прямо сейчас команда Ткачука готовится к июньской премьере: вместе с ансамблем русской аутентичной музыки «Толока» репетируют «Праздники» — мистические сказки математика и режиссера Романа Михайлова. А еще 2–5 августа нас ждет «Каменный стол» на озере Вуокса — летний фестиваль взаимодействия, где актеры, гости, кони вместе будут отмечать день созерцания новых горизонтов и искать новую картину мира.
КАК ПРАЗДНИК МОЖЕТ ВЫПРАВИТЬ БЕДЫ И ОШИБКИ И ПРИ ЧЕМ ЗДЕСЬ РОМАН МИХАЙЛОВ И АНСАМБЛЬ «ТОЛОКА»
Я только что побывал на вашей репетиции: вы все сидели за столом, читали книгу по очереди — и чтение прерывалось хоровым исполнением русских народных песен. Что это было?
Это была первая встреча, знакомство двух коллективов: нашего театра «ВелесО» и коллектива современного ансамбля русской аутентичной музыки «Толока» для совместной работы над спектаклем по произведениям Романа Михайлова из цикла «Праздники». Премьеру мы планируем в конце июня.
Первая? А такое впечатление, что вы уже давно сосуществуете.
В такой спонтанной форме репетирования, без структурности, могут возникать неожиданные повороты, материал звучит совершенно по-новому. Когда все нормировано, точно определено, то начинаешь задыхаться от формалистики. А здесь само пространство театра предполагает учитывать природу, время, естественные процессы, которые вокруг происходят. Которые не принимать во внимание в нашем театре невозможно: у тебя не получится отвлечь внимание коня, если ему что-то стало интересно. Бесполезно говорить коню: «Вернись! У нас спектакль, зрители пришли». Из этой сложносплетенной действительности и возникает фактура нашего театра.
Почему вы взяли произведения именно Романа Михайлова для спектакля?
На данном этапе жизни мы с Ромой очень созвучны. В стремлении к свету, к поиску возможности находить пути решения не в конфликте, а в диалоге. Из этого вытекает принцип работы с лошадьми. Это свободная работа, когда я не приказываю, а договариваюсь с конем о совместном деле. Я слушаю, чтó конь предлагает. Я вижу его настроение. От этого я выстраиваю дальнейшие взаимоотношения. Как внутри сцены, так и внутри спектакля. От спектакля к спектаклю эти отношения могут быть разными. Если за кулисами что-то случилось, конь выходит на сцену в другом состоянии. Например, его отвлек другой конь, который рядом проходил, и получается совсем другая сцена. Это то, к чему мы стремимся: создать атмосферу понимания, где мы находимся сейчас, через поиск внутреннего скомороха, через корневую систему лицедейства, которая строится не на одной истории, а на жонглировании набором образов.
Насколько важна фольклорность образов, которые вы используете в спектаклях?
У нас нет узконаправленного фольклорного вектора. Если говорить о театре в целом, он должен быть привязан к современности, к актуальности процессов, проистекающих в жизни, к тому, что происходит на планете. Без этого нельзя. И основной инструмент театра — зерцало. То есть я отражаю человека, с которым я вхожу в контакт, отражаю действительность, которая сейчас у нас на двоих или на группу людей организовалась. Сами историзм и корневое погружение в народность, которыми занимается ансамбль «Толока», для меня очень важны и интересны, потому что я, как сегодняшний человек, беру материал, который к сегодняшнему дню не имеет отношения, но корнево вдруг начинаю ощущать и осознавать себя где-то вне своего тела сегодняшнего. И тут возникает удивительный волшебный мост, который все это начинает соединять!
Собственно, это то направление, которое мы выбрали для нашего нового летнего фестиваля-лаборатории «Каменный стол»: мы проведем его со 2 по 5 августа в поселке Севастьяново на берегу Вуоксы, и его основная тема — это картина мира. Но приходить мы к этой картине мира будем через естественные процессы: слушание природы, контакт с конем, парение в бане, звучание голоса после бани, вообще звучание в бане как отдельный обряд. Чтобы появилось определенное состояние: ты, я, мы — кто мы? Как мы себя ощущаем? Возможно ли заново обрести праздник?
Именно об этом пишет Рома Михайлов, именно это мы уже не первый год пытаемся исследовать. И постоянно натыкаемся на очень интересный момент: место праздника занимает некий ритуал, который к празднику-то уже никакого отношения не имеет. Мы отмечаем праздник, то есть делаем формальную пометку, но не справляем его. А ведь справление праздника — это удивительное время, когда границы между мирами утончаются и возможно выправить родовые, народные беды, болячки, ошибки, которые столетиями, веками накапливаются в нашем генетическом и поведенческом опыте. Чтобы праздник перестал быть агонией на уровне «вот я провел Новый год так, что мы потом неделю отходили», стал моментом осознания, куда мне двигаться дальше; как в рассказе Романа Михайлова: что за восток я ищу, в чем мой восток, почему мне нужен этот восток?..
А что для вас в данном случае восток?
Это какая-то... как сказать... возможность освобождения во всех смыслах, когда мы сможем позволить себе быть единым народом, не стесняясь этого. Когда сможем действительно легко и по-доброму смеяться вместе, друг над другом. Чтобы смех стал снова инструментом, который лечит, а не уничтожает тебя как личность. А сейчас много этого ядовитого юмора, который не подымает дух, а гнетет, топчет тебя. И мне кажется, что все больше и больше людей, которые устали так смеяться и слышать отовсюду этот смех. И наш восток — это символ освобождения от того, что гнетет. И мы фокусируем в себе чувство этого востока через праздники. Помните Чехова, писавшего про русского человека, который тоскует по празднику, и когда он приходит, не может его справить, потому что тоскует? Помните Достоевского, говорившего, что русский человек так уже докопался до своих глубин, что пьет уже не на радостях, а на страданиях от неизбывной неустроенности? И вот мы в какой-то постоянной внутренней неустроенности пребываем и погружаемся в тело боли, забывая вообще о теле радости и удовольствия, без которого праздник невозможен.
Я правильно понимаю, что в вашем представлении театр — это как бы некий магический ритуал для выправления реальности?
В целом, это мое какое-то, наверное, сокровенное исследование, которое в какой-то момент определило мой путь. Я и в институт уже поступал не с мыслью стать известным, популярным, узнаваемым, а у меня была уже такая навязчивая идея, что надо спасать мир, как бы инфантильно это ни звучало.
Когда у вас появилось это ощущение?
Я не могу сказать точно. Но для меня большую роль играли разговоры отца с братом. Мой отец был артистом, писателем, сценаристом, режиссером. И собственно, брат тоже занимался тем же. И вот эти пылкие разговоры на кухне, где я сидел и грел уши, как-то вырастили во мне именно такое отношение к творчеству. И после первого моего режиссерского опыта с лошадьми в Сызрани у меня возникла идея сделать свой театр. Я думал, что мы будем этот театр делать и строить вместе с отцом, продолжать вместе спасать мир. Но, к сожалению, вместе не получилось.
СПАСТИ МИР ПОМОГУТ ЛОШАДИ, И ПОЧЕМУ ПЕТЕРБУРГ — ГОРОД ВЫХОДА В ДРУГИЕ РЕАЛЬНОСТИ
Как вы поняли, что спасти мир помогут лошади?
На самом деле эта мысль возникла не сразу. Сначала была просто уникальность самого дерзновения, что это будет конно-драматический театр! Но поначалу мы не понимали, что это такое. Начали пробовать. Что-то как-то получилось, одна-две сцены вроде работают, а главное, работают настолько мощно и по энергии, по силе воздействия на зрителя, что стало понятно: мы прикасаемся к чему-то очень интересному. Когда возникали хоть малейшие взаимосвязи, музыка, свет — и просто даже стояние коня в определенной мизансцене, в определенном контексте это производило вдруг ошеломительный эффект. И как-то все покатилось. Но как это развивать, понимания не было. Только года через три, когда мы уже оказались рядом с деревней Лепсари, где и находится наш театр «ВелесО», стало понятно, что я зашел в тупик именно в плане работы с лошадьми: да, есть джигитовка и есть множество таких конных театров, один на другой похожих, но заниматься этим было неинтересно. Неинтересно принуждать лошадь к трюкам. Нужно выстраивать взаимосвязи. А как их выстраивать, когда ты подходишь к коню, а он изначально тебя боится? И в этот момент мы нашли совершенно случайно в соседней деревне школу свободных лошадей с тренером Инной Дитман, которая сказала: «Приезжайте, я вам покажу, как это делается». Мы приехали и обалдели: кони стоят в поле на свободе, к ним подходят люди без уздечек, без хлыстов. И на уровне языка тела начинается контакт, они взаимодействуют, конь понимает, чего человек от него хочет. Кони начинают играть, бегать, танцевать — и это уже театр. Это было фантастически! И таких чудес с театром «ВелесО» связано очень много.
Вы родились в Ашхабаде, выросли в Сызрани, учились в Москве. Как оказалось, что вы построили конно-драматический театр на берегу Ладожского озера?
В принципе, сколько раз я ни был в Петербурге, каждый раз это для меня какой-то магический период. Перманентное ощущение другой реальности. Был, например, такой эпизод. С одним режиссером мы взялись работать над «Преступлением и наказанием». Начали читать роман, ходя по Петербургу, набрали какую-то бешеную скорость, а дело было жарким летом, с меня пот течет, перед глазами плывет. Я говорю: «Мне надо где-то посидеть, полежать минут 15, я не знаю, оставь меня, отстань от меня, я с ума сейчас сойду». Мы разошлись, я спустился на причал на набережной Обводного канала и там, прямо на этом бетоне, и уснул. И просыпаюсь я от запаха жженой бумаги. Открываю глаза — на меня летит пепел. Я в шоке, смотрю: надо мной стоит человек с длинными засаленными черными волосами, напоминающий Гоголя, и что-то жжет прямо надо мной. А я спросонья, может, резковато спрашиваю: «Ну почему вы здесь-то это решили делать?» И в этот момент он гротескно, как в театре, испугался, у него выпали бумаги, он начал судорожно хватать их, вынимать из воды, потом побежал вдоль набережной, остановился в отдалении и опять продолжил жечь эти бумаги. Это было для меня какое-то такое потрясение. Я вдруг понял, что я очень люблю Петербург именно вот за такие выходы из реальности, за такие параллельные действительности, которые тут возникают, которые ты успеваешь увидеть.
КАК СКОМОРОХИ БЫЛИ ЖРЕЦАМИ И ГДЕ ПРАЗДНОВАТЬ ДЕНЬ СОЗЕРЦАНИЯ НОВЫХ ГОРИЗОНТОВ
Я правильно понимаю, что, судя по названию театра — «ВелесО», — для вас важна связь с языческими традициями?
Для меня, конечно, это момент привязки. Он на уровне архетипа, что ли. На фоне того, что в наше запредельно техническое время мы уже насквозь процифрованы, это какая-то отсылка и попытка вернуться к естественному диалогу, по которому тело-то наше на самом деле тоскует. И дабы этот вектор определить чуть больше, хотелось напомнить самим себе об этом на хтоническом уровне: земля начинается у тебя в ногах, ты чувствуешь импульс ее. И так мы пришли к Велесу, который скотий бог, покровитель поэтов и музыкантов. Мы начали погружаться в историю народа, в историю того, что раньше скоморохи были жрецами. К ним ходили за советом, за выправлением ситуации. И поодиночке, и семьями, и родáми. И это были очень важные члены общины. Другое дело, что в какой-то момент скоморошество переросло в другое качество, этим стали зарабатывать на жизнь. И понятие «выправления» стерлось. Остался только смех, который уже не лечил, а развлекал. Дальше больше: свеклой намазали щеки, взяли дудки да погремушки, да пошли. А здесь попытка действительно через этот путь, через работу на природе, через работу со своим телом во взаимодействии с естественной средой, с животными, вернуться к подлинному, изначальному скоморошеству. Вернуть в театр-мистерию, когда нам драматургия нужна не как последовательность событий, а как возможность проживания здесь и сейчас совместного ритуала.
Расскажите про ваш фестиваль «Каменный стол», который будет проходить в августе. Почему именно «Каменный стол»?
Каменный стол — это финское название места, где будет проходить фестиваль. И название места продиктовало нам название фестиваля: для меня это тот же вектор, что и «ВелесО», — возвращение к каким-то таким хтоническим, неопровержимым природным закономерностям, опираясь на которые мы можем осознать здесь и сейчас, в том обществе, которое соберется за этим каменным столом. Это фестиваль, который будет соткан из взаимодействия. Сейчас мы проводим конкурс участников, которые возведут на фестивале некие архитектурные сооружения. Будем устраивать открытые столы, где человеку предоставится возможность заявить ту или иную идею, трактат или философское измышление. И через это взаимодействие, через общие практики взаимодействия с природой мы хотим попытаться создать общее звучание. Причем в буквальном смысле: мы хотим сделать радиосистему на всю площадку фестиваля, потому что она сама по себе достаточно большая, и создать единое музыкальное поле, на которое уже поверх будет накладываться трактат или ритуал конкретного участника. А итог, к которому мы должны прийти, — это празднование дня созерцания новых горизонтов, 5 августа. Мы хотим провести этот праздник не для галочки, а дабы ощутить возможность нового горизонта. И понятно, что если смотреть честно, то рисуется какой-то до ужаса страшный горизонт с грибами до неба и так далее, с не успевшими построиться ракетами, которые спасут человечество на другой планете. И в этом плане, конечно, хочется, чтобы фестиваль дал нам другую картину мира, и это была бы картина мира, а не картина конфликта.
Текст: СТАС ЕЛИСЕЕВ
Фото: ВАЛЕНТИН БЛОХ
СТИЛЬ: АЛЕКСАНДРА СУХОНЕНКОВА
ВИЗАЖ: МАРИЯ ЕВСЕЕВА
СВЕТ: ВАСИЛИЙ КАБАЙЛОВ И АЙРАТ МУРАТОВ SKYPOINT
«Собака.ru»
благодарит за поддержку партнеров премии
«ТОП50. Самые знаменитые люди Петербурга» — 2024:
Эксклюзивного партнера, производителя премиальных украшений с российскими бриллиантами — ювелирный дом MIUZ Diamonds
Газпромбанк — Официальный банк премии
Торговый дом «Рятико» с брендом ReFa — роскошным уходом для вашей кожи
«Моменты. Repino» — клубный малоэтажный жилой комплекс от девелопера «Абсолют Строй Сервис»
ASKO — мировой премиум-бренд по производству бытовой и профессиональной техники
Комментарии (0)