В Казани построили лучшее здание в России за последние 30 лет — уверена Мария Элькина. И объясняет, чему Петербургу стоит поучиться

Звучит невероятно, но, кажется, лучшее здание в истории современной России достроили к началу 2025 года в Казани. Японское бюро Kengo Kuma & Associates в партнерстве с российским Wowhaus выиграли международный конкурс на Татарский театр имени Галиасгара Камала в начале 2022 года. Их проект, вопреки всему, блестяще воплотили в жизнь, в чем-то даже интереснее, чем планировали.

Это, мне кажется, очень по-русски. На протяжении более 20 лет проекты заметных общественных зданий реализовывали с трудом: медленно, сложно и редко в соответствии с авторским замыслом. Ни одного знакового здания — чтобы без всяких «но» — за множество попыток так и не построили. Череда неудач началась со второй сцены Мариинского театра в Петербурге. Одно время ее планировали соорудить по проекту экспрессивного калифорнийца Эрика Мосса в виде ледяных глыб, потом — француза Доменика Перро — с золотистым куполом, метафорически представляющем собой «платье императрицы». В итоге получилось что-то среднее между провинциальным театром и торговым центром в спальном районе. И это первое разочарование как будто бы отбросило тень на все, что дальше делали в Петербурге и в других городах.

Великолепный результат казался желанным и недостижимым одновременно, делая компромисс лучшим решением. В Москве много сил потратили на то, чтобы научиться качественно реализовывать государственные проекты. Но было понятно: без уступок местным реалиям не получится. Одна из очевидных сложностей — конфликт между желанием приглашать международных звезд и протекционизмом на всех уровнях: от законодательства до глубинных убеждений. Готовности признать чужой большой талант в российском профессиональном сообществе было ничтожно мало еще 20 лет назад, да и сейчас она довольно ограничена. Закон не обеспечивает участие авторов в реализации проекта и, скорее, мешает ему. Сложная система норм и правил приводит к тому, что зарубежная команда практически не в состоянии согласовать проект своими силами. А локальные партнеры норовят присвоить работу себе. На Зарядье, проект Diller Scofidio + Renfro, потратили невероятное количество сил и денег, но даже от него остались лишь основные идеи и общий план. Проектирование отдельных сооружений доверили российским бюро, от чего цельность замысла несколько пострадала.

И когда все мечты рассеялись, обстановка располагает к международному сотрудничеству меньше, чем много лет назад, в Казани вдруг получилось идеально или близко к этому.

Театр Камала снаружи — стеклянный объем неправильной формы с разлетающимися остроугольными панелями, напоминающими резко смерзшийся лед. Образ, как будто бы вдохновлен ранними экспериментами Захи Хадид и вообще идеей усложнения привычных форм XX века. Несмотря на открыточную эффектность его не назовешь банальным, ни на один другой он буквально не похож. Постройка элегантно вписана в пейзаж. Стекло фасадов перекликается с водной гладью озера Кабан, а несколько входов связывают театр с городскими улицами и общественным пространством на набережной.

Еще более удачным театр сделали внутри. Это открытое пространство, где расставлены цилиндры, в каждом из которых скрывается один из зрительных залов. Все, включая вдумчивую отделку, располагает к расслабленному светскому или задумчиво-мечтательному блужданию по фойе. Орнаменты на стенах стали чуть не главным узнаваемым элементом: сделаны по национальным мотивам, но все же выраженно современные.

На вопрос «Что здесь особенно искусно сделано?» я бы ответила — диффузия. Город естественно вливается в театр и наоборот. Его помещения незаметно перетекают одно в другое, а локальные традиции не то чтобы даже соседствуют с современностью, а перемешаны с ней так, что их невозможно и не хочется разделить.

Почему знаковый архитектурный проект в России после 20 лет попыток реализовали именно в 2022–2024 годах? Есть объяснение в психологии: экстремальные или стесняющие ситуации чаще заставляют людей концентрировать усилия и достигать лучших результатов, чем благоприятные и привычные обстоятельства. Если говорить о непосредственных рецептах успеха, то они довольно просты. Правительство Татарстана обеспечило воплощение проекта силами выигравших конкурс архитекторов — точнее, той части команды, которая из-за геополитических ограничений могла над ним работать, — бюро Wowhaus. Wowhaus же не только сохранили изначальную концепцию, но и, кажется, значительно ее улучшили. Помогли не сверхъестественные, а как будто бы обычные вещи — добросовестность, профессионализм и уважение к чужим компетенциям.

Самый же интересный аспект для меня заключается в том, что парадоксальным образом именно в Казани, где приверженность всему местному присутствует везде, преодолели идеологическое противоречие. Оно и было камнем преткновения на пути к лучшей архитектуре все долгие последние годы. Татарстан пригласил реализовывать свою мечту лучших мастеров из Японии и Москвы, а те, в свою очередь, с уважением и вниманием отнеслись к местному контексту во всей широте понимания этого слова. Если сопротивление такому выигрышному подходу и было, оно как-то сошло на нет. Теперь выглядит так, будто бы никакого конфликта и быть не могло.

В Петербурге нет чак-чака и своего языка, но в сфере архитектуры представления о собственной идентичности сильны как нигде. Они базируются на исключительных градостроительных качествах среды, доставшейся нам от дореволюционных времен. И не учитывают состояние местной архитектурной школы, которую сегодня не назовешь блестящей или даже хорошей. Современные архитекторы как-то ненароком присвоили себе чужие заслуги. Одно из проявлений петербургской самости отчего-то заключается в том, что большую часть проектов в городе реализуют силами нескольких локальных офисов. Результаты, честно говоря, чаще удовлетворительные или хуже, но накал протекционизма не ослабевает и даже усиливается. Не останавливает и то, что лучшие современные петербургские здания по большей части построены при участии иностранцев или Сергеем Чобаном, которого точнее было бы назвать берлинским архитектором.

В глобальном мире уважение к локальному — фундаментальная установка, с которой едва ли многие провещенные люди будут спорить. Другое дело, что оно не имеет отношения к жизни в режиме более или менее осажденной крепости. У нас особенный старый город, имеющий ценность для мира. Он может быть интересен и понятен не только нам, но и многим другим, особенно лучшим из архитекторов.

«Петербург — великий с точки зрения градостроительства город, поэтому строить здесь могут только петербуржцы» — это не логика вовсе, а обычная подмена понятий. Казань в данном случае показала нам, как конструктивно любить себя. Любить — то есть стараться выбирать лучшее, учиться, уметь быть открытыми с другими, не бояться увидеть, какой ты есть на самом деле, жертвовать сиюминутными амбициями и желаниями для достижения бо́льших целей. Важно знать себя и принимать как есть. Нельзя построить великое здание, если воспитывать в себе привычку называть великим заурядное. Это как невозможно стать стройным, не признав лишний вес. Невозможно создать сильную профессиональную школу, не увидев, что нынешняя пребывает в плачевном состоянии.

Местные традиции понимаются людьми извне часто не хуже, чем изнутри, особенно если вы привечаете гостей. Никто ведь не заставлял авторов проекта театра в Казани как-то особенно тонко интегрировать его в ландшафт или придумывать украшения стен по мотивам национальных. Им самим, скорее всего, стало интересно и симпатично все местное, возникло спонтанное желание с этим работать.

Петербург в отношении архитектуры ведет себя как неприступная, на деле закомплексованная, красавица. Здесь мечтали построить что-то самые талантливые люди мира. Но почему-то мы продолжаем довольствоваться ничтожно малым — и все только из-за глупых амбиций и банального страха не понравиться. Это не имеет отношения к чувству собственного достоинства или бережному отношению к наследию.

Театр в Казани, кроме радости, вызывает еще и чувство обиды за те выдающиеся проекты, что Петербург за последние годы упустил. И я никого не буду утешать и хочу, чтобы эту обиду и неловкость вы тоже почувствовали, тут есть повод. Думаю, что несомненное чужое лидерство должно вдохновить на изменения. Мы не можем построить заново вторую сцену Мариинского театра или стадион, провести конкурс на офис «Газпрома», но можем твердо сказать себе: хотим, чтобы Петербург стал более открытым.

Для начала я вижу это какой-то простой бюрократически обозначенной целью: за ближайшие два года сделать Петербург более открытым для работы бюро из других городов и стран. Для этого необходимо организовать прозрачную и доступную процедуру согласования проектов, устраивать большие конкурсы с профессиональным независимым жюри. Запланировать нужно еще много всего, но если реализовать уже эти два пункта, мы увидим эффект революции со знаком плюс. И, предположу, в таком случае Петербург стал бы куда больше Петербургом, чем сейчас.

Текст: Мария Элькина
Фото: Андрей Артис для Wowhaus