Как петербургские добровольцы работали на месте землетрясения в Турции?

Не могли бы вы в двух словах рассказать о самом «Экстремуме»?

«Экстремум» — это петербургский добровольный поисково-спасательный отряд. Мы существуем уже более 10 лет, и сейчас в нашем составе более 200 человек. Кто-то занимается, поиском людей в природной среде, кто-то спасением животных. Кроме того, у нас есть кинологическая служба и добровольная пожарная команда.

Мы всегда плотно сотрудничали с МЧС и другими аварийно-спасательными формированиями на территории Петербурга и Ленобласти, а в последнее время и по России.

Как ваша команда оказалась в Турции?

Это была исключительно наша инициатива. Кто первый предложил, я уже не вспомню, но эта идея буквально сразу [после того, как стало известно о землетрясении] возникла в наших внутренних чатах, где мы общаемся. Сразу начали обсуждать, что надо ехать.

Мы зарегистрированы в INSARAG — это международная система координации при массовых чрезвычайных ситуациях, где зарегистрированы и добровольные отряды вроде нашего, и штатные спасатели из разных стран. Мы сразу поставили там статус, что при необходимости готовы отправиться на место. Нам быстро подтвердили, что да, можно выезжать. С билетами помогла авиакомпания Turkish Airlines. Так что уже 8-го февраля мы были на месте, в городе Адыямане.

У нас в отряде есть два типа добровольцев — те, кто прошел аттестацию на спасателя, и те, кто еще не успел этого сделать. Конечно, в первую очередь мы брали тех, кто имеет диплом спасателя. При этом приоритет отдавался кинологам с собаками, обученными работать на техногенных объектах. В итоге нас собралось суммарно 33 человека и пять собак.

Сложно было, так, сорваться и поехать? Ведь вы все же добровольческий отряд, а стало быть у всех есть другие дела и работа?

Лично мне было легко, у меня великолепный и очень понимающий владелец компании. Никаких сложностей. Но у нескольких наших спасателей после возвращения начались проблемы.

Что вы увидели, когда прибыли на место?

Мы подлетали к Адыяману еще засветло, поэтому еще при посадке пытались рассмотреть город, чтобы оценить последствия землетрясения. Ведь, конечно, мы все к тому моменту смотрели в соцсетях кадры полностью разрушенного города.

Как ни удивительно, но с самолета катастрофической картины видно не было. После приземления мы отправились в сторону города на автобусе, и поначалу в пригородах тоже была вполне идиллическая картина — дома, лужайки, горы. Но вот на въезде в город стали попадаться разрушенные здания.

Ближе к центру застройка становилась все плотнее и, соответственно, разрушений было все больше и больше. Часть зданий высыпалась обломками на проезжую часть. На улицах хаос — все ездили кто куда: гражданские, военные, полиция, по встречке, не по встречке. Повезло, что в городе не было отключено электричество, сохранялось уличное освещение. Было видно, что никто не заходит даже в уцелевшие здания. Люди размещались в палатках, жгли костры прямо на улицах.

Нам пришлось проехать практически весь город, чтобы найти безопасную площадку для размещения, не под стенами треснувших зданий. В итоге остановились на автомобильной парковке, поставили там палатки. В тот же момент подбежали люди, которые узнали в нас спасателей, и стали звать на развалины своих домов. То есть буквально через полчаса после того, как выгрузили вещи из автобуса, мы уже включились в работу, пошли смотреть первые объекты.

Чем именно занималась ваша команда?

На первом этапе основной нашей задачей был поиск уцелевших под завалами. Мы прибыли на третьи сутки после землетрясения, так что еще была надежда, что удастся кого-то откопать живым.

Преимущественно этим занимались наши кинологи, поскольку у нас есть собаки обученные на поиск людей. Но также ориентировались на слух, смотрели глазами, использовали специальные портативные камеры, которыми осматривали узкие щели и полости под развалинами.

Ну а через некоторое время, когда шансов найти живых уже почти не осталось, мы подключились к разбору завалов. Обычная механическая работа — перекладывать кирпичи, дробить плиты.

Удалось ли вашему отряду кого-то найти?

Да, но это происходило немного не так, как можно представить, ориентируясь на фильмы или выпуски новостей. Наши кинологи приходили на объект и проверяли, есть ли под завалами выжившие. Если собака давала сигнал, то мы начинали разбирать завалы.

Однако мы совсем небольшой отряд, у нас нет тяжелой техники, поэтому к процессу сразу подключали коллег из других стран, которые и заканчивали извлечение пострадавших. Наши же специалисты отправлялись дальше.

Что чувствуют спасатели, когда видят собаку, которая дает сигнал, что под вами находится выживший?

Конечно, это радость, особенно для кинологов. Надо понимать, что каждый из них вкладывает в обучению собаки несколько лет свой жизни. Поэтому каждый раз, когда собака чует запах живого человека и начинает лаять, для хозяина это особое чувство. Иногда кинологи радуются как дети, что и понятно.

Мы — я не кинолог — тоже счастливы. Но надо понимать, что в этот момент работа для других спасателей, вроде меня, только начинается. Поэтому нужно держать голову холодной, чтобы придумать, как человека достать. Это настоящая инженерная работа — нужно понять, с какой стороны начать разбор, какое оборудование для этого нужно — где-то можно копнуть экскаватором, где-то кран нужно подогнать, а где-то исключительно работа руками. Поэтому как минимум один человек ударяться в безудержную радость не может.

Сколько всего вашим коллегам так удалось найти выживших?

Четверых точно. Еще двоих под вопросом, как я уже сказал, завершали процесс коллеги из других отрядов.

Но надо понимать, что это не соревнование, кто больше достанет живых, неживых. Все работают, как умеют, что-то получается, что-то — нет.

Вам лично приходилось открывать завал, в котором кто-то другой обнаружил живого человека?

Нет, мне нет. На тех участках, где работал я, были, к сожалению, уже только погибшие — занимался извлечением тел.

Как складывалась коммуникация между спасателями из разных стран?

Это было общечеловеческое братство. Я лично видел команды из Пакистана, из США, местных спасателей. Кажется, были еще спасатели из Китая, хотя сейчас не уверен.

При этом я лично не ощутил никаких разногласий по поводу политики, религии, не знаю, каких-то социокультурных аспектов. Люди были объединены одной целью — спасти как можно больше пострадавших и помочь тем, кто попал в беду.

Когда спустя почти неделю вы покидали город, ситуация там сильно изменилась?

Да, знаете, радикально улучшилась. Я могу сказать, что администрация смогла наладить процессы. В город регулярно подвозились вода и продовольствие. Организовывались передвижные пункты питания.

В городе было много полиции, армия, так что в городе поддерживался порядок. Вообще, при мне было только одно столкновение между местными. Я так и не понял его причины, но его довольно быстро пресекли правоохранители. А в целом мы видели только взаимопомощь. Никакой ситуации — каждый сам за себя, дележа ресурсов не было. Наоборот, все пытались поддержать друг друга.

Самых нуждающихся — тех, кто остался вообще без крова, — я так понимаю, вывезли. Если в первые дни было много людей, которые ночевали у костров, завернувшись в пледы, к пятому дню нашего пребывания их почти не осталось. Были только те из них, кто продолжал работать на разборах завалов.

Под конец даже появились мусороуборочные машины, которые стали вывозить отходы. Так что да, положительная динамика была налицо.

Как ваша команда сама оценивает работу в Турции?

Полноценного разбора полетов пока еще не было — мы ждем итогового отчета от INSARAG, которой нужно собрать данные, проанализировать, кто на каких объектах работал, сколько удалось спасти людей. Но на это уйдут дни или даже месяцы.

Ну и для себя, конечно, мы сделали первые, предварительные выводы. Для первого зарубежного выезда все неплохо. Мы смогли добраться до места, принять участие в операции. В ходе работ у нас ноль пострадавших, ноль заболевших, ноль погибших среди спасателей. Это уже хорошо.

В остальном — мы поняли, какие недочеты мы допустили, какое оборудование нужно еще докупить, чтобы в следующий раз отработать лучше и эффективнее.