Режиссер Яна Тумина: «Театр — это инструмент для спасения, понимания себя и других»

Постановки лауреата премии  «ТОП50. Самые знаменитые люди Петербурга» «Деревня канатоходцев» и «Комната Герды» строго рекомендованы к просмотру. Сразу три персональные номинации на «Золотую маску» в категории «Куклы / работа режиссера» и три «Маски», полученные спектаклями Туминой в этом году, подтверждают наше мнение.

Ваши спектакли переворачивают сознание зрителя. А был кто-то, кто в свое время перевернул вашу жизнь?

Я в какой-то момент совсем ушла от профессии и не собиралась дальше заниматься театром — пережила очень тяжелую потерю. Бывает, мы настолько разрушены горем или тяжелым испытанием, что оказываемся не готовы принять ни одну ангельскую весть. Не готовы увидеть ту самую ситуацию, то мгновение, того человека, которые вытащат и выведут дальше. Мне по-настоящему помогла встреча с Еленой Владимировной Юнгер (ведущая актриса Театра комедии имени Н. П. Акимова. — Прим. ред.).

Что сделала Юнгер?

Ничего специально не делала, просто была самой собой и очень проникновенно общалась со мной. Человек из другой уже эпохи, почти слепая, почти глухая, но с таким жизнелюбием, с такой любовью к театру! У меня тогда было мало даже физических сил, не то что моральных. Я несколько лет говорила так тихо, что меня никто не слышал. Мне казалось, что я кричу, а я, оказывается, шептала… Но встреча и репетиции с Еленой Владимировной стали настоящим подарком судьбы. Уже тогда я поняла, что если ты готов поднять свои обездвиженные руки и принять другого в объятия, то приходит сила. Я стараюсь этот опыт передавать людям — хотя бы через спектакли.

Вы чувствуете в себе подобную силу, чтобы тоже вернуть кого-то к жизни?

Театр — это инструмент для спасения, для понимания себя и других. Да, это моя работа, заработок — но это и то, что помогает жить, развиваться.

В ваших постановках заняты артисты разных поколений и школ. А когда приходится работать с абсолютно незнакомыми людьми, с чего вы начинаете?

С дурацкого слова «лаборатория».

Почему дурацкого?

Ну, это любя, конечно… Лаборатория подразумевает исследование гораздо в большей степени, чем результат, а куда это годится в репертуарном театре? Никуда не годится! Но некоторые отважные коллективы рискуют. Например, в «Упсала-Цирке»: мы сразу обговорили, что это не постановка спектакля, что можно думать только о процессе, о пути, который нас куда-то приведет, и это должно быть важно и интересно. Но родился спектакль «Я Басё» — и мы счастливы.

Как раскрываются дети — в сравнении с профессиональными актерами?

По-разному. Могут долго вообще не открываться. Работа с ними — это бесконечное терпение, ожидание, любовь. Это тот случай, когда ты должен сам себе сказать: или ты работаешь — ждешь, подбираешь ключи, прислушиваешься, наблюдаешь, — или уходишь.

Помимо режиссуры вы преподаете и проводите тренинги.

Я двадцать два года преподаю на Моховой и провожу мастер-классы с разными аудиториями. Иногда такие ребята приходят, у которых ты сам хочешь учиться! И учитель я только потому, что это такое ролевое распределение на данный момент. Мы договариваемся, что сейчас учу я, это такие правила игры. Игра есть игра, и в этой условности появляются легкость и результат.

А у кого учитесь сами?

Я обычно у художников и поэтов учусь. Так сложилось с детства, и потом происходили такие встречи. Например, с «АХЕ».

У них учитель — режиссер Борис Понизовский, а у вас — Максим Исаев и Павел Семченко?

И у меня один из определяющих учителей Понизовский! Если бы не он, я бы вообще по-другому сформировалась. Мы встретились и познакомились с Максимом и с Пашей у Бориса Юрьевича в театре «ДаНет». Понизовский что-то во мне разглядел. Он сразу цеплял, очаровывал людей, тоже чувствовал своих. Но только недавно я до конца поняла, что моим первым учителем в режиссуре был мой отец — блестящий педагог, художник. То, что он говорил о композиции, о живописи, о метафорах и образах, отложилось у меня глубоко и эмоционально. Пока мы ехали в электричке от Питера до Петергофа, где он около двадцати лет преподавал в художественной школе, отец почти всегда делал наброски, а я его о чем-то спрашивала. И уже тогда тоненькими слоями укладывалось у меня в голове то, что сейчас проросло осознанным и сформулированным методом. Для меня потрясением стало то, что я подспудно использую его художественный арсенал в своей театральной практике. В этом смысле Понизовский и «АХЕ» оказались созвучны этому воспитанию художника.

А сегодня вы общаетесь с «АХЕ»?

Редко. Но вот как раз сейчас с Павлом Семченко работаем с командой ребят из Москвы над новым проектом. Репетировали неделю в «Порохе» (площадка «Порох» на территории Завода слоистых пластиков на шоссе Революции. — Прим. ред.), потом вместе поедем уже на выпуск в Москву в ЦИМ (Центр имени Мейерхольда. — Прим. ред.). Я Паше очень доверяю и продолжаю им восхищаться, набираться от него опыта и вдохновения. Но история совместного создания спектаклей именно для «АХЕ» — в той мере соавторства, в которой это было, — уже пройденный этап. Все происходит своевременно.

Внимание экспертов и признание жюри театральных премий тоже своевременно?

Я к этому отношусь так: количество усилий переходит в качество. Словом «удача» это не назовешь. Делаешь, что должно, честно и уперто, вот и приходит отклик. Я знала, что успех никуда не денется, но я его никогда не ждала. Просто так сложилось, что после «Колиного сочинения» (спектакль, поставленный Яной Туминой по мотивам книги Сергея Голышева «Мой сын — даун» в театре «Кукольный формат», получил премию «Золотая маска» сразу в двух номинациях в 2017 году. — Прим. ред.) все мои заявки на гранты подтвердились. А если у тебя подтвержденный грант, ты обязан его отработать. Отсюда большое количество постановок, которые случились в один год и почему-то оказались номинированы на «Золотую маску»…

Почему-то?!

Я не хочу это анализировать. И вообще я фаталист. В моей жизни произошло немало событий, после которых невозможно было не стать фаталистом. Но не пессимистом! Получается, что я рефлексирующий эгоцентрик и оптимистичный фаталист.

Как вы определяете и чувствуете людей, с которыми вам по пути?

Интуитивно, но часто ошибаюсь. Это печальный опыт, но он имеет большое значение: разбитые иллюзии — это важная часть биографии. Но те, кто долго рядом, — настоящий подарок судьбы. Я увлекаюсь теми, кто вдохновляет и учит меня новому, и стараюсь сохранить людей, которые поддерживают в испытаниях и работе. Чувствую тех, кто может радоваться за чужую радость. За таких борюсь, стараюсь вести их за собой из работы в работу, не забывать. Бывает, что взаимность исчезает. Вообще, я начинаю думать, что театр — эфемерная и бессмысленная практика.

Почему же бессмысленная?

В рациональном понимании — бессмысленная. Это своего рода Шамбала, такой прекрасный труд, который рассеивается дуновением. Мы работаем со временем, управляем воздухом, складываем сюжеты о любви и смерти, заходим на территорию боли и смеха, испытываем сострадание к созданным образам. Как это удается? Только при взаимности! Не иначе. Просто ничего не будет, если нет этой вибрации, когда мы поражены, обрадованы друг другом. Безусловно — через труд, но если не для райского дела трудишься, то и не нужно даже начинать, тратить на это время, жизнь и здоровье. Потому что театр — он для счастья. Я в этом уверена.

Благодарим Особняк образцовый X-Palace group за помощь в организации съемки

Текст: Мария Кингисепп
фото: Данил Ярощук
стиль: Эльмира Тулебаева
ассистенты стилиста: Анастасия Цупило, Александра Дедюлина
визаж и прическа: Алена Кондратьева.

«Собака.ru» благодарит за поддержку партнеров премии «ТОП50 Самые знаменитые люди Петербурга 2019»:

главный универмаг Петербурга ДЛТ,

Испанский Ювелирный Дом TOUS,

glo,

Nespresso,

Премиальные классы Яндекс. Такси.