«Это не абстрактные педофилы, это совсем рядом»: Юлия Кулешова – о своем проекте помощи людям, пережившим сексуальное насилие в детстве

К чему приводит сексуальное насилие, перенесенное в детстве?

Лет в 19 я четко поняла, что насилие, совершенное надо мной в детстве, сильно влияет на меня, провоцирует массу проблем. Очень хотелось вытеснить эту ситуацию из головы, но стало ясно, что так просто не получится. Мне было страшно устанавливать близкие отношения с людьми, я не могла никому доверять. Проще было оставаться одной, потому что только тогда была уверенность, что никто не обидит. Были большие проблемы с сексом, потому что он ассоциировался с унижением и насилием. Потом началась тяжелая депрессия, возникали суицидальные мысли, чувство собственной ничтожности, полного угнетения.

Отсутствие информации и квалифицированной помощи

Тогда (да и сейчас) найти какую-то информацию было сложно: если в Google ввести слово «инцест», появится только куча порно-роликов, а не статьи с разбором проблемы и способами помощи. Рассказать о случившемся я никому не могла, потому что когда происходит подобное, человек сам себя стигматизирует, ощущает «дном». Из-за отсутствия качественного инфополя казалось, что такое было только со мной – как будто у всех «нормальные семьи», и только у меня такой ужас. Так что невольно приходили в голову мысли, что это со мной что-то не так.

Я пробовала тихонечко находить самых дешевых психологов, ходила на бесплатные консультации – но через пару встреч они становились платными. Денег у меня не было, 1 500 рублей были серьезной суммой. Так как я работаю в социальной сфере, я смогла позволить себе хорошую психотерапию не так давно, буквально пару лет назад. Я рада, что это стало возможным для меня, но понимаю, что для многих людей это нерешаемая проблема. Отработка травмы – регулярная задача, не так, что пришел, тебя вылечили взглядом, ты сказал «классно» и дальше пошел счастливый. Над детским насилием нужно работать очень-очень долго, проблемы длятся годами. Мне сейчас пишут женщины в два раза старше меня, которые так и не выстроили близкие отношения – так сильно их травмировало сексуальное насилие.

Я долго варилась сама в себе, пыталась что-то читать. Но когда забеременела, поняла, что мне очень страшно за кроху, за себя, за отношения, и тянуть дальше некуда – проблему надо решать. Я пошла к психологу, которого мне рекомендовали знакомые, якобы она крутая и с большим стажем. Какое-то время набиралась смелости, ходила, но про насилие ничего сказать не могла – буквально при первом слове у меня брызгали слезы, как будто на водный пистолет нажимаешь. Было очень стыдно, болезненно, унизительно. И через Х консультаций я, обливаясь слезами, это произнесла. Еще думала: «Блин, у меня же ребенок внутри. Как ей внутри меня в таком состоянии?» Психологиня мягко промурлыкала, что я «привлекла отчима сама своими флюидами». Что у меня флюиды любви, и он отреагировал так, как умел. Слышать это было просто ужасно. То есть я понимаю, что есть разные концепции, Фрейд, комплекс Электры, наверное, она имела в виду что-то из этой серии, но человеку, который через все это прошел, так долго собирался с силами, чтобы просто произнести это, такое говорить точно не стоит.

Я не знала, куда бежать, поэтому испробовала все: была даже у гипнотезерки, которая заключила, что моя душа искала такого опыта, и благодаря встрече с отчимом я стала тем, кем должна была стать. В общем, я услышала кучу разной ерунды.

Это показатель того, что сегодня с психологами работать на эту тему небезопасно – есть совсем немного известных специалистов, пара организаций, но это очень мало. Многим приходится искать помощи методом тыка и получать щелчки по носу.

В конце концов я нашла психолога, которая специализируется на проблемах в семье, и она оказалась адекватной и человечной. Я смогла открыться ей, мы начали работать над моим ощущением тотальной неуверенности в себе, которое напрямую связано с пережитым насилием. Постепенно я крепла, набиралась сил и так «расцвела», что смогла не просто говорить, но и написать статью с признанием, чтобы она помогла другим пережившим это людям. Я рада, что у меня все так хорошо развернулось, я чувствую себя спокойно, теперь для меня это просто маленькая часть моей жизни – а я гораздо больше. Еще недавно я чувствовала себя иначе.

Почему жертвам так сложно говорить о насилии

По многим статистикам в 90% случаев сексуальное насилие над детьми совершают внутри семьи – отцы, дяди, отчимы, братья, близкие друзья родителей. Поэтому жертвам так сложно об этом говорить – кажется, что рассказывая, человек берет на себя ответственность за разрушение семьи. Насильники внушают бедным малышам: «Если ты что-то скажешь, то испортишь все. Родители разведутся, меня посадят, твоим братьям будет нечего есть». Эти манипуляции невероятно похожи, даже кажется, что этому обучают в какой-то специальной школе: в сотнях историй, которые мне прислали, преступники использовали одни и те же слова. Откуда все они знают, как влиять на детское сознание? А ребенок думает: «Мне не поверят, отдадут в детский дом, выгонят». Для взрослого может звучать глупо, для ребенка –  реалистично и очень страшно.

Зачем рассказывать о насилии?

Я работаю в социальной сфере, люблю информацию и верю в ее силу. Например, в 2010 году мы сделали  благотворительный магазин «Спасибо!», казалось бы, это такая крошечная инициатива в Петербурге. Об этом начали писать СМИ, люди в других городах поняли, что это возможно, переняли опыт, и вот через восемь лет 20 000 человек в месяц сдают ненужную одежду только в нашем городе.

Но огромное количество людей не знают, что информация творит чудеса, и даже некоторые члены моей семьи заподозрили  меня в том, что написала статью «ради самопиара». Это смешно. Именно после того, как люди узнают о проблеме, начинают зарождаться движения, инициативы, которые меняют мир и жизни.

Я писала текст не на эмоциях, это была взвешенная акция. Я хотела показать людям, что рассказать можно, и ничего не случится. «Отчим с пяти лет использовал меня для удовлетворения своих сексуальных нужд. Я живая. Я справилась. Если вы еще нет, давайте объединяться и помогать друг другу». Внутри я побаивалась, что мне начнут писать ужасные вещи, начнется травля или «Спасибо!» обольют краской. Но ничего подобного не произошло. Зато я получила десятки сообщений о том, что девушки после моей публикации почувствовали себя сильнее, рассказали о пережитом насилии своим парням, мужьям, мамам и психологам. Это же чудо! Еще я хотела, чтобы люди увидели, что такой опыт – это не приговор. Да, было, но я не покончила с собой, у меня есть семья, достижения, есть много радости. Хотя в какой-то момент мне казалось, что просидеть всю жизнь в комнате – это мой потолок.

Мне было важно обратить внимание на то, что это происходит совсем рядом. Многие писали: «Прости, я думала, у тебя такая крутая семья».  Да, у меня была неплохая семья, я училась в крутой французской гимназии, но насилие совершается в обычных семьях, не только в каких-то маргинальных слоях. Это больно и страшно, но в этом нужно себе признаться.

И главное: в публикации был мой контакт, я уточнила, что мне можно рассказывать свои истории, и мне написали по меньшей мере 300 человек – из Петербурга, Москвы, других городов России. Многие сказали об этом первый раз в жизни. Письма были огромными, полные деталей и боли. Для меня безумно важно открыть для них возможность говорить и объединяться. Как правило, они сидят по углам – множество испуганных зайчиков, которым кажется, что они в своей беде одиноки, и такого не происходит ни с кем. Но мой телефон разрывался тогда и разрывается до сих пор, мне пришли письма о сексуальном насилии в детстве от преподавательницы,  одноклассницы, девочек, с которыми я ездила в детские лагеря, журналистки, которая брала у меня интервью, от бывших коллег, от друзей мужа, от множества незнакомых людей. Я не могла такого представить.

Я узнала, что сексуальное насилие над детьми – это очень распространенная практика, потому что они совершенно беззащитны, не могут дать отпор, их легко запугать. Тем более в такой стране, как Россия, которая стоит на 39 месте из 40 по мерам профилактики сексуального насилия. Это грустно и страшно. Вскоре после публикации текста я пришла на обычную вечеринку и знала там уже как минимум  пятерых людей, которые прошли через это: с ними снимали порно их родители, им засовывали пальцы во все места, некоторых насиловали членом с четырех лет. Я начала совсем иначе смотреть на то, что происходит вокруг.

Вдохновляюсь тем, что первый шаг сделан, и мы можем объединяться. Мы провели первую оффлайн-встречу переживших насилие 26 декабря: я думала, что будет человек пять, а было 25. Не то чтобы мы собрались и грустили – это была предновогодняя вечеринка в уютном арт-пространстве, мы обсуждали, как можем поддерживать себя и помогать друг другу. Там были и мои  знакомые, о которых я такого и подумать не могла. Ведь снаружи у всех очень много красоты, а внутри – страдания и дыры. Пока все так устроено: мы как будто должны всегда «держать марку». Но потихоньку эта тенденция меняется, и влияют на это в первую очередь искренние разговоры. Мы решили сделать встречи регулярными, быть открытыми для новых участниц и участников, чтобы они знали, что у них есть союзники. У нас есть чат в Telegram, иногда в день там по 150 сообщений: обсуждаем, что делать, если ты боишься партнера, как общаться с родителями, которые отказываются признавать факт насилия. Формирование сообщества – это большое счастье, поддержка – огромная сила.

Насилия много и оно близко

Первые дни после публикации текста мне казалось, что я просто погибаю: я постоянно плакала, чувствовала свою беспомощность перед масштабом проблемы. Особенно я запомнила случай, когда мне написала знакомая девушка. Я всегда думала, что она какая-то странная: вроде классная, но очень дерганная, и испытывала легкое раздражение. Оказалось, что ее насиловал отец. Мне было стыдно, что я не смогла распознать это. И очень жаль, что у меня не было сил рассказать об этом намного раньше, может быть, судьбы сложились бы иначе. Одному проходить через эти испытания очень тяжело.

Я не могла принять тот факт, что этого так много. И это не какие-то далекие абстрактные педофилы, это совсем рядом. Я не знала, как теперь жить с этим.

Вскоре ко мне присоединилась команда психологов, и стало намного легче. Мне объяснили, что важно снимать напряжение, ограничивать вовлечение, выстраивать границы. Но все-таки это был самый сложный, интенсивный месяц моей жизни: я провела безумное количество встреч, боялась открывать соцсети. Иногда приходили письма поддержки – и тогда я радовалась. Но чаще это были новые истории.

Я стала читать о проблеме и обнаружила, что уровень сексуального насилия над детьми не связан с экономическим уровнем страны – цифры одинаково страшные. Разница только в том, что в ряде стран это не секрет, они признали это еще лет 50 назад, и начали работать над профилактикой и помощью жертвам. У нас же сексуальное насилие над детьми даже не выделено в отдельную проблему, все делают вид, что этого нет. Из-за отсутствия системы дети ничего не знают о границах своего тела и узнают, что над ними было совершено насилие, только постфактум. Родители считают, что если информацию скрывать, то с ребенком этого и не случится, но ведь невозможно все время держать его в поле зрения. Без базовой профилактики взрослый всесилен, а жертве некуда податься.

Почему семьи чаще всего не признают проблему и отворачиваются от ребенка

В процентах 25 историй мамы обвиняют дочерей в «совращении» отчима или отца. Это чудовищная, недопустимая позиция. Еще чаще матери продолжают жить с насильниками. Для жертв это серьезный удар, потому что семья, на которую надеешься опираться, отворачивается. Даже обычное «Ты не виновата, насильник плохой» может помочь человеку справиться с травмой.

Некоторые члены моей семьи не хотели, чтобы я говорила о своем опыте публично, упрекали в том, что я думаю только о себе. А еще есть такой тезис: «Это не насилие, не надо преувеличивать. Ничего такого уж страшного не произошло». Все готовы поддержать ребенка, если подобное происходит с чужими людьми, но если инцидент случается в семье, то взрослые скорее отторгнут младшего, чем признают, что преступление было совершено прямо у них под носом.

Люди, выросшие в СССР, сами мало знают о насилии, правах, у них нет психологической и эмоциональной компетентности. Муж напоминает мне об этом – и иногда у меня получается не расстраиваться из-за замечаний родственников. Кажется уже, что это признак  поколения – идеи абсолютной вины насильника им неизвестны, они не знают, что можно жить по-другому, но чувствуют, что сделали что-то не так и пытаются защититься.

Планы инициативы «Тебе поверят»

Мы собрались большой группой и составили план того, что мы можем сделать – и он такой огромный, что, кажется, я успею быстрее умереть, чем все это осуществить. На этот год выделили три главных направления. Первое – развитие сообщества, регулярные встречи и взаимопомощь. Второе – качественная психологическая служба, которая будет работать именно с этим узким направлением, специалистов будут обучать. Нам уже помогают петербургский «Кризисный центр для женщин» и московский фонд «Сестры» – через несколько дней мы начнем проходить обучение от сильнейших экспертов в этой сфере. Нас поддерживает серьезная специалистка Светлана Маркова: она из Москвы, но сейчас живет в Атланте. Она работает с детьми от трех лет – оказывается, уже есть масса качественных психологических методик, которые помогают определить, было совершено насилие или нет. А также она диагностирует и работает с насильниками, в том числе ведет принудительную терапию.

Третье – развитие этой темы в информационном поле. Нужно, чтобы люди поняли, что это касается всех. Это не значит, что мы планируем разводить истерию – мы размышляем над тем, как сделать тему интересной. Например, я пообщалась с Натальей Мещаниновой, сценаристкой «Аритмии», режиссеркой фильма «Сердце мира», «Комбинат надежда». В детстве ее тоже насиловал отчим. Может быть, получится с ней сделать кинопроект на тему.

Мы размышляем над документальным фильмом, общаемся с театралами, которые хотят осмыслять проблему в форме спектаклей. Наша цель – чтобы эта тема стала частью повседневной жизни, как, например, правила безопасности на дороге. Почему об одном мы говорим постоянно, а о другом – ничего? Особенно это удивительно, если учитывать, что вероятность столкнуться с насилием у ребенка в четыре раза выше, чем попасть под машину.

В будущем мы хотим заняться секс-просветом, хотя мне не нравится употреблять это словосочетание, люди почему-то сразу думают, что это значит, что детей хотят научить заниматься сексом. Но если объяснять, что я хочу рассказать о границах тела, о том, как распознать насилие, это вызывает гораздо меньше вопросов. Мы хотим начать с частных курсов, лектория. В школы этот вопрос попадет через 80-90 лет, а пока мы можем учить родителей.

Команда и название

Сейчас в проект вовлечено уже много людей, психологов, волонтеров, специалистов по медиа. Я хочу быть связующим звеном, а у каждого направления будет свой лидер.

С названием мы пока не определились окончательно, но рабочий вариант «Тебе поверят», потому что «тебе не поверят» – это главная манипуляция насильника. И действительно, верят жертвам нечасто, хотя эксперты и говорят, что ребенок критически редко врет на эту тему – чаще всего он узнает о том, что насилие возможно, только столкнувшись с ним. Да и для взрослых такое признание несет массу неприятных последствий. Мы хотим заявить, что есть место, где поверят, помогут и поддержат.

Финансирование

На государство у меня надежды нет – но я верю в частные инициативы, сообщество и силу информации.

Я могу заниматься этим проектом, потому что получаю стипендию Гумбольдта для молодых исследователей – временно я живу в Берлине, но и в Петербурге буду бывать часто. Мне повезло, что целый год я могу не думать о заработке, а делать то, что мне кажется важным. Нам помогает магазин «Спасибо!» – они решили выделять 40 000 в месяц, это 500 000 в год. Деньги небольшие, но даже такая поддержка уже воодушевляет и мотивирует.

Из проекта «Спасибо!» я вышла полтора месяца назад – и потому что решила заниматься помощью тем, кто пережил насилие, и потому что просто перегорела. Из-за своего опыта я работала критически много, буквально убивалась, потому что мне казалось, что только так я могу оправдать собственное существование. При всей моей  любви к «Спасибо!», к огромному сожалению, для меня это дело связано со страданиями, чувством долга, вызванным ненавистью к себе. Только последний год я знаю, что такое быть спокойной, просто делать свое дело и быть ценной вне зависимости от достижений. И будет здорово, если у меня получится помочь с этим другим.

Написать Юле Кулешовой можно сюда.

Фото: студия «КаШа».