В среду, 5 марта, в «Редакции Елены Шубиной» стартуют продажи романа-буфф «Эйзен». Автор бестселлеров «Зулейха открывает глаза», «Дети мои» и «Эшелон на Самарканд» Гузель Яхина вновь берется за исторические реалии и приглашает нас присоединиться к ней в размышлении о загадочной личности совесткого режиссера Сергея Эйзенштейна. Автор Собака.ru книжный блогер Михаил Титов изучил новинку и рассказывает, чем она может заинтересовать читателей.
Обложка новой книги Гузели Яхиной — коллаж в духе 1920-30-х годов. На ней Сергей Эйзенштейн предстает в облике этакого клоуна с печалью во взгляде. Оформление словно предупреждает и о судьбе режиссера, и об особенностях книги: впереди нас ждет «роман-коллаж», хотя автор и называет свое произведение «роман-буфф».
Вопросов к этому поначалу очень много. Почему роман-буфф? Буфф по определению — комическая или даже сатирическая пьеса, построенная на шутливых положениях. В русской литературе — это очень редкий жанр, сходу вспоминается только гротескная «Мистерия-буфф» Владимира Маяковского.
Буффонадой «грешил», например, итальянский кинематограф в середине 1960-х — начале 1970-х годов: погони, быстрая игра, стремительно меняющееся действие. Можно переложить эту трактовку буффонады на роман Яхиной, но вопрос определения жанра все равно зависает в воздухе, и так и остается неразгаданным до самого финала.
Где-то автор следует законам буффонады, описывая, к примеру, работу Эйзенштейна над фильмами или вкладывая в уста главного героя нецензурщину и скабрезности, но в целом «Эйзен» — просто набор разножанровых эпизодов. Это смонтированная биография режиссера с изложением известных фактов и додуманными событиями и диалогами. То есть скорее, роман-коллаж или роман-конструктор.
При этом «Эйзен» — точно не томик из серии ЖЗЛ. Яхина берет самые яркие события и вокруг них конструирует возможную реальность, сочетая fiction и non-fiction, периодически отсылая читателя то к дневникам самого героя, то к мемуарам современников. Как заявила писательница в одном из интервью, «роман — это гипотеза о личности Сергея Эйзенштейна… <> не научный труд, а художественный, но с предельно возможным уважением к правде».
Кстати, самого Эйзенштейна часто обвиняли в том, что его фильмы далеки от исторической правды: и восстание на броненосце выглядело не так, и не было никакого расстрела на лестнице (прим. ред. речь идет о фильме «Броненосец "Потемкин"»). Эйзен в романе на эти упреки парирует, что «истории не хватало одного — стать искусством».
Яхина словно вдохновилась этим посылом: ее роман далек от исторической правды, особенно в части реконструкции диалогов и описания конкретных ситуаций и чувств, не зафиксированных документально.
Надо сказать, что диалоги в целом являются слабым местом романа. Они и в предыдущих книгах Яхиной удивляют своей пафосной кинематографичностью (а в некоторых случаях – нарочитой придуманностью!). Например, вот отрывок из разговора Эйзенштейна с режиссером Григорием Александровым, где речь идет об определении искусства. Эйзенштейн накидывает варианты:
— Искусство — это бубен, заставляющий общество плясать более-менее синхронно — в том направлении, куда требуется верховному шаману. Или великому князю, или церкви, или государству, наконец, — иными словами, заказчику музыки.
Говорят ли даже выдающиеся люди настолько по-письменному? Вопрос риторический.
Зато Гузель Яхина создает свой мир Эйзенштейна. В некоторых моментах — если не шокирующий, то удивляющий авторскими предположениями. Например, эпизодами, где матери режиссера кажется, что она кормит взрослого сына грудью или где Эйзенштейн бегает за Ждановым, чтобы узнать судьбу второй серии «Ивана Грозного» и настигает его в туалете.
Для погружения в исторический контекст Гузель Яхина объездила несколько стран и городов, связанных с работой Сергея Эйзенштейна: Переславль-Залесский, Петербург, Ригу, Мексику. На написание романа о режиссере у Яхиной ушло три года.
В романе восемь глав — по количеству основных (как определяет сама автор) фильмов Эйзенштейна. Впрочем, в официальной фильмографии режиссера 14 картин: что-то не доснято, что-то утрачено. Что ж, спишем на авторский выбор.
По структуре книга напоминает минисериал, где каждый эпизод решен в своей стилистике. Автор в послесловии объясняет это так: «Постоянная смена регистра — словно качели: от психологической драмы — к документальности и обратно; от трагических нот — к юмору, сатире и гротеску; от динамичных киносцен — к размышлению; от частной истории художника — к большой истории страны». К слову, вынеси Яхина свои объяснения авторской задумки в качестве предисловия, многие вопросы в ходе чтения были бы сняты.
Жесткой хронологии Яхина не следует, хотя плюс-минус идет по ней. Автор воссоздает не жизнь режиссера в целом, а ее фрагменты, связанные с работой над картинами: снятыми и неснятыми.
Яхина предполагает, что режиссера фактически убил «Иван Грозный», вторую серию которого Иосиф Сталин не принял и заставил переделывать. После инфаркта Эйзенштейн проживет всего два года, больше в постели и за столом, будет писать, пока сердечный приступ не убьет 50-летнего режиссера в ночь с 10 на 11 февраля 1948 года. Напоследок власть то ли поглумится над ним, то ли в очередной раз покажет свое всемогущество. Перед кремацией из черепа умершего изымут мозг, чтобы передать на хранение в Институт мозга.
Но хронологическую линию романа писательница уводит за пределы смерти Эйзенштейна. Несколько последних страниц – история его соратника и сорежиссера Григория Александрова, ставшего впоследствии автором легких, но поучающих комедий со звездной Любовью Орловой. Его попытка уйти в серьезный кинематограф провалится, в 1970-е он восстановит их общий с Эйзенштейном фильм о Мексике и успеет получить за него награды. Смертью Александрова книга и закончится.
Об Эйзенштейне написано и снято очень много. Только в 2016 году вышли две его биографии. Одна — преподавателя истории искусств Бристольского университета Майка О'Махоуни в совместном проекте Ad Marginem и «Гаража», вторая — киноведа Марка Кушнирова в серии «ЖЗЛ» издательства «Молодая Гвардия». До этого, в 2015-м, Питер Гринуэй снял «Эйзенштейн в Гуанахуато» о пребывании советского режиссера в Мексике.
Каким получилось взгляд Яхиной на режиссера? В романе нет антитезы: гений или пропагандист Эйзенштейн? И гений, и пропагандист. А еще и жертва, и бог искусства, и его раб. Соблазна вылепить из этой массы заданный образ (а там столько всего намешано, что слепится любое!) Яхина все-таки избежала. Ей, на мой взгляд, удалось смонтировать цельный образ человека в антураже времени. Ее Эйзенштейн вышел разноплановым и живым — со всеми вытекающими.
В общем-то, эта книга — еще одна попытка показать, как складывается жизнь таланта в тоталитарном государстве, требующем обслуживать свои интересы. Хотя вот постоянный оператор Эйзенштейна Эдуард Тиссэ доживет до 1960-х, снимать практически перестанет, будет преподавать, и в общем-то останется доволен своей жизнью. Так что вопрос о мере таланта, его реализации и зависимости от условий остается открытым.
Текст: Михаил Титов
18+
Комментарии (0)