Размышление об эскапизме, памяти и миграции: Как устроена выставка «Как поймать мотылька?» в Музее Набокова

Предложив современным художникам ступить на территорию родительского дома Набокова, где стены еще помнят детство и отрочество писателя, куратор выставки, искусствовед и научный сотрудник галереи Anna Nova Илья Крончев-Иванов, ненароком поставил не простую «ловушку», из которой каждый пытался выкарабкаться по-своему. В своих работах они отвечают уже на другой вопрос «Как все-таки остаться не пойманным?». Особенно когда вокруг так много обманок, сачков, капканов, закрывающихся окон, а где-то за углом поджидает расправилка. Осмысляя опыты спасительного побега — миграции, ускользания и эскапизма — работы художников образуют межвременный диалог с наследием Набокова, где точки отсчета — это произведения писателя, события из его биографии, личные увлечения, путешествия во сне и наяву.

Каждый находит свой способ быть «не пойманным». Убежать, мимикрируя под растительные «побеги» (Лера Лернер). Превратить память о другом в свою собственную (Галя Фадеева). Понять, как выбраться из той ловушки, которую ты поставил себе сам (Марья Дмитриева). Изучить процесс ловли с неожиданной точки зрения (Алина Кугуш). Распасться на хрупкий свет, который невозможно поймать (Денис Прасолов). Трансформировать жизнь в воображение, а воображение в жизнь (Женя Музалевский). Обратиться к памяти, чтобы заставить ее говорить, как это, собственно, делал и сам Набоков (Наталья Федорова).

Илья Крончев-Иванов Искусствовед, научный сотрудник галереи Anna Nova, куратор выставки

Как поймать мотылька? Сперва возьмите хороший сачок. Лучше с длинной ручкой — это позволит совершить коварный бросок и остаться незамеченным. Обратите внимание на сетку — она должна быть надежной и прочной, а также достаточно большой, чтобы поймать даже самые крупные редкие экземпляры. Подобный сачок был у Набокова. Когда вы поймаете мотылька — усыпите его ледяным эфиром. Вы должны увидеть последнее содроганье его тела. Возьмите расправилку. Это специальное приспособление для расправления крыльев бабочек. Воткните энтомологическую булавку в жесткую корочку груди насекомого. Вы услышите приятный хруст. Аккуратно поместите образец в желобок расправилки и приведите крылья мотылька в необходимое положение осторожным втыканием булавочного острия в пробковую щель. Расположите крылья симметрично под проколотыми полосками чертежной бумаги. Ждите месяц, а лучше больше.

Выставка «Как поймать мотылька?» могла бы стать отличным пособием для тех, кто возводит это страстное научное увлечение в личный фетиш. Но сегодня я бы хотел задаться прямо противоположным вопросом: как все-таки остаться не пойманным? Набокову удалось это сделать целых четыре раза, несмотря на то, что однажды он сам, будучи усыпленный эфиром, был расправлен и распорот, словно бабочка из своей коллекции.

Практически всю жизнь Елена Сикорская — родная сестра Набокова — работает библиотекарем. Словно ребенка, она вынашивает знания писателя о бабочках. Они не видятся на протяжении 23 лет, находясь на разных континентах, но пишут друг другу письма. Набоков рассказывает сестре о способе поимки ночных мотыльков с помощью патоки и пива. Елена вклеивает вырезки из статей о брате в толстые тетради. В 1970-х Сикорская первой из семьи Набоковых приезжает в Ленинград и посещает дом на Большой Морской, но ее не пускают на третий этаж, где когда-то располагались детские комнаты и «игральня».

Обращая внимание на роль сестры Елены в жизни Набокова, Галя Фадеева ставит ее фигуру в центр своего художественного нарратива. Художница размышляет о ее нерешительности перед входом в дом, где прошло их с братом детство. В этой не до конца осуществленной встрече с прошлым Елена попадает в воображаемый сачок и расправилку художницы.

Quércus (в переводе с латинского «дуб») — название вымышленного романа, который тщетно пытается одолеть набоковский герой «Приглашения на казнь» Цинциннат Ц. Пребывая в безвременном заключении, он ожидает смертного приговора за «гносеологическую гнусность», то есть «непрозрачность» для окружающих, непохожесть на них.

Марья Дмитриева, выбирая образ мощного, но хрупкого дубового корня, задается вопросом о сущности художественного эскапизма и сопутствующего ему одиночества. Можно ли быть внутри произведения, но при этом оставаться снаружи? Подобно корню дуба, встретившему камень, огибать его, уходя в глубину, в затаенные низины, туда, где не властны ни формы культуры, ни реальность, ни быт. И что делать с образовавшимися пустотами внутри, которые словно ловушки, встречаются на этом тернистом пути?

«Побег» — по словарю Ожегова это бегство из места заключения, из плена, тайный уход. Набоков переживал этот опыт не один раз. В 1919-м он вместе с семьей бежал из России, когда власть захватили большевики. Потом из Германии, когда в конце 30-х к власти пришли нацисты. И в 1960-м, когда эмигрировал из США в Швейцарию, объясняя это ностальгией по России.

Играя с семантикой слова «побег», Лера Лернер предлагает подключиться к опыту бегства, который она перенимает у молодых растений. Перелезая через забор сада, образующего, словно институция, побеги внутри и сдерживающего их во вне, мы можем научиться у растений практикам ускользания, зависания, вегетативной миграциии и высвобождения.

За свою жизнь Набоков собрал огромную лепидепторологическую коллекцию — более 5 000 экземпляров. Именно это страстное увлечение поддерживало Набокова-мигранта и сопутствовало ему. Одна из первых статей, написанных писателем в европейской эмиграции, была посвящена бабочкам. Его первым постоянным местом работы после бегства в Америку стал отдел чешуекрылых в Музее сравнительной зоологии Гарвардского университета. Забавно, что перемещаясь из Европы в Америку и обратно, Набоков повторял маршрут миграций его любимых Голубянок, которым он посвятил свои энтомологические исследования.

В своей художественной практике Алина Кугуш методично обращается к образу мотылька. В Зеленой гостиной дома Набоковых она создает пространство для межвидовой эмпатии, где не столько говорит от лица бабочки, сколько предлагает ситуации, в которых зритель сможет пережить судьбу насекомого, заключенного в энтомологическую коллекцию.

Встретив однажды отрывок из набоковского «Дара» с описанием пробуждения бражника, художник Денис Прасолов отчаянно вычитал весь роман в поисках когда-то увиденного фрагмента. В процессе чтения Прасолов создал настоящую работу — стаю светящихся бражников с изображением на груди рисунка, напоминающего череп. Латинское название этого вида звучит как Acherontia atropos и отсылает к двум значениям: «Ахерон» — это название реки скорби в царстве мертвых, а «Атропос» — имя одной из богинь человеческих судеб, которая перерезала нить, отвечающую за жизнь. Расположившись на письменном столе в библиотеке Набокова, эти крылатые существа становятся свидетелями новой реальности, в которой мы оказались, а свечение, которое они излучают, оказывается светом надежды.

Ответом на главный вопрос Набокова — вопрос о бессмертии или послесмертия души — стал опыт обращения к памяти. Эта тема ярко раскрывается в его автобиографическом романе «Другие берега» или англоязычном двойнике «Память, говори», а также в первой главе неоконченного романа «Solus Rex», содержащей следующие строки: «Если ты не помнишь, то я за тебя помню, память о тебе может сойти, хотя бы грамматически, за твою память и ради крашеного слова вполне могу допустить, что если после твоей смерти я и мир еще существуем, то лишь благодаря тому, что ты мир и меня вспоминаешь». Помнить — возможно, та способность, которая помогает преодолеть ловушки этого мира, пытающегося нас поймать.

Художница Наталья Федорова пытается сохранить и передать сигнал, посланный когда-то от ее родного дедушки — советского исследователя и одного из авторов системы управления ракеты «Буран» Сулима Леопольда Александровича. Совмещая на голограмме автобиографические письма изобретателя, написанные незадолго до его смерти по просьбе художницы, в которых он рассказывает о прожитой жизни, и его личные вещи, найденные в харьковской квартире, художница создает виртуальный портал. Возможно, именно через него можно ускользнуть от самой главной ловушки в нашей жизни — смерти.

«Дуб — дерево. Роза — цветок. Олень — животное. Воробей — птица. Россия — наше Отечество. Смерть неизбежна».

Отрывок из грамматики Смирновского, который Набоков цитирует в «Даре».

В феврале этого года Женя Музалевский начинает активно читать тексты Набокова. В это же время он создает акварельные листы, в которых его постоянно развивающейся визуальный язык с трудом поддается текстуализации. Разложение красок. Аффективность. Геометрические пещеры. Раздробленность, текущая по листу. Наслоения. Порталы, похожие на мутные прячущиеся экраны. Фрактальное пространство. Акварельное путешествие, в котором действительности разворачиваются к нам спиной.

На выставке представлены четыре среднеформатных работы, во время создания которых художник увлекался церковными витражами и мозаиками, рассматривал кладбищенские склепы, размышляя об устаревании человеческого тела и памяти, отраженной в материалах. Много времени он проводил в одиночестве, шатаясь по ночным паркам и иногда прогуливаясь с стаями светлячков и летучих мышей.

В одном из интервью Набоков говорит: «Искусство не бежит к баррикадам». Музалевскому запоминается эта фраза писателя. Можно сказать, что их обоих интересует в искусстве то, что можно назвать безвременьем или даже бессмертием. Образы этого царства левитируют между кладбищем памяти и воображением, разрывая ткань повседневности. Интимные, дневниковые рисунки Музалевского в витринах наводят на мысль о том, что бессмертие уже не за горами.

Выставка «Как поймать мотылька?» открыта до 26 ноября 2022 года в Музее-квартире Владимира Набокова на Большой Морской улице, 47.

Текст: Илья Крончев-Иванов. 

16+