Ровно год назад, 3 апреля 2017 года между станциями метро «Технологический институт» и «Сенная площадь» прогремел взрыв, унесший жизни 16 человек. Среди них была кукольный мастер Ирина Медянцева, которая находилась в вагоне со своей дочерью Аленой — девушка получила травмы ноги и плеча. Мы поговорили с ней о жизни после трагедии и о том, как она продолжает дело своей матери.
Кукольное дело
Моя мама Ирина Медянцева по образованию скульптор, а папа — художник-оформитель, они познакомились еще в институте. Мы всю жизнь наблюдали, как мама делает куклы – она занималась ими 25 лет. Я пристрастилась к этому шесть лет назад, а сестра – уже после теракта.
Мама постоянно изобретала какие-то новые техники: то отливала из гипса, то мастерила из папье-маше. Она давно хотела вовлечь и меня, но я увлекалась шитьем, мечтала стать модельером, получила высшее образование по специальности «Инженер по художественной обработке материалов». А когда начала готовиться к диплому, узнала, что можно сделать и куклу – придумать для нее образ, сшить костюм. Тогда мама меня многому научила и продолжала делиться опытом до самой смерти.
Я живу в Великом Новгороде, но часто ездила к ней в Петербург. Совместное дело нас очень сблизило, у нас все разговоры были только о куклах. И после теракта это меня очень спасало и отвлекало – я благодарна маме за любимое ремесло.
Теракт
Я приехала к маме в Петербург накануне тех жутких событий: 2 апреля мы сходили в театр, 3-го утром делали каркасы, а потом поехали сдавать куклы на реализацию в салоны и галереи. Я могла бы съездить одна, но в городе я совсем не ориентируюсь, и мама привыкла везде меня водить за руку, как ребенка. Это моя ошибка, о которой я все еще часто думаю.
День был очень солнечный, мы любовались Петербургом, а потом на Сенной зашли в метро. Мы никуда не опаздывали, но почему-то торопились успеть именно в этот поезд – когда забегали в вагон, двери уже закрывались. Все было как обычно, вокруг было много людей, мы встали у входа и даже не успели заговорить, как грохнул хлопок, вспышка, а потом погас свет.
Потом все СМИ писали, что мама закрыла меня собой, но это не так. Это было невозможно физически, все произошло в доли секунды. Сначала мне показалось, что случилась авария, и нас просто очень сильно тряхнуло, поэтому люди попадали. Я стояла ближе к эпицентру, но боком, а мама чуть дальше — лицом, поэтому ее сильно поразило осколками.
Никогда от себя такого не ожидала, но я сразу начала успокаивать людей, говорила, что все будет хорошо, что не нужно переживать. Тогда у меня и мысли не было, что произошел теракт. Просила пассажиров подняться, потому что под ними была мама, она сильно кричала. Я была уверена, что это просто от испуга, поэтому пыталась нащупать ее в темноте. Еще злилась, что вагон не останавливался, и только потом поняла, что если бы он не доехал до следующей станции, все было бы гораздо хуже.
Как именно выбрались, не помню – я, кажется, ползком, а маму вытащил какой-то мужчина. Память включается с того момента, как я сижу рядом с ней, лежащей, уже на перроне.
У нас обеих был страх потерять зрение или руки, потому что без них мы не смогли бы продолжать делать кукол. Поэтому я сразу стала осматривать лицо и кисти – сначала у мамы, потом у себя. И не заметила, что у меня в ноге и предплечье осколки – главное, что все пальцы на месте. И что у мамы на теле раны, тоже не поняла, видимо, мысли затуманил адреналин. Я плохо слышала, у всех были повреждены барабанные перепонки. Мама пыталась мне что-то сказать, я наклонялась, но ничего не могла разобрать. Но быстро догадалась позвонить ее мужу, сказала, что мы попали в аварию. Он спросил, где мы, а я даже этого не знала, пришлось спрашивать у всех вокруг – кто-то крикнул, что это «Технологический институт». Он один из первых обратился в МЧС – про теракт тогда еще никто ничего не знал.
Скорую мы ждали минут 20, но казалось, что прошли долгие часы. Маму закинули на носилки и быстро понесли, я побежала за врачами и почувствовала, что у меня болит нога – думала, что просто устала от каблуков, а потом оказалось, что у меня был раздроблен палец. Но о себе думать не могла, боялась, что ее где-нибудь бросят. Даже когда врачи начали резать на мне одежду, продолжала говорить, что никакая помощь мне не нужна. А потом сняла сапог, из него выкатился подшипник, а вся нога была в крови – такие же шарики были и в маме.
Больница
Взрыв произошел в 14:40, а в Мариинскую больницу меня привезли только в шесть вечера, потому что сначала поехали в морг. Медсестры в машине постоянно проверяли новости – там я и узнала, что произошел террористический акт. В больнице меня окружили человек 15 врачей, я обалдела от такого внимания. Меня тут же отправили на УЗИ, оказалось, что в ноге и руке было много кусков бомбы, сделали операцию. Первые два дня я лежала в реанимации, а потом до 20 апреля – в обычном хирургическом отделении. В середине лечения у меня поднялась температура, оказалось, что в теле остались осколки, пришлось снова ложиться на операцию. Несколько мелких все еще в стопе – врачи сказали, что достать их очень сложно, высок риск только больше навредить.
Первое время казалось, что все встало на паузу – в больнице я не осознавала, что произошло. Там меня постоянно отвлекали, поддерживали, очень много добрых слов писали люди в интернете. До этого у меня в мыслях не было, что незнакомцы могут так переживать за меня. Кто-то анонимно присылал подарки, цветы, через персонал передавали написанные от руки письма. Предлагали помочь деньгами – от этого я отказывалась, потому что, во-первых, я все-таки не раком больна, физически со мной все не так страшно. А во-вторых, были выплаты от властей, да и все лечение предоставлялось бесплатно.
Мне запомнилось одно письмо – в нем мужчина писал, что разбился на мотоцикле, но спустя время этот случай ему помог. Он говорил, что сейчас, наверное, мне это трудно понять, но эти страшные события воспитают во мне новые качества, которые помогут мне идти к своей цели. И сейчас я знаю, что не имею права опускать руки, потому что хочу быть известной не из-за того, что пострадала в теракте, а благодаря своим куклам.
Реабилитация
После меня с другими пострадавшими отправили в санаторий в Сестрорецк. Там с нами работали психологи – помогали справиться с тревожностью, учили, как не зацикливаться на негативных переживаниях. Они говорили, что важно даже в такой ситуации находить то, что вы по-настоящему любите, что делает вас счастливым, и стараться думать об этом.
Слух у меня восстановился, а нога все еще немеет, ноет, отекает, я продолжаю проходить физиопроцедуры, и врачи говорят, что до полного выздоровления еще далеко. Я никогда в жизни ничего не ломала, даже и не знала, что все это настолько тяжело.
Раньше я была необщительным, закрытым человеком. Меня предавали, обижали, я вечно была негативно настроена. А после трагедии я поняла, как много добрых, отзывчивых людей вокруг. Как ни парадоксально, после 3 апреля я стала лучше относиться к миру, стала более целеустремленной, научилась не нервничать по пустякам. Я ведь знаю, что в любую секунду может случиться, что угодно.
Комментарии (0)