Знакомьтесь, Александр Басалыгин. Уже 10 лет девелопер превращает петербургские особняки в креативные кластеры (скоро вернет к жизни дом архитектора Брюллова!)

О новых проектах, выборе жизни в России и любви к Петербургу

BS Art Development Group, основанная Александром Басалыгиным, формально занимается управлением недвижимостью. Практически же она создает в зданиях и кварталах приятную атмосферу, которая привлекает жителей и туристов и таким образом делает дороже не только аренду своих площадей, но и стоимость проектов — участников кластера. Такой подход часто является единственным способом вернуть к жизни заброшенные здания, которые не интересны инвесторам с более традиционным подходом. Сейчас компания управляет семью пространствами в Петербурге и собирается открыть еще одно в доме архитектора Александра Брюллова на Кадетской линии Васильевского острова. Брюллов перестроил в 1845 году здание времен Анны Иоанновны и сам в нем жил. В конце 1900‑х годов здесь находился Музей старого Петербурга, созданный по инициативе основателя движения «Мир искусства» Александра Бенуа. А последние десятилетия вплоть до 2022 года здание находилось в аварийном состоянии, от него отказались несколько инвесторов. Басалыгин получил здание по программе «Pубль за метр» и собирается уже в конце этого года открыть в нем креативный кластер. Соинвесторами проекта выступили братья Скигины, совладельцы Петербургского нефтяного терминала.

Что хорошего стоит ждать Петербургу от девелопера Басалыгина? Вы ведь реставрируете дом Брюллова?

Не только. Я занимаюсь реставрацией деревянного здания в Лисьем Носу. Потом, в перспективе лет восьми или десяти я хочу построить красивое здание рядом с «Третьим кластером» на 8‑й Советской, 4. Хотел бы сделать какую‑то архитектуру, чтобы через сто лет написали в путеводителе. А дом Брюллова — ​да, это наш главный сейчас проект.

Многие начинания, связанные с реставрацией исторических зданий, приостановили. Думаете, сейчас хорошее время для того, чтобы начинать новые проекты и строить планы?

Я стал заниматься домом Брюллова не потому, что считаю это практически целесообразным, а как раз потому, что это сложно и непонятно как. Я лет пять до 2022 года, кроме всего прочего, занимался IT, мы делали компьютерные игры. Я жил на Кипре, а до этого в Азии. У нас все неплохо шло. Мы занимались большими сторителлинговыми играми. Такими ролевыми играми занимаются всего десяток компаний во всем мире, потому что никто не понимает, как на этом зарабатывать. Сделали прямо хорошую игру Encased, можно было гордиться. Наш план заключался в том, чтобы через 15 лет выйти на IPO, но после начала СВО он потерял свою актуальность. И у меня возник такой экзистенциальный выбор. Я понял, что нужно или уехать из России навсегда, или остаться в России навсегда. Я долго — ​полгода — ​думал и в итоге решил остаться в России.

Поделитесь вашей мотивацией!

Я очень люблю Россию, это удивительный факт. Да, я всегда и всем был очень недоволен, что‑то вечно ворчал, и на Кипре у меня прямо все было устроено… Но я петербуржец в каком‑то невероятном поколении, среди моих предков — ​и военные офицеры, и профессора, и купцы, и рабочие. Кто‑то поддержал революцию, а кто‑то до конца оставался верен царю. Были и репрессированные, и те, кто репрессировал. Во время блокады кого‑то из моей семьи эвакуировали, кто‑то погиб в Ленинграде, а кто‑то выжил. Поэтому я тут за любую движуху, даже если будет совсем плохо.

Вы нашли инвестора для реставрации дома Брюллова?

Не совсем так. Я сделал огромную работу сам, мы вложили 50–60 миллионов рублей в предпродакшн — ​проектирование, подводку коммуникаций. Это не очень видная работа, но она очень большая. У нас вообще не было проблемы финансирования. Я ведь еще и профессиональный геймер, кроме всего прочего. И вот у одного геймера-­чемпиона есть такой девиз — ​«Побеждает тот, кто долго терпит». Мы, действительно, можем довольно долго терпеть, у нас есть финансовые ресурсы сейчас, и мы бы сделали этот проект за свои деньги без проблем. Я привлек братьев Скигиных, потому что они входят в небольшое число тех людей, которые поддерживают меня всю мою жизнь. Миша Скигин, акционер Петербургского нефтяного терминала, как и я, очень любит историю и неравнодушен к России. У нас много личных пересечений: его бабушка преподавала в Мухинском училище (так прежде называлась Академия Штиглица. — ​Прим. ред.), которое я закончил. Он очень многому меня в жизни научил. В частности, Миша внушил мне много гуманистических идеалов. И дом Брюллова нас объединил в наших ценностях. Мы просто сидели, пили чай, и я говорю Мише: «Прикольно все идет с домом Брюллова, единственное, что у нас бюджет растет». Он говорит: «Давай я тебе помогу». Так мы стали заниматься этим вместе, и, правда, так гораздо легче, его участие очень важно.

Что будет в доме Брюллова?

Будет очень красивый проект. Надеюсь, мы закончим работы по реставрации к концу 2024 года. Из необычного там будет лекторий, где мы, вероятно, будем проводить публичные лекции и дискуссии вместе с ­ВООПИК — Всероссийским обществом охраны памятников истории и культуры. Я недавно сам туда вступил, они занимаются в том числе и экскурсиями по старинным зданиям в Петербурге, плюс у них довольно большие архивы. А так — ​креативные пространства кто только не делает: и олигархи, и госкомпании. В них все более или менее одно и то же. Что там будет? Прикольные кафешки, рестораны, небольшое количество маленьких арендаторов, у которых какие‑то там курсы, мастерские. Самое лучшее в таких проектах — ​это живые стены, наследие. Что вообще было в «Голицын Лофте» такого притягательного? Потрясающие старые залы, по-петербургски небрежные. В доме Брюллова самое интересное — ​это винтовые лестницы и камины.

В доме Брюллова много сохранилось старинных интерьеров?

Там двоякая ситуация, с одной стороны — ​много великолепного наследия, которое дождалось нас: Помпейский зал, вазы, даже статуя льва и ваза из парадной. За советской дранкой нашли стену дома еще аннинских времен, под паркетом — ​мозаичный пол. С другой стороны, общее состояние было очень плохим, и мы увидели, что многое оказалось утрачено буквально за последние годы. По фотографиям видно, что еще 15 лет назад были целы мраморные камины, а сейчас их нет уже.

Расскажите про деревянный дом, который вы реставрируете.

Это совсем небольшое здание в Лисьем Носу, мне просто стало очень интересно, как работать с деревянной архитектурой. Я живу в Сестрорецке и очень переживаю: восстановлением деревянных дач рубежа XIX и XX веков никто не занимается. Знаете, как деревянные дома реставрируют? Их разбирают, нумеруют каждую доску, дефектуют, то есть выбрасывают непригодные, добавляют вместо них новые и заново собирают. Это очень сложно, долго и нерентабельно. В общем, я купил деревянный дом недалеко от дороги, отреставрирую его и сдам под какое‑то заведение, интересно, что получится.

У вас есть личное отношение к Петербургу?

У меня очень личное отношение к Петербургу, я просто повернут на городе. Мне даже чиновники говорят, что самое интересное во мне, что я могу жить где угодно, а почему‑то живу здесь. Я люблю Петербург. Я очень хочу что‑то сделать. Мне все здесь нравится. Даже городские сумасшедшие нравятся. Знаете, у меня тут рядом с «Третьим кластером» в коммуналке жила девушка, у нее была собака и была пачка сигарет. Она эту пачку на палочке с ниточкой спускала вниз, и люди бросали ей сигареты. Это годами так происходило, и я на это смотрел годами. Для того чтобы сделать классный даунтаун, привлекательный мегаполис, нужно подойти жестко, а чтобы наслаждаться жизнью в Петербурге — ​не надо ничего, здесь все хорошо.

У вас есть представление о том, каким мог бы быть Петербург будущего?

У Петербурга есть великолепный потенциал. Мне очень нравится название фильма Валерии Гай Германики, который я не смотрел — ​«Все умрут, а я останусь». Это ведь тоже про Петербург. Маленькие города и деревни умирают. У нас демографическая яма, население становится меньше. Однако в миллионники люди все равно будут всегда ехать. Большинство отправляется в Москву, но там агрессивная атмосфера, много нездоровых социальных элементов и все озабочены главным вопросом — ​«Где взять бабла?». В Петербург приезжают спокойные симпатичные люди, которые думают, что здесь, наверное, просто приятно жить будет. У меня был знакомый: переехав из Москвы в Петербург, он из мажора превратился в этакого эстетического клошара. В Петербурге будущего будет много людей и много бездельников.

Но они ведь будут жить в основном в новостройках, то есть даже не вполне в Петербурге…

Новостройки — ​это вообще ужас, их надо просто снести.

Как это осуществить, в них же квартиры в собственности?

В Китае, кажется, когда ты покупаешь квартиру в такой новостройке, то твое право собственности ограничено 60 годами. После этого дом сносят, а людям просто дают новые квартиры. Видимо, в Петербурге придется сделать так же: построить нормальные пятиэтажные районы и переселить людей туда. Только непонятно, зарабатывали на этом корпорации, а заплатить должен будет бюджет. Ну что поделать, все привыкли, что у нас социалистическое государство. Капиталистическое решение — ​ превратить это все в гетто.

А на самом деле нужно…?

Нужно строить человечное жилье этажей в пять, не больше. Для этого идеально подойдут районы, которые совсем рядом с центром Петербурга. Например, Кировский — ​вот в нем, по идее, и должен строиться Петербург будущего. 

О первых креативных кластерах, собственной скандальной репутации и будущем исторического центра

Десять лет назад Александр Басалыгин стал устраивать в петербургских зданиях и дворах креативные пространства — ​места, где люди открывают симпатичные кафе, творческие мастерские, небольшие галереи и кинозалы и так далее. Пространство «Архитек- тор» долгое время занимало особняк Штакеншнейдера на Миллионной улице. Первый творческий квартал «Голицын Лофт» на набережной Фонтанки объединял сотню проектов и пять зданий, в том числе особняк времен Екатерины II (когда‑то здание принадлежало министру духовных дел и народного просвящения Голицыну. В начале XIX века здесь жили братья Тургеневы: один из них был декабристом и здесь собирались члены литературного кружка «Арзамас» — Жуковский, Вяземский, часто по-соседски заглядывал Пушкин). Басалыгин возглавил только зарождающееся движение: с тех пор Петербург переживает бум барной и ресторанной культуры, улицы и дворы наполнились заведениями и магазинами самого разного толка. Но часто жители центральных районов жалуются на то, что шум и запахи от заведений мешают им жить. Конфликт разворачивается на фоне того, что существует довольно серьезная проблема сохранения исторического центра города. Очень многие помещения — ​и отдельные квартиры, и целые дома и флигели — ​пустуют. В большинстве стран, где развит институт частной собственности, за состояние дома отвечают владельцы квартир и помещений в нем, однако для многих обитателей центра Петербурга такое бремя непосильно и к тому же непривычно. Появление большого количества коммерческих помещений теоретически могло бы улучшить положение дел, так как их владельцы как раз в со- стоянии взять на себя часть забот о сохранении домов.

Вы одним из первых в Петербурге придумали, как не самые презентабельные здания и дворы можно превращать в приятные симпатичные места. Давайте вспомним историю, как вы до этого додумались.

В 2013 году мы взяли четыре здания, в одном из них мы сейчас сидим (кафе Civil на 8‑й Советской, 4. — ​Прим. ред.). Называется «Третий кластер» — ​просто потому, что это был третий наш проект. Он не доделан, и это моя болезнь, я никогда ничего не могу довести до идеала. Тогда же мы сделали пространство «Флигель» на улице Восстания, один из любимых моих проектов. Мы взяли здание на Васильевском острове, проект там назывался «Корпус 2», он был довольно тихий и находился рядом с домом Брюллова, реставрацией которого мы сейчас занимаемся. Мы его передали другим собственникам. И четвертый дом был на Миллионной, там находилось пространство «Архитектор», его уже закрыли. Петербург — ​очень хороший город, самый бедный из таких больших мегаполисов, абсолютно нищий. Здесь миллионы разваливающихся коммунальных квадратных метров. Я когда говорю «миллионы», я именно это имею в виду, здесь нет преувеличения — ​разве что учитываются заброшенные промышленные здания тоже. Весь наш секрет состоял в том, что мы приводили помещения в относительный порядок и старались сдавать их в аренду симпатичным людям. В 2013 году было еще много стремных мест. Вот на месте «Булочной Вольчека» на 8‑й Советской было совершенно отвратительное грузинское кафе, оно выглядело как придорожное заведение на трассе Москва — ​Петербург. Сейчас таких мест осталось очень мало, их надо беречь как раритет, везде, куда ни глянь — ​ модный современный дизайн. А в 2013‑м мы выделялись просто тем, что приглашали приятных людей открывать приятные места.

После того как вы открыли, а потом закрыли «Голицын Лофт», за вами закрепилась репутация скандального девелопера. Что за ней стоит?

Это еще одно мое горе: все никогда не получается так, как я хочу. Мы не хотели делать громкий проект в «Голицын Лофте», его большая известность нами не планировалась. А главный скандал там произошел во время закрытия. Людям просто казалось, что «Голицын Лофт» закрылся, потому что мы что‑то плохо или недобросовестно сделали. Люди даже считали, что сейчас мы уйдем и они запустят на этом месте свой проект. На самом деле мы закрылись потому, что арендодатель прервал с нами отношения. Мы очень долго вели переговоры, пытались убеждать, даже пробовали купить здание, но в итоге не получилось. Между прочим, сейчас это здание отремонтировали и продают менее выгодно, чем в свое время могли продать нам. Потом на нас часто жалуются жители. Нет ни одного адреса, где жители бы не жаловались. Мы стараемся, когда это возможно, идти навстречу, делать потише и так далее. Надо понимать, что жалуются далеко не все жители. Я общался в одно время с Жилкомсервисом Центрального района, и они говорят, что Бог распределил в каждый дом по сумасшедшему, который всегда и всем недоволен. Вы даже не представляете, что может происходить. Были люди, которые поливали посетителей наших заведений из ведра.

Как вы считаете, где искать разрешение конфликта между жителями квартир и владельцами заведений/ кластеров?

Я думаю, тут проблема не в конкретном кластере, конкретной улице и конкретной жалобе, а в том, что в целом наш город очень больной. В центре полно коммунальных квартир, в них часто живут не очень осознанные люди, они не очень ценят то, что имеют. Потом, в центре Петербурга есть проблемы с инфраструктурой, которые не разрешаются десятилетиями. Вот я очень люблю Суворовский проспект, но ведь чудовищно, что в советские годы в районе Смольного не построили метрополитен и сейчас, видимо, тем более не построят. Целая большая часть города превратилась в медвежий угол.

Меня однажды решили замучить жители дома, в котором у меня было просто одно помещение. Одна женщина написала жалобу на то, что у нас в окнах нарушена историческая расстекловка. В итоге КГИОП пообещал выписывать штраф в 50 тысяч рублей каждый месяц, пока мы не исправим ситуацию. Мы исправили, заказали экспертизу, сделали деревянные окна. В итоге 4 окна обошлись нам в 4 миллиона рублей. Мы тогда на ту женщину, которая подала на нас в суд, тоже подали в суд, с той же самой претензией, что и она на нас. У нее тоже, как и у всех в этом городе, стояли стеклопакеты. Она проиграла суд и теперь платит, кажется, 10 тысяч рублей каждый месяц.

Я к чему это длинную историю рассказываю? К тому, что люди, которые бесконечно жалуются на заведения, как правило, сами не могут позволить себе содержать исторические здания, в которых живут.

Да, тут есть пробел, у людей есть права собственников, но нет в полной мере обязанностей собственников. Но что же делать теперь?

Я бы поступил жестко: мне кажется, что те люди, которые не в состоянии нести ответственность за свою собственность, должны просто уезжать из центра.

Но если мы выселим всех, кто не может содержать исторические здания, центр опустеет…

Центр вообще не опустеет. Знаете, в чем сейчас его проблема? В 1990‑е годы люди расселяли и покупали коммуналки, потому что им нравилось жить в старом городе. Но с середины 2000‑х годов стали строить довольно много жилья в центре, и люди стали предпочитать жить в этих свежих домах. Главная причина в том, что в старом фонде их замучили странные неадекватные соседи. Больше того, многие стали из-за них продавать квартиры. На самом деле если бы не было самых социально неблагополучных жителей, которые писают в парадной, выпивают там и так далее, люди бы побежали снова покупать квартиры в старых домах. Есть несколько дореволюционных домов, которые дублируются в Петербурге и в Хельсинки, то есть владельцы в двух городах строили себе две совершенно идентичные постройки. И вот я смотрю в Хельсинки на дома, где такие же планировки, такие же фасады, что у их петербургских двойников, но в Финляндии они в прекрасном состоянии.

Да, в Финляндии собственники полностью отвечают за содержание исторического дома. С другой стороны, центр Петербурга несравнимо больше центра Хельсинки. И есть огромное количество жителей в центре, которые вполне социально адаптированные люди, но все же не могут позволить себе содержать здание…

Это проблема, и я не знаю пока, как ее решить. Я же не говорю, что у меня прямо сейчас есть идеальный план, я недавно только стал об этом думать. Все равно какая‑то джентрификация должна произойти, благодаря ей жилье станет дороже и люди будут продавать его, чтобы купить что‑то поменьше, но то, что смогут содержать. Или, наверное, нужно сделать так, чтобы бремя этого содержания было посильным для среднего жителя, но все же отпугивало совсем уж маргиналов.

Вот со стеклопакетами какая история: люди их ставят не потому, что они плохие или жадные, а просто это самое доступное решение. Деревянные окна в несколько раз дороже, непонятно, где их заказывать, какие именно…

Да-да, а еще ручки, если делать их по историческим лекалам, будут невероятно дорогими. У нас вообще два года ушло на эту историю с заменой окон. Это очень сложно, никакой здравомыслящий человек не будет этого делать. То есть тут должно быть встречное какое‑то движение, нужно упростить какие‑то процедуры, искать массовые решения для того, чтобы средний человек мог позволить себе быстро и не баснословно дорого поставить окна, которые красиво смотрелись бы в старых домах.

Текст: Мария Элькина
Фото: Валентин Блох
Стиль: Католина Смирнова
Свет: Павел Знаменский / Skypoint