В издательстве «Новое литературное обозрение» вышли мемуары художника Виталия Зюзина «Хиппи в СССР 1983–1988. Мои похождения и были». В гонзо-книге подробно рассказывается, как и чем жили советские «дети цветов» на излете режима. Публикуем несколько фрагментов из нее — о том, что принято было читать в этой среде, какую слушать музыку и как постепенно в газетах начали писать о контркультуре почти без негатива.
Опять возвращаемся к культуре. Выставка прикидов
Теперь о литературе. Трудно было достать хорошие книги, да и узнать, какие книги хорошие. В магазинах лежали горы никому не нужных материалов съездов и совковых скучных писак про радостную жисть в колхозах и в цехах, но иногда попадалась классика. Хорошие книги были большим дефицитом, и даже не слишком интеллектуальные граждане считали важным иметь дома интересные книги, хотя мало кто от них прозревал в отношении того строя, при котором жили.
С большим трудом можно было купить приличную литературу, но самым важным считалось иметь многотомные собрания сочинений, подписки на выход томов которых либо распределялись на предприятиях, либо получались в результате стояния в многочасовых очередях перед книжными магазинами. Книгами обменивались или просто давали почитать «на ночь». Шуруп мне как-то дал солидный том Воннегута, а «Гадких лебедей» я брал у своего друга Гриши Бердичевского, совершенно не связанного с тусовкой. У него же и «Мастера и Маргариту», «Чайку по имени Джонатан Ливингстон», «Над пропастью во ржи», книги Стругацких и много чего еще… Странно, что он не захипповал в свое время при таком направлении мозгов. Хотя Гриша выбрал более радикальное решение — эмигрировать по еврейской линии в США.
Тем не менее кто-то что-то доставал, и не обязательно это была художественная литература. Кто-то читал антигосударственные и антицерковные труды Льва Толстого, а кто-то пытался разобраться в писаниях Николая Кузанского (мне двухтомник одалживал Артымон, но я не осилил и трети первого тома) и Павла Флоренского (мне давал в самиздате Макс Столповский)…
«Грани», «Экспресс-хроники» и «Хроники текущих событий» в нашей среде не читали и не интересовались ими (кроме уже вошедших в политику), а вот те, кто не читал «Колыбель для кошки» и «Бойню номер 5» Воннегута, «Степного волка» Гессе, «Алису в Стране чудес» Кэрролла, считались сами себя обделившими. Впрочем, у каждого свой путь. Меня, например, торкнула «Башня из черного дерева» Джона Фаулза, а другим достаточно было прочесть Конфуция и Лао-цзы…
Шуруп подсказывает мне про забытые вещи Генри Миллера, как ни странно, Толкиена, Оруэлла «1984» и «Скотный двор», ну а кто владел английским языком, мог читать и Тимоти Лири.
С фильмами так же. Кому-то после «Генералов песчаных карьеров», просмотренных в 13 лет, можно было уже не доказывать лживость существующего уклада вещей во взрослом мире и прелести бродяжничества и естественных истин, а кому-то надо было попасть на
недоступный широкой советской публике «Забриски-пойнт», чтобы окончательно оформиться в изгоя… Но надо сказать, что уже в середине 80-х у выездных номенклатурных семей стали появляться видеомагнитофоны, к которым некоторым из нас изредка был доступ. Например, мы с женой году в 1987-м уже смотрели у сына одного академика «Апокалипсис сегодня», «Полет над гнездом кукушки» и какие-то еще фильмы, которых не могло быть в советском прокате.
Самым главным нашим опознавательным знаком, живым манифестом и знаменем были наша одежда (прикид) и волосы (хайр). На самом деле в наше время народ в основном уже ленился шить что-то оригинальное или даже неоригинальное, по образцу западных тусовщиков. То есть хотя бы из ковров или цветных кусочков материи смастерить какие-нибудь сумки, жилетки или куртки, как в 70-е. В основном просто обшивали мулине заплатки на джинсах и расшивали этими же яркими нитками рубашки и ксивники. Я сподобился смастерить суму, скроив и сшив ее из какого-то плотного холста, предварительно его выкрасив в темно-вишневый цвет, пришил лямку из маминого старинного широкого пояса от плаща и нашив ряды различной красной тесьмы. Швы обвязал мулине и присобачил деревянную пуговицу. На этот подвиг у меня ушло дня два. Еще у меня была льняная рубаха хиппового вида, алый хайратник, алая куртка (купленная у спартаковского болельщика, соседа), к которой я пришил деревянные пуговицы, и черный полушубок с нарисованным на нем на плече сзади желтым кенгуру.
Потом уже мне вторая невеста сшила дивной красоты радужный ксивник, который у меня и сейчас где-то лежит, а пока это были все отличия, кроме нескольких бисерных фенечек и еще расклешенных, со студенческих времен, джинсов, с массой заплаток, которыми я по одежде отличался от окружающих советских людей. Многие и так себя выразить не заморачивались. Но были умельцы, которые возвели самострок почти в культ и обшивали себя и знакомых буквально с ног до головы. К их числу принадлежали Володя Баптист, его ученик Поня, Понина соседка Конфета, ее подруга Алиса и еще несколько герлов. Еще Крис и Ромашка. Они шили все, включая (изредка) даже обувь.
Но прежние поколения, к которым принадлежал Баптист, ходили в ярких, в цветах и надписях, одеждах и сильно выделялись в толпе, хотя сам Баптист, а за ним и Поня предпочитали серо-бурую гамму, наверное заимствованную у индейцев, которые таким образом прятались в лесах. Поня решил сделать осенью 1986-го или в начале 1987-го выставку прикидов в двушке Саши Вяльцева на Автозаводской. Тот согласился, тем более что сам был не чужд хипповому стилю в одежде.
Собирали то, что было под рукой, Баптист даже специально еще что-то нашил, Конфета ездила к Дюймовочке, Офелии и Азазелло брать «канонические» вещи. Развесили все это хозяйство, но казалось, как и на всех наших выставках, что выглядит это бедновато. Помню, что сюда приезжал петь свое «Развевается в воздухе хайр» Гриша Шлягер, который уже несколько лет не выходил из дома в Беляеве и только мучил влюбленную в него Наташу Солнышко, подругу Алисы, а заодно и маму своими капризами.
***
Питер. Эрмитаж
На обратном пути заехали, естественно, в Питер, где остановились у необыкновенно благожелательной Мэм Сюзанны. Наутро пошли пить кофе в «Сайгон», где скучная надменная местная тусовка пока не появилась, а расположились приятные молодые люди. Был один блондин с приличным хайром, весь в черном и черной шляпе, и еще с десяток пипла (вспомнил еще Кэт-барабанщицу). Я их всех подписал на визит в Эрмитаж, в котором половина из них не была. На Ленкин и чей-то еще студенческий в разных кассах всем взяли льготные билеты и пошли шляться по музею. Зашли в залы импрессионистов и от них пошли по галерее, в которую стало светить сильное, редкое для Питера солнце через приспущенные прозрачные шторы. И в конце анфилады солнце падало на одну барбизонскую картину так, что казалось, на тебя идет реальная отара овец (объекты на картине были изображены в натуральную величину). Нас этот эффект ошеломил совершенно. Из-за эффекта солнечного освещения эта картина казалась лучшей в Эрмитаже…
***
Казань. «Наутилус», «Урфин Джюс», «Чайф»
В самые страшные морозы после Нового года мы с Диогеном отправились в Казань, слушать музыку нам неведомых, но уже известных групп. Стояли страшные морозы. В Казани −42 градуса. На обратном пути мы бегали по вагонам, чтобы запутать проводников при проверке билетов, и в конце концов воткнулись внаглую в какое-то уже
спящее купе на пол. Но под утро, еще в темноте, вскочили на полки от того, что в вагоне отключили отопление. Все пассажиры сидели скрючившись и смотрели на нас в страхе, как будто это мы Деды Морозы и можем их заморозить до смерти.
Все стекла в транспорте обледенели изнутри в толщину пальца так, что через них не было видно улицу, и мы не то что толком, а вообще никак не посмотрели город. Сиденья в трамвае были пластмассовые, и на них тоже нарос многосантиметровый слой льда. На остановках жестоко мерзли уже через минуту ожидания трамвая или автобуса, а приходилось ждать минут по 15…
Концерт проходил в каком-то кинотеатре, где от выходных дверей в зал намело горки снега, но это не помешало Пантыкину из «Урфина Джюса» радостно подпрыгивать и крутиться под песни, «Наутилусу» петь про нам неизвестную Америку, с которой почему-то уже прощались, а «Чайфу» рубить настоящий простецкий рок-н-ролл. Впечатление было гигантским, как от настоящей легенды и мощной свежей струи одновременно. Диоген добавляет, что когда я услышал и увидел Вячеслава Бутусова на сцене, то стал говорить, что они сатанисты. Скоропалительные выводы…
***
Выставки в ДК ЗИЛа. «Ирис» и «Фризия». Прочие
В это же время образовались два хипово-художественных объединения по типу тех, что были в начале века, — «Мир искусства», «Голубая роза»; одно было сольмиевский «Ирис», а другое — «Фризия».
Во втором Боб Шамбала с «Павелецкой» был скромной движущей силой, принимая постоянно друзей у себя в пыльной комнате коммуналки с никогда не открывавшимся окном на Садовое кольцо, шумное и смрадное от выхлопных газов всяких КрАЗов, МАЗов и прочих шедевров советского автопрома. Оба объединения делили между собой небольшое количество системных художников, но особо не стремились включать в себя посторонних людей. Самого мастеровитого и идейного Сашу Иосифова рвали друг у друга, но в принципе и там, и тут было много одних и тех же творцов. Они выставлялись в ДК ЗИЛа, в издательстве «Молодая гвардия», но это уже в 89-м и позже, когда вожжи идеологических запретов сильно ослабли. Это уже был выбор и местa, куда можно было пойти в скучном городе. Теперь этого не понять. Сегодня развлечений в Москве хоть отбавляй, и рекламы о них множество, начинавшейся с информационного «Досуга» в 90-е и нулевые, который организовал тоже один волосатый приятель, Илья Фальковский. Сейчас и «Таймпад», и рассылка по мейлу, и вообще сейчас труднее уклониться от приглашений на мероприятия, чем тогда найти хоть что-нибудь. Тогда просто некуда было пойти. Сами себя развлекали.
Из записей конца 80-х: «У Саши Иосифова была выставка летом 86-го в кинотеатре “Правда”, где было много хороших рисунков на тему Леннона, а также портрет брата Гены Зайцева. В 87-м Боб Шамбала с Иосифовым на “Пролетарской”. В 88-м зимой Сольми с “Ирисом” (Глюк, Головин и пр.) в издательстве “Молодая гвардия”. В марте 88-го наша “Оттепель-2” — Леша Фашист, Макс Казанский, Аксенов, Горячкин, Слава Бородин (профессиональный реставратор лет 50, не имевший отношения к волосне, просто мой знакомый хороший художник), Митя, Илья Гущин, Матюня. Мало того, что публика не пришла, так еще и на развешивание и сверление дырок было трудно кого-то из художников зазвать, и пришлось делать все самому, хотя жена рожала. Пришли только мой приятель Джон Ричардсон и какая-то начинающая журналистка, взявшая у меня интервью».
***
Печать о нас. 1987
В это время печать очень осторожно стала затрагивать несоветские проявления в обществе, не те, которые давались установками компартии и комсомола. Началось в «Литературке» и местами в «Комсомолке» какими-то смутными рассуждениями о неформальных лидерах в коллективах (пока рабочих, а потом и прочих). Потом мало-помалу перешли к неформальным, то есть официально не утвержденным, объединениям по интересам, хобби и социальной направленности. То про болельщиков в спорте, то про художников, то про музыкантов. И это вывело на тему молодежных тусовок типа хиппи, панков, рокеров, битломанов и т. д. В «Аргументах и фактах», «Собеседнике» и других газетах стали выходить статьи о всяких некомсомольских объединениях, и хоть писали о всех нас как об убогих, но все же не с ненавистью, как раньше.
После фестиваля и арбатской выставки, Манежа, когда у журналистов накопилось много обзорного фото- и видеоматериала, где многие эти объединения (и в первую очередь хиппи) стали открыто выступать, медиа начали подбираться к самим действующим лицам. При этом некоторые из журналистов сами в юности хаживали на тусовки и отращивали волосы, поэтому хипня не была совсем уж им незнакома.
Замечательный человек, сыгравший огромную роль в оттаивании общества начиная с брежневской эпохи, когда он четырнадцатилетним юношей стал заведывать целой полосой (по пятницам) в «Комсомолке» — знаменитым «Алым парусом», был Юра Щекочихин, который в свое время и сам тусовался на Пушке и в «Аромате» непродолжительное время, так как журналистика позже поглотила с головой, но тем не менее он прекрасно помнил и дух, и персонажей эпохи конца 70-х. Он помнил и Подсолнуха, и Азазелло, и много кого еще…
Он-то как раз и оказался самым настырным, чтобы пробивать самые смелые и скандальные публикации о тех, кто идет не в ногу с комсомолом, так как молодежи по возрасту многое прощалось, а о взрослых, несогласных с режимом, писать еще было стремно.
Как-то раз в редакцию «Литературной газеты» рядом с тусовкой на Чистых прудах пригласили представителей всяческих «неформалов», и нас в том числе. Круглый стол заняли спартаковские болельщики (Фархад и Никита), мы (двумя незнакомыми между собой компаниями хиппи; я не знал Майка Якутского, а он меня), панки, металлист и несколько персонажей. Высказывали свои кредо, не спорили, болтали и между собой, и с приглашенными. Были там еще этакие заговорщики по улучшению коммунистической доктрины и быта. Последние сразу заняли враждебную ко всем позицию, но по чрезмерной молодости и неопытности не смогли справиться с общими к себе насмешками и презрением. Тем не менее встреча носила, стараниями Юры, очень благодушный характер, но мы все равно старались держать марку и ошарашивать собравшихся довольно-таки парадоксальными и экстремистскими лозунгами и идеологическими догмами. Присутствовали всякие молодоведы-сексологи, отставные генералы КГБ и милиции (помощники Юры), фотограф Юрий Рост и несколько прочих интересующихся.
Результатом встречи стала огромная, на разворот статья с довольно урезанными и приглаженными интервью, причем больше всего резали и гладили почитателей коммьюнизьма!
Это было нашей победой, признанием, хоть и косвенным, нашего существования и права мыслить и жить по-другому. Но, к сожалению, большинство хиппей в этой свободе предпочла заняться самоубийством от наркотиков… Как мне это было не по душе, помнит всякий, кто тогда со мной общался. Когда-то Леша Фашист рассказывал мне байки про первых американских хиппи, что настоящие, идейно упертые ушли от своих закайфовавших товарищей из города в дикие долины Калифорнии и стали там разводить цветы и этим жить. Перед тем было сожжение хипповых прикидов в знак протеста против возникшей на них моды и вообще какие-то очистительные акции от ухудшавшихся отношений между волосатыми в квартале Хейт-Эшберри. Но, как говорится, все повторяется и какую новую красивую идею ни выдумай, энтропия все низведет опять до пшика…
Наша идея, как я понимаю, была в очень простом принципе — относитесь к нам бережно, потому что мы — особенные. И потому что мы и без вашей помощи очень быстро ноги протягиваем…
18+
Отрывки для публикации предоставлены издательством «Новое литературное обозрение». В тексте, как и книге, сохранены авторская орфография и пунктуация.
Комментарии (0)