Как «Явь» стала одной из самых известных арт-групп страны? Рассказывают Анастасия Владычкина и Александр Воронин

Генералова: Настя, ты назначила интервью на Волковском кладбище, и если бы не гроза, мы бы сейчас разговаривали там. «Явь» готовит там новую работу?

Владычкина: Нет. У меня традиция — если приезжают друзья, я веду их на Волковское кладбище. Это единственное спокойное место в городе, где можно посидеть на улице летом — никто не пристанет с вопросами. К тому же там похоронены важные люди: Бехтерев, Павлов, Менделеев. Величайшие ученые, не дожившие до бессмертия, — это очень печально.

Воронин: У тебя просто другое отношение к смерти, видимо, нестандартное. Поэтому ты можешь воспринимать кладбище как место отдыха.

Владычкина: Вечного. (Все смеются.)

Генералова: У Насти я за этот год взяла интервью четыре раза, а с Сашей разговариваю впервые — он с медиа не общается. Как вы познакомились и почему Саша всегда в тени?

Владычкина: «Явь» начиналась не как арт-группа, а как молодежное общественно-политическое движение — мы делали уличные акции и всякий трэш, о котором нам до сих пор журналисты напоминают. В 2015 году мы случайно сделали трафарет с Виталием Мутко с фразами вроде «лэт ми спик фром май харт». Нам понравилось, и мы позвали Сашу, потому что сами рисовать не умели.

Воронин: Я интроверт, мне нравится быть «серым кардиналом», который что-то делает, но в медиа не светится. Мы познакомились с Настей на одном офисном проекте, где я работал графическим дизайнером, и начали делать что-то по фану в нерабочее время. Хотелось делать резонансные вещи. Например, мы придумали альтернативные дорожные знаки «Позвони маме», «Верь в себя» и развешивали их прямо вдоль дорог. Они могли повредить движению, поэтому их убрали.

Владычкина: Забавно, что знак стоил нам 1500 рублей, а дорожная полиция обещала их нам вернуть, если мы за каждый заплатим 15 000 рублей штрафа. В итоге мы сделали новые и повесили уже в парках и скверах.

Воронин: В 2016 году у нас была акция «Утка-мутант в Фонтанке»: мы сняли видео про день резиновой уточки — вот она едет в метро, смотрит на картины в витрине, все с ней хорошо. А потом она попадает в замусоренную Фонтанку и превращается в огромного трехглазого мутанта. Я помню момент, когда выпускал уточку в реку на глазах у всех и думал: «Стыд, кошмар, чем я занимаюсь?» Но это того стоило.

Владычкина: Кстати, в этом видео был кадр, когда уточка смотрит на портрет президента — это было раньше, чем вышло видео про Медведева. Мы предвосхитили тренд, получается.

Генералова: Вы с самого начала были мемологами с политическим уклоном?

Воронин: Нам не нравилась позиция ни правых, ни левых — хотелось внести смуту и всех запутать: эту работу сделали оппозиционеры или нет? В общем, мы хотели быть трикстерами. К тому же темой политики и общества никто не занимался.

Генералова: Как же Паша 183? Да и куча других артистов.

Владчкина: Я тогда не знала, кто такой Паша 183. Я даже не знала, кто такой Бэнкси, когда мы начинали. Я делала работы так, будто мы первые, кто начал рисовать на стенах.

Воронин: Ну я про Бэнкси знал, но он далеко. Про нашу стрит-арт-сцену я не знал, мы и разницу между граффити и стрит-артом не понимали. Просто хотелось рисовать баллончиком, и благодаря «Яви» я начал это делать.

Владычкина: После 2018 года мы стали именно арт-группой и начали изучать сцену. Из активистов мы стали художниками.

Генералова: После того, как вы открыли для себя существование других стрит-артистов, стало сложнее? Есть мнение, что ресерч убивает огонь в художнике, и даже лучше не знать, кто и что делал до тебя.

Владычкина: Нет, конечно. Наоборот, работы других авторов вдохновляют. Кроме того, мы всегда изучаем вопрос, чтобы случайно не скопировать кого-то. Как-то нам пришлось отказаться от работы: я хотела сделать надпись «Вы распинаете свободу, но душа человека не знает оков» на стене Петропавловки. Уже вызвала такси и начала гуглить — оказалось, подобное уже сделали диссиденты, а потом Тимофей Радя совершил реэнактмент. Думаю, можно и повторить работу к годовщине — художники Юлий Рыбаков и Олег Волков написали этот лозунг в 1976 году, а он и в 2026 будет актуален.

Генералова: Зато в январе 2021 вы сделали «Терпение» — это уже историческая работа.

Владычкина: Да, «Терпение» — наша самая вирусная работа, мы этого не ожидали. Особенно нас удивило, что о ней начали писать не только СМИ, но и лидеры мнений — Катерина Гордеева, Алексей Венедиктов — их куда тяжелее зацепить. В эту работу мы не вкладывали много сил, а для людей она стала ценной — парадокс.

Воронин: Мы постепенно зарабатывали популярность — несколько лет, и это круто. Я не знаю, что было бы, если бы наша первая работа сразу взлетела, как «Терпение». Те, кто быстро загораются, быстро гаснут.

Генералова: Сначала вы были анонимными, а теперь показываете свои лица, хотя работы ваши стали радикальными. Например, последняя — «7 смертных грехов».

Владычкина: «7 смертных грехов» — самая медийная работа, но она завирусилась в Инстаграме, а не в СМИ. Насчет анонимности: в 2018 году мы решили, что глупо скрывать лица. Я знала художника, который днем придерживался одних политических взглядов, а ночью, делая свои работы, — других. Такое лицемерие не для нас. К тому же полиция и так все про нас знает, как и про всех стрит-артистов.

Воронин: Это наши теневые фанаты.

Генералова: Настя, ты занималась юридической практикой — проблем не было?

Владычкина: Ну мы не Бузова или Моргенштерн! Мои заказчики не знали, кто я. Но я больше не занимаюсь частной практикой. Все время занимает «Явь» и приложение AR Hunter — с его помощью художники могут дать вторую жизнь работам в дополненной реальности.

Генералова: Вы полностью уходите в дополненную реальность и цифровое искусство?

Воронин: Нас называют одной из самых экспериментальных групп в стрит-арте, и мы это реноме хотим поддерживать. Мы хотим делать медиаискусство, например, чтобы работы реагировали на движения прохожих или смену погоды. Или рисовать краской, которая проявляется при определенных условиях. Но даже наши цифровые работы будут связаны с улицей и стенами.

Генералова: Как дела с муралами? Удается на них зарабатывать?

Владычкина: Я как-то подсчитала — мы потеряли 5 миллионов рублей из-за Комитета по градостроительству и архитектуре. Заказчики просто отваливаются: у них есть стена, бюджет, но работу просто не согласуют, и это отпугивает. В 2020 году с муралами было тяжело — из-за ковида сократили бюджеты на рекламу и пиар, а сегодня мне позвонили с Кировского завода и предложили стенку расписать за спасибо. В России нет понимания, что за работу художника надо платить. Ozon устроил широко распиаренный конкурс, где в награду художник получает право расписать пункт выдачи. У меня нет цензурных слов, когда корпорации такое предлагают.

Генералова: У вас бывают разногласия?

Воронин: Политических и идеологических нет, а споры бывают только из-за визуальных аспектов работ. Сейчас мы вырабатываем собственный визуальный язык.

Владычкина: Я думала, мы его уже выработали.

Воронин: Выработка стиля — это процесс. После серии «Сказки» я решил в каждой работе использовать русские орнаменты — хочется переосмыслить историю и искусство страны, лубок, народные мотивы. К тому же, когда мы выйдем на международную сцену, это будет выделять нас на фоне других художников.

Владычкина: Да, нам хочется создать эту айдентику: мы русские, мы тут родились, и не надо этого стесняться.

Генералова: Выделяться на мировой сцене с помощью русского орнамента — звучит немного наивно. «Клюква» выходит. Тот же Малевич получил всемирную славу без орнаментов.

Владычкина: Не знаю, как у Саши, для меня в искусстве главное — идея, посыл и смысл. Форма и эстетика вторичны. В первую очередь мы выражаем свои мысли с помощью искусства. У Малевича не было цели рассказать широкой аудитории максимально ясно, что космос — самое главное на свете и его нужно изучать или что там не так с обстановкой в нашей стране.

Воронин: Мы делаем острые работы по смыслу, поэтому я и в визуальную часть хочу добавить остринки. Этим китчем, «клюквой», мы подчеркиваем гротескность происходящего. В работе «7 смертных грехов» мы используем образ матрешки — что может быть банальнее? Но люди смотрят и смеются — мы их подстегиваем этой «клюквой». Стрит-арт ориентирован на массового зрителя, а не на тех, кто серьезно разбирается в современном искусстве. В первую очередь должна считываться главная мысль, а потом уже скрытые фишки, которые мы прячем в работах. Знаешь, как в моде на нулевые сейчас: кто-то смотрит на гламурные обложки дисков из 2005‑го и видит в них пост-иронию, а кто-то — просто ужасный устаревший визуал.

Генералова: Мне кажется, во всем, что вы делаете, нет ни капли пост-иронии, вы очень серьезные художники.

Владычкина: Это так. Я вообще серьезная по жизни и не знаю, хорошо это или плохо.

Текст: Александра Генералова

Фото: Дима Табу

Стиль: Эльмира Тулебавева

Визаж и волосы: Оля Змеюка

Свет: Skypoint

«Собака.ru»

благодарит за поддержку партнеров премии

«ТОП 50 Самые знаменитые люди Петербурга 2020»:

ДЛТ

старейший универмаг Петербурга и главный department store города

и

ювелирную компанию Mercury