Как в Ленинграде возникла абсурдистская арт-группа «НОМ»? Рассказывает ее лидер Андрей Кагадеев

Политика гласности встретила у уставшего советского народа единодушное одобрение, настолько всем обрыдло псевдокоммунистическое лицемерие. Процесс, затеянный Горбачевым, пошел развиваться лавинообразно. Сначала в газетах появились исторические материалы о «честных коммунистах», имена которых долгое время были под запретом, ну а потом снежный ком покатился с ускорением. Откуда-то взялись самиздатные книги. Я лично читал напечатанные на настоящей фотографической бумаге самодельные книжки Булгакова «Собачье сердце», Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» и злобно-сатирический роман Александра Зиновьева «Зияющие высоты». Вскоре тиражи литературных журналов взлетели до немыслимых высот — там наперегонки стали печатать ранее нежелательных и даже запрещенных писателей из числа эмигрантов — Войновича, Аксенова, Синявского. Но всех обскакал Анатолий Рыбаков, дотоле автор невинного «Кортика», — его новый роман «Дети Арбата» рвали из рук, я сам стоял в очереди в библиотеке на очередные номера журнала «Дружба народов», где роман печатался частями в течение нескольких лет. Авторитет КПСС заколебался. У людей стали появляться вопросы.

Мы с коллегой Бутузовым исправно ходили в свой НИИ на службу, вносили рацпредложения, участвовали в самодеятельности, ездили в совхоз на уборку картофеля, сочиняли поздравительные стихи по случаю юбилеев сотрудников и урывками продолжали писать «Страуса» для души. Будучи еще студентами, мы поимели обыкновение дарить друзьям и знакомым бессмысленные подарки на дни рождения, как то: столовый прибор неясного назначения, подписанный «Антипу от Ефрема», небольшой чугунный якорь с гравировкой «Испокон веков», кусок хозяйственного мыла в художественной обертке «Карамель «Вий»»... Таким образом, в качестве подарка от нас Николаю Родионову однажды досталась блок-флейта. После окончания пушкинского Сельхоза Коля женился и теперь работал по распределению в каком-то проектном ленинградском институте поливальных установок. Имея избыток свободного времени в длительных командировках, инженер Родионов от нечего делать освоил подаренный ему нехитрый духовой инструмент и во время кухонных посиделок продемонстрировал нам свое новое умение. Тут же родилась идея собраться на ближайших выходных у Бутузова дома в Авиагородке и создать музыкально-литературную композицию «Протез» по нашему одноименному рассказу, написанному во времена студенчества. Дома у Бутузова имелись: отечественная электрогитара, болгарская акустическая гитара, пианино «Красный Октябрь» и магнитофон «Маяк-203». Вооружившись перечисленным инструментарием вкупе с флейтой и разнообразными перкуссионными коробками, мы начали сочинять и звукозаписывать. Роль Светы из рассказа досталась мне, на роль Миши пригласили моего младшего брата Сергея, а партию ведущего предложили его талантливому другу Дмитрию Тихонову. Собирались по воскресеньям, результаты творчества тут же записывались на магнитофон, иногда даже со звуконаложением при помощи кнопки «трюк». Когда история про протез близилась к концу, мне подумалось, что будет правильно завершить ее финальной песней. В течение рабочей недели я набросал подходящий текст, и уже в следующее воскресенье мы хором спели в микрофон «Покупайте протезы», тем самым поставив точку в проекте. Результат был оформлен в виде небольшой магнитной ленты-бобины.

Собственно, казалось бы, и все. Ан нет. Привыкнув к новой творческой отдушине в конце трудовой недели, в следующее воскресенье мы опять встретились у Бутузова дома втроем — он, Коля и я, с неясной целью чего-нибудь сочинить. Слово за слово — родилась песня «Про козла», и вот к концу дня на магнитофоне «Маяк» уже появилась новая запись. Песня исполнялась на гитаре, флейте, картонных коробках и бубне. Прослушав новое произведение, завистливый Дмитрий Тихонов воодушевился и предложил в следующие выходные собраться у него в Пушкине, чтобы продолжить творить, благо пианино у него тоже есть да еще и аккордеон в придачу, а музыкальных идей — хоть отбавляй, и музыкальную школу он окончил. Магнитофон «Маяк» был тогда у каждого уважающего себя меломана, а родители Бутузова давно и недвусмысленно давали понять, что не одобряют подозрительных сборищȿ на их жилплощади в Авиагородке, так что мы согласились. Было решено к следующим выходным приготовить новые эскизы и идеи — тексты, мелодии, что угодно — для дальнейшей самореализации.

Мы с Бутузовым в своем отделе «Поиска» имели общественную нагрузку — изготавливали художественные стенды и стенгазеты, а также сочиняли поздравительные оды и стихи. Из невостребованного у нас к тому времени был стишок «Насекомые» и некоторое количество куплетов «Ламца-дрица». Одногруппник Тихонова Демидов сочинил когда-то стихотворение про «Королеву-гадину», а мой младший брат породил текст «Поганый вальс». На новое сборище «неформального объединения молодежи», как мы себя в шутку называли, пригласили также нашего однокурсника Сергея Хазалова — для него нашелся барабан с пружинками. Маленький деревянный ксилофон тоже очень пригодился, а у малолетней соседки Тихоновых была одолжена скрипка, на которой я пропиликал мелодию «Поганого вальса». Таким вот образом на магнитофонной бобине постепенно появились домашние версии упомянутых песенок. Никаких амбиций, кроме чисто сочинительских, у нас не было.

Тем временем Ленинградский Рок-клуб рос и развивался — о нем все чаще писали в газете «Смена». Где-то шумно проходили закрытые номерные фестивали с жюри, журналисты публиковали отчеты о группах-участниках и победителях, иной раз попадались обзоры целых альбомов. Из той же «Смены» я узнал, что бывшие участники любимой группы «Странные игры» организовали новый проект — «АВИА» (антивокально-инструментальный ансамбль). Как только появилась реклама концерта группы «АВИА» в ЛДМ, я туда не замедлил явиться. Большой зал был заполнен наполовину, но новая группа не разочаровала нисколько. Всего три участника — Гусев, Рахов, Кондрашкин, неординарный набор инструментов — синтезатор, ксилофон, саксофон, барабаны и поразительная музыка — «Авиавиа», «Ночью в карауле», «Урок русского языка»... У нас появились новые кумиры и авторитеты. В газете «Вперед» я впервые увидел фотографию группы «Аукцион» в необычных костюмах, разрисованных художником Кириллом Миллером. Надо отметить, что в перестроечном Ленинграде с недавних пор стали очень популярны выставки современной живописи в различных домах культуры, каких в застойное время не устраивали. Кирилл Миллер сразу запоминался наряду с Афанасием Пудом, Соломоном Россиным и художниками из группы «Митьки». Все тогда читали машинописную копию сборника «Максим и Федор», написанного одним из лучших литераторов и художников современности Владимиром Шинкаревым. А после публикации всего одной его мистификационной статьи в «Смене» в стране начался настоящий бум популярности «Митьков» и Мити Шагина. Параллельно музыка «джаз» обретала невиданную доселе известность — народ толпами ходил на фестиваль «Осенние ритмы» с бессменным ведущим Владимиром Фейертагом. На вершине джазового Олимпа заслуженно блистало трио Вячеслава Ганелина и проекты его участников — Владимира Чекасина и Владимира Тарасова. Золотое время для авангардной музыки, когда по Ленинградскому телевидению можно было подолгу лицезреть живые джазовые эфиры — например, как Тарасов шуршит связкой бубенцов по пластикам барабанов, производя интеллектуальный музыкальный шум. По сути, это был первый нойз в СССР. А величайший мультиинструменталист Чекасин до сих пор находится в прекрасной форме и удивляет своей нечеловеческой свободой в любом звуковом и стилевом пространстве.

Накопив отгулов, в начале 1987 года мы с Бутузовым предприняли развлекательную поездку во Львов — там по распределению трудился наш бывший институтский приятель и собутыльник Володя Постниченко. Город Львов тогда еще слыл высококультурным местом с хорошо организованным пивоварением. Вернувшись дней через пять, мы узнали, что инициативный Дмитрий Тихонов подал коллективную заявку на участие нашего неформального творческого объединения в 1-м Телевизионно-концертном конкурсе самодеятельных исполнителей, форма заявки была опубликована все в той же «Смене». И вот вскоре в кафе над зимним садом ЛДМ нам впервые пришлось исполнять свои квартирные опусы для отборочной комиссии. Как ни странно, мы прошли во второй тур — а это уже были концерты в большом зале ЛДМ, которые шли несколько дней и освещались Ленинградским ТВ. Мой младший брат не так давно заявил, что должен жениться «как честный человек», и в день нашего первого выхода на сцену ЛДМ он по телефону-автомату узнал о рождении своей дочери Анны. Одновременно с рождением группы. Зрители встретили наше выступление более чем благосклонно — на словах «есть коньяк Наполеон — люди пьют одеколон, не попьешь теперь винца, ламца-дрица-гоп-ца-ца!» зал, что называется, взрывался. По итогам народного голосования мы прошли в финал — заключительный концерт лауреатов в БКЗ «Октябрьский», транслировавшийся на весь СССР в небывалом прямом (!) эфире. Среди лауреатов оказались Татьяна Буланова, автор «Крысолова» Аркадий Кваша и группа из Уфы «ДДТ». Под заглавием «Песенка о наших недостатках» нам надлежало исполнить куплеты «Ламца-дрица». Организаторы потребовали убрать куплет про «полковника на плацу» и переписать финал, в котором «совесть потерял народ, к сытой жизни прет да прет...». Согласованный вариант звучал так: «Вот настали времена — обновляется страна, будем драться до конца! Ламца-дрица-гоп-ца-ца».

Итогом конкурса для нас стало дурацкое название «Неформальное объединение молодежи», которое без задней мысли вписал Дмитрий в заявку, так как никакого названия у нас не было, а недалекие организаторы вынесли его на афишу, (кстати, меня потом вызывали на беседу с куратором КГБ и он очень интересовался, нет ли у нас в инженерном коллективе неформальных лидеров), а также предложение от Молодежного центра Калининского района принять участие в его работе. Центр же взамен предоставлял нам репетиционное помещение с настоящей барабанной установкой, усилителями и гитарами в ДК имени Свердлова. Так и родилась группа «НОМ». Теперь, будучи членами МЦ, мы должны были заполнить всяческие бланки и формы с творческими планами и сроками. Мы запланировали завершить создание альбома, записать его на пленку и дать отчетный концерт в ДК. Название альбома предложил Бутузов — «Брутто», как некий антипод «Атто» — сольной пластинки барабанщика Владимира Тарасова. Тогда же был сформулирован и наш основной творческий метод — «драматизация идиотических проявлений действительности и идиотизация драматических». Несколько раз в неделю вечером после работы или по выходным мы теперь собирались в выделенной нам комнате Дома культуры, пытаясь сыграться вместе и сочиняя новые песни «У карытцу машек», «Эй, дяденька!», «Червивый гений». Попытались записываться на стереомагнитофон. Запись отослали в журнал «Аврора» на конкурс «рок-дилетанта» писателя Житинского, и как-то она даже была отмечена в итогах конкурса. А время шло. Крепчал ветер перемен. В ДК Свердлова прошла большая выставка «Митьков» с блеющими Гребенщиковым в тельняшке, а вскоре и мы дали свой отчетный концерт. Затем новая метла в лице администрации ДК попросила группу покинуть помещение, но нас было уже не остановить. Мы нашли себе новую репетиционную базу в одном из рабочих общежитий на Гражданском проспекте, тогда еще много было пустующих бесхозных площадей. Собирались регулярно, традиционно по вечерам после работы и учебы. Постепенно развивалась мифология коллектива, делопроизводство и канцелярия — всем работникам МКНОМ были назначены псевдонимы и должности. Дмитрий Тихонов стал начальником МПО (Музыкально-производственного отдела) Александром Ливером, а я — начальником ППО (Производственно-поэтического отдела) Хафизуллой Сагитдуловым. Сергей Бутузов превратился во Владимира Виссарионовича Батурина, Коля Родионов — в Анатолия Михайловича Червея. Однокурсник моего брата (тоже, кстати, Хафизуллы Сагитдулова) Дима Чернышов стал фотографом Геннадием Чербышьевым. В состав коллектива на роль шоумена был введен еще один одноклассник и собутыльник моего брата и Ливера — Юрий Салтыков, ставший «ответственным за ТБ и ГО Иваном Туристом». Он к тому времени после отчисления из Сельхозинститута отслужил два года в вооруженных силах, демобилизовавшись, закончил водительские курсы и поработал шофером пушкинского автобуса №382, но благодаря увещеваниям моего брата скоро уволился (сославшись на странные видения, не совместимые с работой в сфере общественного транспорта) и восстановился на втором курсе текстильного института. Новоиспеченный работник всех пленил умением потешно исполнять «уголовный брейкданс».

Фото: архивы группы,  Валентин Блох 

Отрывок для публикации предоставлен издательством «Городец»