Сергей Макаров: «Петербургские реставраторы могут из пепла воссоздать красоту»

В последние годы в городе идет активный процесс благоустройства. Были облагорожены практически все улицы, примыкающие к Невскому проспекту – визитной карточке Петербурга, появились новые интересные архитектурные точки. Из недавнего: в 2019 году были проведены работы по всей протяженности Большого проспекта Петроградской стороны. Прокомментируйте, пожалуйста, этот процесс.

Большой проспект Петроградки нельзя не любить. Когда мы осматривали проведенные работы с Александром Дмитриевичем Бегловым и председателем правления ПАО «Газпром» Алексеем Борисовичем Миллером, люди подходили и благодарили губернатора за то, что было сделано. Просто случайные прохожие. Новые тротуары, освещение на Большом проспекте, площади Льва Толстого, в садах и скверах вокруг – это не может не радовать. Место стало ухоженным, светлым.

Но без «историй», к сожалению, не обошлось. У многих в памяти сюжет с дверями, которые не понравились жильцам. Петроградка – удивительное место. Интересно: ровно те же самые работы были проведены на Суворовском проспекте. Я каждый день езжу на работу и с работы по Суворовскому проспекту. Там уже давно заменены все двери – и ни одной жалобы.

Инициатива поменять двери абсолютно правильная, потому что металлические двери с домофонами, которые ставили в 90-е для усиления защищенности жилого фонда, – конечно, убожество. Когда появились жалобы, мы провели совещание со всеми, кто причастен к проекту, и договорились о взаимодействии.

Какие еще проекты вы можете отметить как удачные?

Большая и Малая Конюшенные улицы, Большая и Малая Морская, набережные рек и каналов – удачных проектов немало. И что важно, это комплексные работы, которые включают в себя не только модернизацию освещения, скажем, или ремонт тротуаров, но и обновление технических средств организации дорожного движения.

Все работы в городе должны быть согласованы с КГИОП?

Обязательно. Работы на зданиях-памятниках, на территории исторических садов, парков, которые либо сами являются объектами культурного наследия, либо находятся в зонах регулирования застройки, и в целом работы по благоустройству в охранных зонах.

К счастью, особенность Петербурга в том, что к подобным масштабным проектам, как правило, привлекаются ответственные и грамотные специалисты.

Тем не менее без обсуждения и споров не обходится. Иногда в рамках дискуссии мы предлагаем поменять и проектные решения, и визуализацию, и чаще всего находим общий язык.

Допустим, с «Ленсветом» по поводу освещения небольшого участка набережной Мойки мы дискутируем уже года полтора: выбираем фонари, которые идеально бы подошли этому участку. Два итоговых образца уже было собрались «примерить» на месте, но вот коронавирус подпортил наши планы. Когда карантин закончится, выберем именно тот петербургский стиль фонарей, которые идеально подойдут для этой части города.

А какие фонари из тех, что уже поставлены в Петербурге, вам больше всего нравятся?

Удачные решения – на Большом проспекте Петроградки, Конюшенных улицах, Большой и Малой Морской, на Невском.

Кстати, по фонарям на Невском тоже были долгие споры, и в итоге выбрали ту версию, которая всех устроила, и КГИОП в том числе: в ней есть сочетание нескольких эпох. 

Были долгие дискуссии по Марсовому полю. В итоге пришли к решению, что будет правильно оставить облик ансамбля, который сложился в советское время и всем знаком и близок. Поэтому новые фонари станут, по сути, копией фонарей 30–40-х годов.

Это всегда очень творческий процесс: где-то действительно не стоит цепляться за светильники, которые раньше там были. (Подробнее об освещении в материале «Почему Петербург – световая столица России» – от ред.)

Например, светильники, которые стояли на железобетонных опорах, не украшали город, и их желательно поменять, очень хорошо, что сейчас активно происходит этот процесс. И, конечно, важно, что появляются не просто красивые фонари, приближенные к историческим аналогам. Это новые технологичные конструкции, которые не только отвечают за освещение, но и совмещают несколько функций: например, используются для устройства WiFi-сетей на улицах. И, конечно, одна из целей – энергосбережение. Три больших совещания – и для Невского проспекта выбрали вариант, который сочетает в себе все необходимое.

И провода убраны, поэтому открываются фасады зданий и появляется чистое небо…

Да, провода надо убирать. Эта программа не так быстро реализуется, как хотелось бы, потому что много ограничений – просто так нельзя взять и убрать провод под землю. Но потихоньку движемся в этом направлении.

Мощение улиц, лавочки, урны, другие малые архитектурные формы тоже проходят согласование? На что КГИОП обращает внимание в первую очередь?

Все это мы согласовываем. Столичная программа «Моя улица» мне кажется не вполне правильной: почти все улицы Москвы в центре стали похожими.

Понятно, что невозможно везде вернуть булыжную мостовую, потому что это противоречит безопасности дорожного движения. Можно вспомнить проект мощения участка между Большой Морской, Невским и аркой Главного штаба. Много было сломано копий: ставить там малые архитектурные формы или не ставить, как мостить, какой рисунок должен быть. Этот пример показателен: сколько мнений может столкнуться на таком небольшом участке земной поверхности!

Чей голос в конце концов определяющий? Или окончательное решение всегда остается за КГИОП?

Не всегда. Если это касается, допустим, реставрации зданий-памятников, то да, окончательное слово говорим мы. Если касается мощения, то чаще всего решение – плод консенсуса. По той же Большой Морской было создано жюри, которое выбрало путем голосования лучший вариант.

В итоге победил проект почти без малых архитектурных форм. Его признали самым петербургским по стилю. Если сделать снимки с квадрокоптера, то будет хорошо виден узор мостовой. Современные технологии обработки камня позволяют осуществлять разные творческие решения. (Подробнее о мощении улиц в материале «Как Петербург возрождается в граните» – от ред.)

А какие приоритеты в городе для благоустройства в планах нынешнего года?

В городе ежегодно утверждается план, и в соответствии с ним идут работы. Что касается КГИОП, то мы ждем начала большой программы реставрации жилых домов-памятников. Надеюсь, что пандемия не подкосит финансовые возможности бюджета.

На этот год выделено финансирование, и мы уже отправили в проектирование около 60 объектов, чтобы был задел на два года. Если все будет нормально, то к работам по первым 30 домам приступим в 2021 году.

Дома станут ярче? Я читала, что вы недавно расширили палитру возможных расцветок зданий в городе.

Это не мы, это коллеги из Комитета по градостроительству и архитектуре. КГА действительно расширил перечень цветов, которые могут применяться в Петербурге, но все равно при работе с памятниками будут использоваться только те цвета, которые были исторически. При разработке проекта реставрации проводятся расчистки, чтобы выяснить, в какие цвета было покрашено здание в разные периоды его существования. Имеет значение многое: и изначальная окраска, и сколько времени здание прожило в конкретном колоре. В итоге архитекторы выбирают тот оттенок, в который будет окрашен фасад здания при очередной реставрации.

Несколько лет назад в здании самого КГИОП проводили работы по реставрации лестницы и обнаружили в некоторых частях 11 (!) слоев краски. Разной. Долго спорили, чуть не переругались, потому что я хотел один цвет, коллеги, которые курируют Центральный район, настаивали на другом.

Что касается яркости, то есть в Петербурге и яркие дома. Например, особняк Белосельских-Белозерских – ярко-розовый, и никого не смущает, что здание с таким активным цветом находится в центре города. Все привыкли, всем нравится: ну он вот такой. Хотя, могу предположить, если там сделать расчистки, цветов найдется много.

А сколько вообще жилых зданий-памятников нуждается максимально в срочной реставрации?

30 домов, которые мы отобрали на 2021 год, требуют срочных работ. Например, особняк Бутурлиной на улице Чайковского – красивейшее здание, но без слез смотреть нельзя. Я бы с него и начал. Его надо спасать. Старорусская, 3, – огромный доходный дом, шикарный и тоже в ужасном состоянии. Важно как можно скорее предотвратить ухудшение состояния домов с такой богатой отделкой.

Вы много работаете с волонтерами. Они помогают в выявлении домов-памятников и в работах по поддержанию их в нормальном состоянии?

Приятно иметь дело с организованными волонтерами вроде движения «ГЭНГЪ». Хотя и с этими ребятами отношения установились не сразу. Пришлось объяснить, что нельзя просто взять прийти в подъезд и очистить от краски плитку, потому что плитка плитке рознь. К некоторым нужно применять специальные химические вещества, которые не повредят поверхность. Договорились, что мы все действия координируем. Мы предлагаем технологии, какими можно воспользоваться для очистки конкретного подъезда.

Такое организованное волонтерство очень приветствуется. У нас есть соглашение, подписанное с городским отделением ВООПИиК и Союзом реставраторов Санкт-Петербурга, оно открыто для подписания всеми организациями, которые желают участвовать в наведении порядка в подъездах жилых домов или других местах. Пожалуйста, присоединяйтесь. Мы будем очень рады. Есть специальное соглашение с Объединением советов многоквартирных домов. Мы обучаем председателей советов домов тому, как вести себя на объектах культурного наследия, как согласовывать документацию.

Кроме того, в Петербурге есть школа волонтеров реставрации, которая выросла из проекта «Открытый город». В какой-то момент горожане, которые ходят на наши экскурсии по зданиям-памятникам, сами сказали, что хотят чем-то помогать. И мы договорились с ВООПИиК, Союзом реставраторов и с двумя реставрационными городскими колледжами о том, что будем обучать волонтеров первоначальным навыкам реставрации. Можно выбрать одно из четырех направлений: камень, штукатурка, дерево и мониторинг объектов культурного наследия, то есть составление специальной документации о состоянии памятника. Обучение занимает около двух месяцев.

Эта школа у нас работает уже два года и будет работать в дальнейшем. В год выпускаются около 180 человек, которые получают соответствующий сертификат о том, что они не просто любят наследие, но еще и кое-что знают о технологиях реставрации. Это, конечно, не полноценные реставраторы, но их общественные помощники, можно так сказать.

В нынешнем году ленинградской школе реставрации исполнилось 75 лет. Понятно, что ситуация скорректировала планы, но все-таки торжества состоялись, хоть и онлайн.

1 июля в Петербурге должна была пройти научно-практическая конференция, посвященная Дню реставратора и 75-летию ленинградской школы реставрации. В этот день мы обычно награждаем лучших городских реставраторов почетным знаком Правительства Санкт-Петербурга, лауреатов этого года тоже поздравили, но виртуально. К знаменательной дате при участии КГИОП и Союза реставраторов Санкт-Петербурга была проведена серия тематических онлайн-мероприятий.

Расскажите, пожалуйста, немного о ленинградской школе реставрации. В чем ее уникальность?

Мы отличаемся от Москвы хотя бы потому, что она не так пострадала во время войны, как Ленинград. В Ленинграде были практически уничтожены многие ценные объекты культурного наследия, такие, как, например, наши пригородные дворцы. После войны была большая дискуссия, стоит ли их вообще восстанавливать, ведь перед страной стояли гораздо более важные задачи. Обсуждали, что делать в восстановленных дворцах – санатории или музеи? К счастью, было принято решение о полном воссоздании пострадавшей петербургско-ленинградской красоты и организации во дворцах музеев. Так и возникла ленинградская школа реставрации, ведь таких сложных работ по воссозданию из руин в нашей стране до тех пор не было.

Руки ленинградских реставраторов – это руки людей, которые могут из пепла возродить красоту. Поэтому в Петербурге есть серьезные реставрационные компании, которые работают по всей стране, а, например, московские компании на нашем рынке не представлены. У нас сложился другой подход к реставрации: мы себе можем позволить реставрировать объект неспешно, исходя из научных принципов.

Вот, например, начавшаяся реставрация памятника Николаю I на Исаакиевской площади демонстрирует классический вариант того, как надо работать с памятниками. Два года изучали объект, искали исторические чертежи и архивы и только после этого поняли, какие проектные решения следует применять. Теперь еще два года будем реставрировать.

Недавно в Царском Селе были представлены отреставрированные интерьеры церкви Воскресения Христова, Лионский зал. Стартовали работы на втором этаже в Зубовском флигеле. В Ораниенбауме должны вот-вот открыть для посетителей Штукатурный покой и Малый китайский кабинет. Со стороны кажется, что все происходит довольно быстро.

Очень небыстро. И хорошо, что небыстро, – торопиться с такими объектами нельзя.

В Ораниенбауме чуть побыстрее, просто потому что Ораниенбаум меньше пострадал во время войны. А от интерьеров церкви Христова Воскресения и Лионского зала в Царском Селе практически ничего не оставалось. И конечно, спасибо, компании «Газпром» за то, что они выделили серьезнейшие средства на восстановление.

Там действительно производится серьезная научная реставрация. Она не может быть быстрой. Но и не должна затягиваться искусственно: когда есть деньги, реставрация идет с нормальной скоростью. У нас же цель – не медаль на грудь повесить за скорость, а раскрыть авторский замысел, убрав поздние наслоения. Большое уважение петербургским реставраторам, которые работают, чтобы вернуть людям эту красоту.

Фото: Евгений Овсянников, Александр Огурцов, Ассоциация  «Невский свет» , СПб ГБУ «Ленсвет», АО «ПО «”Возрождение”»