Компания «Газпром нефть» планирует построить свой офис на Охтинском мысе. Победителем конкурса проектов стало японское бюро Nikken Sekkei с концепцией «Хрустальный корабль». Однако 8 000 петербуржцев — в их числе историк Лев Лурье, архитектор Сергей Чобан, куратор «Севкабель Порта» Алексей Онацко, эко-активистка и глава группы «Деревья Петербурга» Мария Тиника, сооснователь бюро Wowhaus Олег Шапиро и другие — подписали петицию за выбор другого проекта — «деревянную штаб-квартиру» голландского бюро MVRDV. Но имеют ли право горожане влиять на коммерческую застройку? И как подобные конфликты решались в других странах? Об этом «Собака.ru» поговорила со специалистами в урбанисте и архитектуре.
Мария Элькина
Архитектурный критик, автор петиции
«Я не думаю, что есть основания предъявлять претензии к процедуре архитектурного конкурса, который прошел. В Петербурге нет устоявшейся хорошей практики проведения конкурсов, этот не хуже остальных, а в чем-то даже лучше. При этом по результату видно, что победитель выбирался, исходя из корпоративных интересов компании, но с точки зрения горожан ситуация может выглядеть иначе. Моя петиция — это способ обратить внимание «Газпром нефти» на этот другой взгляд, призыв к диалогу.
С точки зрения городских интересов более удачным кажется проект MVRDV в дереве. Он тоньше обращается с городским контекстом, в том числе с археологическими находками, которые были сделаны на мысе, они показаны через архитектуру. Здание стоит на сваях, и на уровне земли образуется общественное пространство, и это, в общем, снимает тот конфликт, который уже много лет тлеет вокруг Охтинского мыса. Предложенный японцами проект из другой культуры, где отличается и климат, и восприятие исторического контекста. Спроектированное Nikken Sekkei общественное пространство просто не будет функционировать так, как это обещают авторы, и об этом уже говорили несколько известных экспертов в Петербурге.
Мне кажется важным, что MVRDV предложили экологичный проект — это повестка, которой в нашей архитектуре нет совсем, и это один из векторов, который можно было бы задавать, и который был бы сильным аргументом в пользу строительства на этом месте. Я призываю к экспертной дискуссии, в ходе которой на конкурсные предложения посмотрели бы с разных ракурсов.
Почему я считаю, что «Газпром Нефть» может пойти на компромисс? Мы все понимаем, что точка конфликтная — и вдумчивое обсуждение было бы превентивной мерой, которая сняла бы с проекта лишние риски. Потом, я предлагаю двусторонний компромисс: петербургскую общественность призываю занять более созидательную позицию, перейти от радикального отрицания к содержательному диалогу.
Идеальный сценарий развития событий такой: «Газпром Нефть» соглашается выслушать экспертов, аргументы выводятся в публичное поле и озвучиваются, компания пересматривает свое решение и, возможно, строит в нашем городе выдающееся здание. При этом сам процесс публичной дискуссии очень важен — мы все должны услышать мнение экологов, историков, специалистов из разных профессиональных областей и городов. Это будет терапевтическая работа в своем роде, так мы будем учиться видеть много разных аспектов ситуации, усложнять представления о развитии Петербурга. Мне кажется, что Петербургу остро этого не хватает, у нас реализовано за последние десятилетия крайне мало хороших проектов, а художественно выдающихся — ни одного. В том числе это происходит потому, что мы плохо умеем договариваться. Те неплохие проекты, которые городу предлагали, нередко подвергались острой критике — все теперь знают, что нам нужны постройки поскромнее, похуже и понезаметнее. Но так ли это на самом деле?
В мире мнение публики о городских проектах имеет все больший вес. Я вижу конкурсы, в которых устраивается онлайн-голосование для широкой общественности. В нескольких странах Европы у жителей есть законодательное право наложить вето на проект — они должны собрать определенное количество подписей, власти выводят проект на голосование, и его могут свернуть. Так, например, была отменена застройка территории недействующего аэропорта Темпельхоф в Берлине. Роль общественности велика и только увеличивается — это кризисная ситуация перехода, но она может быть и плодотворна. Вот сейчас на примере Охтинского мыса есть прекрасная возможность показать, как компромисс может приводить к более интересному архитектурному решению».
Данияр Юсупов
Архитектор, урбанист, сооснователь студии design: :unit
«Бизнес может строить что ему вздумается, разумеется, в рамках действующих регламентов, но только если это не затрагивает общественные интересы. Охтинский мыс, безусловно, их затрагивает. В чем значимость этого места? С конца 1990-х годов широкой общественности стало известно, что Петербург до Петра I был населенным местом, и здесь полно сохранившихся значимых артефактов российской и европейской средневековой культуры — раньше это знание было уделом специалистов. И это стало возможно благодаря археологическим раскопкам Охтинского мыса. Весь конфликт здесь в том, что выявление таких общественных интересов и обязательства в случае их наличия у нас не до конца прописаны в правовом поле.
Если бы такая история происходила в другом европейском городе, у этой процедуры было бы намного больше итераций. Некоторые проекты застревают в обсуждении лет на 30. Сначала проводится открытый конкурс идей, и на этом уровне обсуждается, как удовлетворить запросы разных групп, проходят сессии с жителями и экспертами, выбирается топ архитектурных бюро, которые будут заниматься развитием проекта во втором туре конкурса. Такая практика развита в европейских городах, например, в Копенгагене или Париже.
Если говорить о международном опыте подобных конфликтов, то можно привести в пример проект «Медиа-Шпрее» в Берлине в начале 2000-х. Вдоль участка реки Шпрее, которая пересекает город, проходила Берлинская стена, и после ее падения земля там стоила дешево. Власти решили раздать эту землю медиакорпорациям — и так перезапустить экономику города. Это совпало с возвращением столицы в Берлин, а мы должны помнить, что размещение «Газпрома» в Петербурге было связано с подобной тенденцией — переносом части столичных функций в наш город. Но оказалось, что после 1989 года здесь расцвело множество разных активностей — например, самые знаменитые берлинские арт-сквоты. Идея раздать эту землю медиакорпорациям вызвала сильнейшее сопротивление. Проект заморозили, так как горожане утверждали, что он уничтожает берлинскую идентичность. В итоге корпорации получили только отдельные участки, да и то на условиях соинвестирования в проекты, которые считаются носителями городской идентичности — жилищные творческие кооперативы, креативное пространство Хольцмаркт и другие.
Есть еще один подобный пример из Копенгагена — в конце 1990-х власти города решили высвободить полосу вдоль реки от портовой застройки и отдать ее крупным офисам. Земля была уже продана компаниям, архитекторы разработали проекты зданий и по закону должны были представить их жителям. А горожане подумали, что раз все промышленные сооружения убраны с территории гавани, то им не нужен тут бизнес-квартал, который может стоять в любом другом месте, — а нужен парк с доступом к воде. Администрации пришлось выкручиваться, и сделала она это, на мой взгляд, гениально: предложила жителям вскладчину выкупить эту территорию у бизнеса — общественная ценность получила таким образом вполне ощутимое выражение. Там были не астрономические суммы: горожанам нужно было собрать хотя бы 10% стоимости земли, и таким образом доказать, что этот парк нужен не единичным активистам, а большинству жителей. Они сумели раскрутить медиакомпанию, и полтора миллиона человек сбросились на парк. Власти добавили недостающую сумму и парк действительно появился, теперь это важная достопримечательность Копенгагена — Havnen parken».
Даниил Веретенников
Урбанист, архитектор в MLA+
«Я считаю, что строительство на Охтинском мысу в принципе допустимо – современная архитектура знает массу примеров тонкой и качественной работы с археологическими памятниками. Для Петербурга Охтинский мыс – далеко не рядовой участок земли. Это уникальный памятник, который продлевает историю города на несколько столетий, а потому его ценности должны быть достоянием всего городского сообщества. В этом смысле чрезвычайно важно, что именно будет создано на этой территории. Думаю, что этот участок может находиться в частной собственности, но решения о его развитии должны приниматься максимально публично и прозрачно. Если сравнивать с европейскими практиками, нынешние кулуарные и закрытые для общественности процессы были бы там недопустимы. По-хорошему техническое задание для конкурса на проект развития такого места должен был писать весь город, а сейчас заказчик демонстрирует недоверие городскому сообществу и нежелание считаться с чужим мнением.
Хороший пример столкновения частных и общественных интересов – история с мастер-планом использования олимпийского наследия Лондона: в 2012 году там была проведена Олимпиада, и проходила широкая дискуссия, как использовать огромные освободившиеся гектары. Обсуждалось, какую часть территории использовать под коммерческие нужды, а какую — под общественные. Две силы пытались друг у друга отвоевать побольше, и городские власти тут выступали на стороне горожан — за расширение парка и размещение культурных объектов. В итоге они приняли рамочный план развития территории, где смогли договориться — ощутимая часть ушла под коммерческую застройку, но и под развитие публичных благ отвели немало земли».
Компания «Газпром нефть» отказалась комментировать ситуацию.
Комментарии (0)