Сегодня состоится акция «День памяти жертв блокады». Историк и культуртрегер Лев Лурье восстанавливает карту памяти петербуржцев

В чем уникальность петербургской исторической памяти?

Петербург — это то самое «окно в Европу», мост между европейской и евразийской цивилизацией. В русской традиции мы — люди Северо-Запада, наследники того, что историк Николай Костомаров называл северными «народоправствами» — Новгородом, Псковом похожие на итальянские города-коммуны, на членов Ганзейского союза, испытавшими на себе куда меньшее влияние татаро-монгольского ига, нежели центральная часть России. Принадлежим региону, в котором долго не было крепостного права. Петербург — столица северов: для петербуржцев куда ближе жители Магадана и Анадыря, чем Ставрополя или Ростова-на-Дону. Мы часть России, но вместе с тем наша память осознает Петербург как нечто отдельное от нее.

Вы идеолог акции «День памяти жертв блокады» — 8 сентября (в день, когда 80 лет назад кольцо вокруг Ленинграда сомкнулось) все желающие зачитывают вслух имена тех, кто погиб в те страшные дни. Почему именно такая форма?

Официальная власть не знает, что делать с памятью о тех, кто погиб не в бою со словами о любви к родной коммунистичекой партии на устах. А история блокады — это именно история невероятных мучений невинных и слабых людей: детей, стариков, женщин. Тех, в чью честь не ставят гигантские монументы и не называют улицы, мы и не умеем вспоминать. Перечисление имен — это своего рода молитва, молитвенное поминовение усопших. Слова поэтессы Ольги Берггольц «Никто не забыт и ничто не забыто» долгое время воспринимались как издевательство, потому что как раз большинство погибших забыто. А мы называем имена тех, у кого не осталось родственников, кто погребен в братских могилах или покоится на дне Ладоги. К счастью, в 1990-е годы стало куда проще попасть в исторические архивы и многие из этих имен удалось найти.

Нет ли у вас опасения, что с уходом ветеранов-блокадников память об этом дне исказится или вообще сотрется со временем?

Уход ветеранов ужасен и с общечеловеческой точки зрения, и с исторической — исчезнут живые свидетели эпохи. Но, к счастью, блокада хорошо изучена, и эта память не умрет. Как не умрет память о Холокосте, когда последний его свидетель уйдет, как не умерла память о войне 1812 года, например.

У петербуржцев есть какой-то блокадный генетический код? В чем его суть?

Генетический код — термин из лысенковской биологии (Трофим Лысенко — советский биолог, большинство идей которого в дальнейшем были признаны антинаучными. С его именем связаны гонения на ученых-генетиков в 1950–1960-х — Прим. ред.), здесь он ни при чем. Память о блокаде — память, о которой мало говорили, в том числе те, кто ее пережил лично. Кошмар, который не вписывался в общий бравурный образ победы в войне. Стойкость ленинградцев — нечто северное, стоическое, то, что у финнов называется «сиссу», то есть умение терпеть, не жаловаться, играть желваками и хранить чувства глубоко внутри. У петербуржцев это «сиссу» есть.

Вы автор и другого, совершенно иного по смыслу мероприятия — «Дня Д», посвященного писателю Сергею Довлатову, когда в Петербурге проходят экскурсии, лекции о нем. Чем Довлатов всех так цепляет и в чем миссия «Дня Д»?

Довлатов — прекрасная и реальная, теперь уже фольклорная фигура. Он не старается ничему научить, он не видит в читателе паству. Он один из нас, но при этом он лучше нас, потому что тоньше и метче формулирует и подмечает пошлое и смешное. С ним легко. Довлатов — не портрет на стене, который смотрит на тебя и говорит: «Коля, почему ты опять напился?!» Он одна из наших ипостасей, потому его и любят. А что до миссии — в русской литературе есть «Доска почета». Пушкин, Толстой, Тургенев, а позже — Фадеев, Николай Островский. Это боги, в их честь называют улицы. Но со временем стало очевидно, что русскую литературу первой половины ХХ века в куда большей степени, чем тот же Фадеев, формируют Платонов, Булгаков, Бабель. И здесь есть проекция на Петербург. Мы (то есть петербургская культурная общественность) хотим сформировать список таких вот новых классиков и для нашего города. Довлатов, равно как и Бродский, в нем уже, к счастью, закрепились, а мы их роль и влияние как можем усиливаем. Но есть еще Даниил Хармс, Лидия Чуковская, Алексей Пантелеев. Если говорить о более поздних годах — Олег Григорьев, Виктор Соснора, Виктор Голявкин. Мы должны сделать их магистральной линией петербургской культуры. Так что Довлатов — это только начало.

А могут ли они стать частью петербургской культуры стихийно?

Естественно, если бы того же Довлатова не любили, наши усилия не имели бы успеха. Но памятник из народной любви не сваяешь. А ждать, пока высокое начальство просветится, глупо. Вот и просвещаем сами.

Есть что-то, о чем петербуржцам надо помнить всегда?

Об августе 1991 года. Новый Петербург куда многообразнее, комфортнее, чем советский Ленинград, и он дает куда больше возможностей. Нельзя проходить эту точку перелома в обратном направлении, но есть те, кто этого хочет. Зря. Не получится.

Акция «День памяти жертв блокады» состоится 8 сентября.

Текст: Игорь Топорков