Анастасия Вебер: «Когда фильм выиграл на Берлинском кинофестивале, один из моих актеров сказал: "Это прикол, который вышел из-под контроля"»

Если бы ты снимала фильм о том, как ты снимала «Трэп», что бы это было?

Это был бы «Трэп» — опять! То самое взбудораженное эмоциональное состояние, в честь которого я назвала фильм, — это атмосфера наших съемок. Спросите у актеров фильма, что такое «Трэп»? И кто-то из них тяжело вздохнет, кто-то нервно засмеется. За 4 года работы я столкнулась со всеми проблемами: отсутствие опыта, финансирования, начавшаяся пандемия. Когда фильм выиграл на Берлинском кинофестивале, один из моих актеров сказал: «Это прикол, который вышел из-под контроля».

Ты собрала в «Трэпе» классную команду. За что ты могла бы сказать спасибо каждому из них?

Так получилось, что этот фильм мне помогало делать огромное количество человек. Были среди них ключевые лица, которым я особенно благодарна. В первую очередь Егору Севастьянову и Насте ­Брайко, ­оператору-постановщику и второму режиссеру/линейному продюсеру проекта соответственно. Это мои боевые товарищи из киношколы, которые пожертвовали многим, чтобы проект не стоял на месте. Фотограф и художник Дима Пряхин подключился, когда я решила снять самую сложную сцену нового сценария — финальную драку, которая переросла в перформанс. В этом эпизоде я считаю Диму полноценным соавтором, он работал с моими актерами на площадке. Композитор и музыкант Бхима Юнусов появился в проекте на финальном этапе монтажа, когда мне казалось, что мой мозг сломается. Он точно почувствовал, что я хотела передать в музыкальных эпизодах фильма, и музыкально уточнил его содержание. Без моих режиссеров монтажа Димы Новикова и Кости Корягина фильма бы тоже не было. Когда мы с Димой нашли ключевую склейку фильма, то долго смеялись, ведь эта история наконец-таки начала складываться у нас на монтажном столе. А Игнат... Этот персонаж, как и многие мои непрофессиональные актеры, проживал проект со мной с самого его начала. Именно актеров я считаю сердцем фильма, теми, кто мотивировал меня быть упрямой и не сдаваться.

Какие свои чувства и эмоции ты собрала в «Трэпе», про что это для тебя?

Центром фильма я считаю то странное эмоциональное состояние, когда ты стараешься проживать свою жизнь как ­нормальные люди, но жизненные обстоятельства вокруг тебя все время провоцируют приключения. Ребята на окраинах Питера так и живут сегодня, я хотела обратить внимание зрителей на этот странный феномен. Я назвала это чувство «трэпом». Когда твои эмоции на пределе, а события все время граничат с катастрофой. И ты вынужден выживать и находить внутреннюю правду и силу в этом.

Петербург тоже играет в «Трэпе» свою главную роль второго плана — как ты ощущаешь город?

Я родилась и выросла в Петербурге, но в детстве выезжала в центр города только в праздники и выходные. Меня окружали серо-коричнево-пепельные цвета, горы льда и снега, бетонные плиты панелек, черная вода луж, запах скрипучего паркета в музыкальной школе и тот самый звук, когда мелом скоблят по доске. Вот, наверное, тот самый Питер, который я пыталась показать в «Трэпе». Я люблю этот город, и мне сложно посмотреть на него со стороны. Если бы у нас всегда было тепло, то это был бы лучший город на земле. Я бы хотела снять исторический фильм про навод­нение 1824 года, у меня уже есть история. Петербург — это совершенно точно портал в потустороннее.

Что происходит с Trap Agency — агентством непрофессиональных актеров, которое ты запустила?

Trap Аgency — это практически благотворительная инициатива меня и моей подруги Натальи Беловой. Мы объединили актеров моего фильма с очень простой мыслью: это гении от актерской игры и крутые ребята, берите их на свои съемки. Ребята уже снялись в нескольких коротких метрах, клипе группы Shortparis, и их зовут на кастинги. На самом деле за идеей Trap Аgency для меня стоит нечто гораздо большее. На что мне возможно когда-нибудь хватит сил.

Как художнику может помочь психотерапия?

Я думаю, что психотерапия — это замечательно. Как и любая другая здоровая форма коммуникации с миром. В моем случае я хожу на психоанализ, его же нам преподавала в киношколе Нина Михайловна Савченкова. Для умения разрабатывать истории, анализировать контекст, фильмы, литературные произведения и искать неочевидные связи в нарративах — это вообще самое то.

Ты выпустилась из Школы нового кино. Правда, что это идеальная лаборатория для режиссеров?

Когда открылась Школа нового кино в Питере, я подумала, что она открылась специально для меня. Я только-только закончила Петербургский институт кино и телевидения, сценарную мастерскую, и была тотально оторвана со своими навыками от комьюнити. Сейчас прошло уже 4 года после моего выпуска из школы, но концептуально я все еще рядом, работаю в ней куратором режиссерской лаборатории, помогаю режиссерам-первокурсникам двигать свои проекты. Это единственная в России школа с концептуальным и философским подходом к кино. Больше вас нигде не научат «видеть киногени́ю», работать с «киновременем» и психикой актеров. В киношколе я научилась новой риторике размышлений режиссера, интегрировалась в среду кинематографистов.

Что делаешь сейчас?

Я оказалась счастливчиком и уже работаю над полнометражным дебютом со своими близкими друзьями и крутыми профессионалами. И собираю портфолио для продвижения на коммерческий рынок. Оказывается, это тяжело, даже будучи кинорежиссером, искать коммерческие заказы, работа по продвижению занимает много времени и требует много усилий.

Ты ведь пишешь стихи?

С детства писала. Был перерыв на прозу, но потом я столкнулась с видеопоэзией, познакомилась с плеядой авторов, которые развивают поэтический язык и ценят таких поэтов, как Драгомощенко и Целан. Я перестала бояться писать, и продолжаю делать это по сей день.

Видеопоэзия — что это такое?

В Школе нового кино у нас был курс видеопоэзии, который вели Галина Рымбу и Константин Шавловский. С тех пор видеопоэзия для меня переросла в «синема­сториз». Это сториз, которые сняты как фильмы. Хочу запустить курс по синемасториз: каждый человек может снимать такие кадры, монтировать и превращать свою жизнь в кино.

Как работает слово?

В юности я ходила в воскресную школу, где мы читали тексты на церковнославянском языке. Для меня это до сих пор самые сильные тексты. Читая их, пытаясь проникнуть в скрытые смыслы, анализируя этимологию, я открываю то, что нами утеряно. И эти лингвистические открытия становятся для меня ключами к новому взгляду на мир и события, которые нас окружают.

Текст: Яна Милорадовская

Фото: Дуся Собобль