Юлия Валуева: «Сразу после теракта было не до жалости — хотела успеть помочь выжившим»

03.04.2017

Помню, еще в школе мне учительница говорила: «Валуева, если оторвет батарею, ты сначала кинешься на эту батарею и только потом будешь думать, что с ней делать». Так и вышло: в тот день, год назад, я спустилась в метро впервые почти за год — ехала с собеседования, которое проходило на станции «Электросила». Я была в переходе станции «Технологический институт», когда прогремел взрыв — хотела попасть к поездам красной ветки. Сразу кинулась к вагону, чтобы оказать помощь. Сейчас понимаю, что действовала абсолютно спокойно и без эмоций. Не могу сказать, что у меня был шок — в стрессовых ситуациях, когда надо что-то важное делать, я в достаточно ясном уме пребываю.

Началась паника в толпе, у платформы встал искореженный вагон, в нем выбивали стекла, а из него выходили окровавленные люди. Было важно сразу оценивать состояние пострадавших, которых вытаскивали из вагона: кто в средней тяжести, кто в тяжелом, кто уже мертв. Оказавшиеся рядом мужчины помогали мне перемещать и группировать этих людей. Помню, один парень был в предсмертной агонии — с поврежденными половыми органами и огромной кровопотерей. При нас он скончался. Я сразу говорю ребятам — его к погибшим перекладывайте. Они на меня смотрят в шоке — прямо так сразу к погибшим? Да, говорю, поднимайте за руки и за ноги и перекладывайте. Мне не до жалости было в тот момент — нужно было успеть помочь тем, кому еще могла понадобиться помощь. Ко мне еще периодически подходил МЧСник и говорил — «отойдите от вагона, отойдите от вагона». На третий раз я его уже просто послала — я все равно бы никуда не отошла, а он ходил и нудел. Потом мы уже на награждении в Смольном встретились, он меня вспомнил, поговорили.

После теракта руководитель ассоциации медсестер в Петербурге Галина Подпригора спросила, как получилось, что я так четко сработали? А я просто десятки лет провела в Городской больнице в отделении хирургии. К нам всех свозили — с ножевыми ранениями, с огнестрелами, с чем угодно. Еще два раза в год устраивали учения по работе в чрезвычайной ситуации. Мне кстати тогда это казалось очень скучным, но все эти навыки в итоге сработали автоматически.

Второй медик, случайно оказавшийся на месте теракта — это ординатор Амалия Джумаева. Помню, как увидела ее руки, они были залиты кровью. Я у нее спрашиваю: «Ты вообще кто?» Она отвечает — я медик-ординатор. Я была в шоке: «Слышишь, медик, а ты видишь, что я руки пакетами замотала? Ты понимаешь, что хоть они и пострадавшие, но это большой город, здесь у любого может быть ВИЧ или сифилис, ты о себе подумай». Но она в тот момент конечно вообще не думала о таких вещах.

Помню в тот день Анюту — пострадавшую, которую в итоге одной из последних выписали из больницы. Мы продолжаем общаться с ней и с ее мамой. Представьте, в паре метров от тебя двадцатилетняя девочка лежит и говорит: «Кажется, у меня нет ноги». А я на нее смотрю и думаю — господи, хоть бы тебе спасли эту ногу. Она была переломана и перебита в разные стороны. Я сняла ремень с погибшего парня, чтобы зафиксировать ее переломы (перевязывали мы всех подручными средствами — шнурками, ремнями). Аня начала стонать от боли. Помогавший нам мальчик-судебный пристав начал разговорами ее отвлекать. А я в этот момент с ногой разобралась. Это судебный пристав потом показывает на другую девчонку — говорит, ей голову надо перевязать. А я смотрю и понимаю, что там мы уже ничем не поможем. У нее агония на тот момент началась. Я не утверждаю этого, но возможно, если бы девочку эту или кукольницу Ирину Медянцеву (интервью с дочерью Ирины Аленой Медянцевой читайте тут) подняли своевременно наверх, их можно было спасти. Но ни носилок, ни разрешения на вынос этих людей у нас не было.

После трагедии

После теракта я шла домой в «Автово» пешком и по пути заходила в магазины за питьевой водой — я отравилась угарным газом. Ирония в том, что все это время, пока я пробыла в метро и добиралась до дома, у меня был разряженный телефон. Вышла я на связь только через пять часов, конечно услышала много истерик от близких. Дочка моя правда не удивилась, что именно я оказалась там. Позвонила мне со словами: «Дай догадаюсь, ты там была?». Мне дети вообще говорят часто: «Ты ненормальная». А мне кажется, все медики, которые действительно медики, они ненормальные. Психика у нас по-другому устроена.

Придя домой, я просто легла спать (у меня так всегда после большого стресса), а на следующий день вышла работать на сутки. Через пару дней мне скинули ссылку на видео со словами: «Юля, почитай, тут вас ищут». На месте теракта сначала было много зевак, снимавших все происходящее на телефон. Их всех сразу выводили, но кто-то, как оказалось, положил телефон с включенной камерой прямо рядом с нами. Вот это видео и попало в сеть. 

Потом я узнала, что даже группу «ВКонтакте» создали «Поиск людей, оказывавших помощь при теракте в СПб». Я получила много слов благодарности, у меня все личные сообщения были завалены. При этом параллельно начали угрозы сыпаться от неадекватных людей — чтобы я призналась, что теракта на самом деле не было. Мол, мы все участвовали в спектакле: что это все правительственная пиар-компания, что пострадавшие и мы — подставные люди. Но на эти нападки я быстро забила.

Из-за этой трагедии меня появилось много новых друзей. Все случившееся нас объединило: я общаюсь и с пострадавшими, и со спасателями (с Амалией, например, периодически ходим пить кофе) и просто с неравнодушными людьми. Сегодня вечером будет концерт памяти в БКЗ «Октябрьский», а после мы вместе собираемся на ужин.

После теракта я уже спускалась в метро с детьми. Когда я подхожу к платформе, перед глазами возникает та картинка — лужи крови, искореженный вагон, бегущие в ужасе люди. Может это и есть то самое состояние, из-за которого люди обращаются к психологу? Хотя вообще стрессоустойчивость у меня большая, и к трудностям я привыкла с детства.

К годовщине теракта в метро Петербурга мы поговорили с пострадавшими, врачами и спасателями и на собственном опыте выяснили, стало ли метро безопаснее.