«Одно дело — хайп от политика, совсем другое — от главы одной из важнейших культурных институций России»: Мария Элькина — Елизавете Лихачевой

Вот уже два дня, как предметом светских обсуждений в Петербурге стало интервью, которое дала изданию «Фонтанка.ру» директор Пушкинского музея в Москве Елизавета Лихачева. Она рассказала в том числе о том, за что не любит современный Петербург. На первый взгляд причина пересудов выглядит очевидной: еще один москвич в очередной раз указал на неубранные тротуары, назвал горожан провинциалами, а те, как это и водится среди провинциалов, разобиделись.

Тут есть, однако, важные детали. Все последние годы спор между москвичами и петербуржцами о превосходстве одного города над другим, приобрел совершенно новые оттенки. Помню, еще лет 15 назад жители невских берегов любили порассуждать о том, как плохо в Москве и как хорошо «у нас». Выглядело это, действительно, проявлением как будто бы ущербного самоощущения. Однако последние годы ситуация изменилась. Петербуржцы, в основном, восхищаются системой общественного транспорта в Москве и любыми другими достижениями в ведении столичного хозяйства. Москвичи как ужаленные рассказывают о дефиците зелени и снежных завалах в Петербурге. Такой симптом говорит мне как раз о том, что несмотря на очевидные бурно обсуждаемые проблемы, все-таки есть что-то такое у нас в городе, что вызывает у жителей богатой благополучной Москвы… зависть? Во всяком случае, трудно иначе объяснить очевидный этический казус. Всеми достижениями в развитии инфраструктуры Москва обязана довольно жесктому мэру Сергею Собянину и его аппарату, и когда известные горожане начинают приписывать их себе и снисходительно отзываться о других городах только потому, что тем меньше повезло то ли с руководством, то ли с финансированием, они напоминают подростков в школе, хвастающихся родительской должностью или машиной. Если же сравнивать, что называется, личные достижения, то есть что петербуржцы без поддержки со стороны властей сделали для Петербурга, и что сделали для Москвы москвичи (общественные пространства, благотворительные организации, рестораны, городские издания и так далее), то, вполне вероятно, перевес окажется вовсе не на стороне последних.

Впрочем, все сказанное выше совершенно не стоит клокочущего негодования — тем более, что Елизавета Лихачева не первая и не последняя, кто пеняет Петербургу на мусор и снег. В конце концов, она все равно не могла бы возмущаться названным недостаткам больше, чем это регулярно делают сами жители города.

И не так страшно, что Елизавета Лихачева отзывается о Петербурге плохо, но совершенно неприемлемо, что глава одной из важнейших культурных институций России демонстрирует некомпетентность и позволяет себе обывательские суждения о вещах, прямо или косвенно связанных с ее профессиональной деятельностью.

Вот, скажем, Елизавете Станиславне кажется нелепой привычка горожан невпопад называть Петербург то «Северной Венецией», то «Северной Пальмирой». Меня чрезмерная очарованность прошлым тоже смущает, но тут дело в формулировке. Директор Пушкинского музея подает ситуацию так, будто речь идет о фольклоре сегодняшнего дня. Между тем, словосочетание «Северная Венеция» по отношению к Петербургу, если верить дотошному исследователю истории города Константину Малиновскому, появилось еще во времена Петра I. «Северной Пальмирой» Петербург назвали с легкой руки Вольтера, сравнившего как-то Екатерину II с царицей Зенобией. Нет-нет, я не тот петербургский сноб, который считает, что человек, не знающий таких деталей, не имеет права на высказывание. Но, я полагаю, что Елизавета Лихачева даже в эмоциональном порыве, даже по случайности таких оплошностей допускать не может. Не потому, что они уничижительны для Петербурга, а потому, что они порочат честь если не всей Москвы, то точно Пушкинского музея.

Еще более ярко неосведомленность героини интервью становится очевидна, когда ей задают вопрос об охранном законодательстве — мол, насколько разумно решение ранжировать средовые объекты по степени их ценности. Елизавета Станиславна вдруг говорит, что петербургский Комитет по государственному использованию и охране памятников (КГИОП) — притча во языцех, потому что якобы настаивает бездумно на том, что Петербург должен быть исключительно городом музеем. Она добавляет, что в России чуть ли не лучшее в мире охранное законодательство, но только в петербургском КГИОП им не умеют пользоваться. Из ответа ясно: Елизавета Лихачева если и знакома с темой вопроса, то весьма поверхностно. Ведь КГИОП как раз-таки поддерживает принятие закона, который позволит найти справедливый компромисс в определении ценности построек и жертвовать совсем никчемными ради того, чтобы сохранить ансамбль в целом. Больше того, пришли в комитете к такому мнению не случайно, а в результате многолетних консультаций с общественными деятелями, девелоперами и проектировщиками.

КГИОП, которым на протяжении десяти лет, вплоть до июня этого года, руководил выдающийся чиновник Сергей Макаров, сегодня, в отличие от многих других московских и петербургских комитетов, является полноценной профессиональной институцией. Там не только умеют применять действующее законодательство, но еще и знают, как его нужно поправить, чтобы оно стало более эффективно. Такие глубокие познания возможны благодаря тому, что в КГИОП изучают международный опыт и не для галочки, а в повседневном режиме, ведут диалог с бизнесменами и горожанами. Опять же, средний человек не обязан знать всех этих подробностей работы правительственной структуры, но вот директор Пушкинского музея должна или высказывать компетентное и информированное мнение, или воздержаться от ответа, или честно сказать, что не знакома с подробностями.

Напоследок Елизавета Станиславна заявляет, что не хотела бы, чтобы в музеях были отделы современного искусства — мол, нечего им делать там, где следует хранить старину. Опять же, не то, чтобы такое мнение не имеет права на существование. Просто от человека из музейного мира хотелось бы чуть большей глубины аргументации. Отдел новейших течений в Русском музее, например, в 1920-е годы впервые создавал великий искусствовед Николай Пунин. Благодаря нему в коллекции музея оказалось множество великих работ. Почему сегодня такого отдела быть не должно? Может, его следует сделать отдельным музеем? Пространство для профессиональной дискуссии, тут, может, и есть, но мы сталкиваемся не с ней, а с весьма резкими популистскими заявлениями.

Я ведь в главном с Елизаветой согласна — в чем-то Петербург непростительно провинциален. Как, впрочем, и Москва. И мы ждем от человека в таком исключительном положении, что он как-то поможет эту ограниченность развеять, поднять нас над вульгарной простотой обыденности. Одно дело — хайп для социальных сетей от политика, а совсем другое — от искусствоведа. Второе куда обиднее и разрушительнее для культурного пространства, где Петербург и Москва живут куда больше вместе, чем порознь.