Сооснователь и руководитель Института исследования стрит-арта — продюсер нечеловеческой активности. Благодаря ей уличные художники попадают на вторую сцену БДТ, на Охте появляется «Музей борщевика», а граффити становятся городской достопримечательностью.
Есть уличное искусство всем понятное и одобряемое массами — портрет Сергея Бодрова на трансформаторной будке. А ваш институт проводит стрит-арт-прогулки, обращая внимание на тэги — подписи граффитчиков и крошечные рисунки. Зачем это нужно?
Мы не академическая институция — изучаем явления и на макроуровне, и на микроуровне. В нашем Институте я в большей степени отвечаю за просветительский, исследовательский и образовательный компоненты, поэтому решила отойти от теории «Для чего нужны граффити?» и посмотреть на город с точки зрения прохожего или даже художника. Так возникли бесплатные иммерсивные прогулки-экскурсии, на которых мы не говорим: «Посмотрите направо, посмотрите налево», а все вместе разглядываем стены, подмечаем детали. Собираем и архивируем материалы о мелких граффити или инсталляциях уличных художников — получается визуальная городская археология. Есть города с нулевой толерантностью к стрит-арту, вроде Хельсинки, где за рисование в неположенном месте — уголовная ответственность. В Петербурге, на мой взгляд, стрит-арт и граффити — ответ на попытку сделать из города музей: не трожь, не дыши на шедевр, ходи в войлочных тапках.
Вы занимаетесь исследованием прибрежных городских территорий в проекте Waterfront. Два года назад в «Севкабель Порту» прошла выставка арт-объектов, сейчас вы сфокусировались на работе с микросообществами. Что произошло?
Проект Waterfront мы делаем совместно с Датским институтом культуры. Северные страны объединяет климат, вода — так родилась идея исследования того, что происходит с общественными пространствами у воды в Петербурге. В 2017 году в рамках выставки мы провели конференцию и узнали, что никаких особых планов у города на прибрежные территории нет — или нам о них не хотят говорить. И в этом году решили выяснить, что же горожане думают о своем «праве на воду». Наши исследовательские группы из художников, архитекторов, урбанистов четыре месяца работали в четырех точках: Галерная гавань, Охта в районе проспекта Косыгина, побережье Финского залива на юго-западе города, набережная Пряжки. Везде свои проблемы. На Охте, например, — борщевик, поэтому мы сделали там поп-ап «Музей борщевика» — деревянную вышку, с которой видны недоступные из-за ядовитого растения территории. Существует хипстер-урбанизм: бежим, срочно ставим какую-нибудь скамейку. Но если зашить каждую набережную деревянными настилами — наступит унификация и стерильность. Художники нашего проекта хотели сразу разместить на набережной Пряжки скульптуры. Но я сказала, что вначале надо посмотреть на место зимой, пообщаться с жителями и выяснить их потребности. В конце этого сезона Waterfront мы не показывали готовые арт-объекты, а собрали огромный пласт информации о локациях, полезной для городских властей, девелоперов — ее мы и представили на выставке в «Севкабель Порту».
Как Институт исследования стрит-арта зарабатывает деньги на некоммерческие проекты?
Мы разрабатываем и реализуем программы искусства в городской среде, причем мы фокусируемся на комплексном подходе. Я как куратор заканчиваю подобный проект в ЖК «Граффити». Каждые три дня нам приходят запросы на создание коммерческих муралов: расписать стену в жилом комплексе. 99% этих запросов мы отвергаем. Есть много компаний, которые предлагают услуги декоративного оформления пространства монументальными изображениями, называя это стрит-артом. Но это не наш профиль. Самый долгосрочный проект Института: паблик-арт-программа в Альметьевске. Начали там с создания муралов — с понятного людям способа интегрировать искусство в городскую среду, а сейчас расширяем диапазон медиа: интерактивные инсталляции, скульптура. Важный компонент этой программы — экскурсии, встречи с художниками, дискуссии. Кроме того, мы консультируем по вопросам теории и практики уличного искусства: не только в Петербурге, но и по всей России. Плюс есть компании и люди, поддерживающие финансово наши исследования, выставки и издательское направление.
А как вы заинтересовались уличным искусством и чем занимались до того, как в 2013 году переехали в Петербург?
Работала в Москве координатором международной творческой резиденции, а затем — координатором блока уличного искусства и экстремальных видов спорта на фестивале новой культуры «Арт-Овраг» в Выксе. Там я поняла, что энергия уличных художников, их самоорганизованность и самостоятельность мне близки. И подумала: «Как круто, что есть люди, которые не ждут, когда их пригласят в галерею и дадут бюджет, не ищут себе агентов, менеджеров — они выходят на улицу и делают». Затем художники и коллеги-искусствоведы порекомендовали меня Музею стрит-арта, и я переехала в Петербург, чтобы запустить на этой площадке летнюю публичную программу и продюсировать сопроводительные программы к выставкам. А в 2016 году с коллегами Полиной Еж и Михаилом Астаховым мы создали Институт исследования стрит-арта: во-первых, у нас были «творческие» разногласия с руководством и владельцами Музея, во-вторых, мне давно хотелось выйти за пределы частной институции, работать с городом и низовыми инициативами.
текст: Александра Генералова
фото: Саша Чайка
Комментарии (0)