Юность

Меня зовут Батуева Анна Романовна, еще в прошлом году я открывала купальный сезон в Ленобласти, чего сегодня уже не могу себе позволить, ведь на носу юбилей – 100 лет. Я родилась в селе Карасево в Новосибирской области. В 20-30 годы наступило равенство, женщины добились эмансипации, и на этой волне прошла моя молодость. В 1936 году я совершила прорыв и стала первым человеком со средним образованием в нашей семье – я окончила физиотерапевтический институт по курсу медсестры-физиотерапевта. Тогда я всем нутром почувствовала: «это мое!» – мне не хотелось быть врачом, хирургом и идти дальше по карьерной лестнице, мне нравилось просто делать свою работу и помогать людям. В 17 лет я вышла замуж за офицера не по любви, но это был замечательный человек, в которого я влюбилась с годами. Правильно ли я сделала? У меня никогда не возникало лишних вопросов и переживаний. Стресса в жизни достаточно и без того было, поэтому я просто работала и о лишнем не думала.

Петербургская жизнь до войны

Быть офицерской женой – значит ездить туда, куда мужа Бог пошлет, хотя мне бы не стоило так говорить, потому что я атеистка. За два года до начала войны мы переехали в Петербург: в городе как раз царила жизнь «офицерских жен». На Невском проспекте располагалось ателье, которое называлось «Смерть мужьям» – я была их главной клиенткой. У меня есть женское правило, которое передалось моим внучкам: красиво всегда должно быть на ногах и на голове, поэтому я носила каблуки, шляпку, пальто и маленькую сумочку даже тогда, когда шла на работу. А сумари и авоськи носил муж – тяжести я никогда не поднимала. По вечерам мы ходили в театры, на выставки – в общем жили настоящей петербургской жизнью. Тогда я не работала, у меня только родилась первая дочь, я была очень семейным человеком. Эти два года, наверное, были самым светлым периодом до тех пор, пока не началась война. 

Детдом и побег от волков

Мужа забрали на фронт, а я осталась с ребенком одна. Было страшно, поэтому пришлось эвакуироваться и уехать к родителям мужа в Пермь. Там я помогла организовать загородный детдом, в который привозили пострадавших детей из Петербурга. В 22 года на мне лежала ответственность за огород, подсобное хозяйство, здоровье детей, их пропитание и уход. Некоторых тяжелобольных ребят нужно было отвозить в город, в больницу, единственным же существующим транспортом, с помощью которого это можно сделать, была лошадь, ездить на ней приходилось часто. Как-то раз зимой я ехала на санях через лес, и за мной начали гнаться волки – страху натерпелась, но смогла собраться и все обошлось. Тот период был очень тяжелым, но он закалил мой характер на всю оставшуюся жизнь и выработал во мне умение брать на себя ответственность. Представьте, 100 детей и три руководителя. Но тем не менее, мы смогли позаботиться о каждом ребенке – война кончилась, и все дети выжили. Наверное, самый счастливый день в моей жизни был, когда после войны родители находили в нашем детдоме своих дочерей и сыновей. Одна мать проехала все сборные дома на Урале, мы были для нее последней надеждой, и у нас она встретилась со своим ребенком – вот счастье было.

«Работа – мое все»

Почти всю свою жизнь я посвятила работе: была старшей медсестрой в поликлинике, с гордостью открывала новое физиотерапевтическое отделение. Главное в жизни – найти любимое дело, благодаря которому ты будешь чувствовать себя на своем месте. Я нашла.

Последние 20 лет стажа я посвятила лечению больных детей в психо-неврологическом доме ребенка. Ребята всегда с удовольствием приходили ко мне лечиться, за что я поощряла их конфетками или чем-то вкусненьким. Я каждому была готова быть матерью. Я много времени посвящала работе, муж, только что переживший на тот момент инфаркт, даже просил уволиться, чтобы я больше времени ему уделяла. Но я не могла этого сделать, я бы себе не простила, если бы сидела дома. Я никогда ничего не жалела для людей и старалась всегда помогать – это делало меня счастливее. И в этом всем нет ничего выдающегося, я просто трудолюбивый человек, который делал свою работу с полной отдачей, душой и любовью. Я в лучшем смысле слова советский человек. Когда мне исполнилось 70, я ушла на пенсию, и следующие лет 20 мне снились сны, в которых я продолжала работать. Представляете, насколько я привязана к своему делу?

Ленинград 1970-х

Для многих остается тайной, в чем секрет моего долголетия, а я считаю, что мне просто повезло жить в то время, в которое я жила, потому что послевоенный Петербург до 70-х – это просто прелесть. Быт был тяжелым, но какой был настрой!

Мы вчетвером с еще 13 соседями жили в одной коммунальной квартире: не было ни газа, ни горячей воды. У нас была маленькая комнатка 17 кв.м., в которой я всегда держала наготове раскладушку и матрас для гостей. Они приезжали часто: как говорится, в тесноте да не в обиде. С нашими соседями по квартире и лестничной площадке мы были одной семьей: часто собирались друг у друга в комнатах, ставили самовар, раздували его сапогом и пили чай. Помогали друг другу по дому, с детьми. Мы постоянно ощущали чувство единения со всеми людьми, отчего на душе было светло и хорошо. Мы были счастливы малым. Сразу вспоминаю слова моего мужа, когда отменили карточную систему: «Теперь можно купить белый хлеб, сахарный песок – и больше ничего не нужно!». Я бы назвала это умеренностью: мы довольствовались малым и не расстраивались из-за того, что у нас чего-то нет. Все, что нужно для счастья, на самом деле, у нас и так имеется. Мы верили, что с каждым годом все будет становиться лучше и лучше – так оно и было. Помню, как весной по радио объявили о понижении цен – все выдыхали и дружно радовались. Жизнь была прекрасна, с этим чувством я жила всегда.

Взгляд на современный Петербург

Мне тяжело идти в ногу с современностью, потому что мир очень изменился. Самый яркий пример разницы – это сегодняшние дети. Раньше ребенок шел гулять на улицу, во двор к друзьям, а весь контроль над ним заключался в легком подглядывании через форточку да в вечернем крике матери «домой». Мы растили детей самостоятельными. Сегодня же количество сумасшедше озабоченных мамочек увеличилось. Дети стали все больше отдаляться друг от друга, они перестали быть социализированными. Школьники катаются сами по себе на скейте или на велосипеде либо гуляют наедине с мобильником. То же самое происходит со взрослыми. Кроме того, уже даже в детской среде чувствуется расслоение на богатых и бедных. Одни не играют с другими из-за статуса или его отсутствия. Например, мой правнук учился в хорошей платной школе, но нам его пришлось от туда забрать, потому что он чувствовал себя некомфортно среди остальных. А мы не могли обеспечить его всеми гаджетами, модной одеждой и другими благами, которые имели те дети. Все важнее становится материальное, весь мир стремится к успеху, что предполагает черствость, жесткость. Ты должен постоянно преподносить себя людям, параллельно пододвигая других, отчего концентрация эгоизма постоянно увеличивается. Но люди играют по правилам, которые им устанавливает жизнь.  

Не просто люди, но и весь город, строй изменились. Сегодня петербургская культурная жизнь доступна только интеллигенции. Если вы хотите приобщить детей к искусству, то будьте готовы к затратам. Достаточно посмотреть цены на билет в тот же самый БДТ. Сейчас ни я, ни мои пожилые дочери, ни мои взрослые внучки не могут себе такого позволить. Раньше можно было купить годовой абонемент в филармонию, капеллу – я своих детей постоянно водила в Мариинку. Несмотря на то, что все жили тяжело, ходить в театр всегда было по карману, сегодня же это считается роскошью. А потом мы удивляемся, почему снижается уровень культуры.

К Новому году в Петербурге заливали каток в Юсуповском саду, в ЦПКиО – все так же, как и сейчас, только раньше с нас денег никто не брал за посещение. Каждую зиму мы семьей ездили за город на лыжную базу – билеты выделяло государство. Ты садился на поезд «Лыжная стрела», приезжал, мог кататься на лыжах полдня, после чего на обратном пути тебя могли еще и булочкой покормить с чаем. Сегодня и представить сложно, чтобы государство сделало что-то бесплатное для людей. Особенно тяжело молодежи: мы получали образование, зная, что у нас есть гарантия трудоустройства, у них же такой уверенности нет.  

В стране многие фундаментальные вещи развалили: образование, бесплатное медицинское обслуживание, нравственные ценности. Сегодня мы осваиваем новые технологии, добываем нефть, но какой это имеет смысл, когда нет фундамента?

Раньше у людей было ощущение счастья, сейчас – нет. Да, та система, при которой я жила, была далеко не идеальна, в какой-то момент она резко пошла на спад и перестала работать, даже социологи говорят, что развал союза был бы неизбежен. Но тем не менее то, что происходит последние лет 10, назвать подъемом язык не поворачивается тоже. Мне страшно за стариков возраста моих детей: им не положиться на наше государство.

Как живут 100-летние люди?

Люди, которым под 100 лет, однозначно живут хорошо, в том числе и я, потому что те, кто живет плохо, просто не доживают до такого возраста. А нас, столетних, как видите, очень мало – вот и судите сами. Когда пожилые люди находятся в семье, они могут прожить и до 80 лет, и до 90, и до 100. 

Несмотря на то, что мне 99 лет, у меня нет спокойствия. Например, если раньше у меня никогда не было мыслей о том, что может начаться война, то несколько лет назад этот страх появился. У меня душа болит, когда я смотрю телевизор. Все поменялось, это проявляется даже том, что в наш подъезд мы заходим, как в чужой: никто ни с кем не здоровается, никто никого не знает и не хочет знать – это грустно. Но моя жизнь уже заканчивается, поэтому для меня самое главное то, что я окружена близкими, которые готовы позаботиться обо мне. Хоть я и много посвящала себя работе, я все же смогла построить семью и состояться как жена, мать, бабушка. Жила по принципу «Что отдаешь, то и получаешь» – дарила людям любовь, заботу, помощь. И знаете, мне это вернулось. Сейчас я живу как царица! Ведь надо еще суметь прожить жизнь так, чтобы ты в старости остался кому-то нужен.

Текст и фото: Софья Зима