Во время пандемии многие относятся к своему здоровью внимательнее, чем обычно. Так поступила и руководительница PR-отдела Петербургской филармонии Дарья Бурмистрова: приехав из Франции и обнаружив у себя температуру 37, она решила обратиться к врачам. Однако в Боткинской больнице ее поселили в одной палате с девушкой, у которой вскоре подтвердился диагноз коронавирус. Из-за этого Дарье пришлось провести взаперти 17 дней. «Собака.ru» она рассказала, как это произошло, а также об условиях содержания в больнице и мерах повышенной безопасности, которые, как выяснилось, не распространяются на пациентов.
Я ездила во Францию на несколько дней, вернулась в Петербург ночью с 8 на 9 марта. Я понимала ситуацию в мире, поэтому не забывала о мерах предосторожности, всегда ходила в маске. 10 марта у меня немного поднялась температура — до 37,0. Я решила вести себя как социально ответственный человек и позвонила в скорую, предупредив, что прилетела из Парижа. Пришел врач в спецзащите, заполнил документы, и за мной приехала машина из Боткинской. Меня поселили в отделение №8 инфекционной больницы на Пискаревском проспекте — это новый корпус, условия там неплохие.
Палаты здесь индивидуальные, но в каждой есть вторая кровать: для супруга или родителей. У меня сразу взяли целый букет анализов: несколько пробирок с кровью, мазки из горла и носа — штуки по три каждого, мочу, кал. Спустя два часа ко мне подселили девушку, которая прилетела из Куршевеля: она тоже только что обратилась за помощью, но если у меня симптомов не было, то у нее — температура около 38, кашель, насморк, было видно, что она больна. В комнате постоянно проводили кварцевание, но проветривать было невозможно — все окна по правилам закрыты. Кровати находились в полуметре друг от друга, масок не было, их мне не предлагали. Я держалась подальше, как могла.
На следующий день нам сделали кардиограмму, тем, у кого не было свежей флюорографии — еще и ее. Каждый день приходил врач, смотрел горло, прослушивал легкие. Утром и вечером измеряли и фиксировали температуру — никакого лечения не было. На третий день у нас снова взяли кровь и мазки — но уже в гораздо меньшем объеме. Примерно тогда, видимо, пришли первые результаты, и врач сказал мне, что одну из нас переселят, не называя причину. Тем временем температура у меня сама собой опустилась до 36,6.
Я переехала в бокс для одного — с более серьезными мерами безопасности, даже еду в нем передают через специальный стерилизатор с ультрафиолетовым излучением. Это меня немного напугало. На дверях магнитные замки, то есть выйти нельзя даже в коридор, душ и туалет в палате. Весь персонал приходит только в спецзащите и с респираторами. Что касается еды, то она обычная, больничная, три раза в день — я, правда, похудела уже здесь килограмм на пять-шесть. Вещи передавать можно, но видеться, конечно, ни с кем нельзя. Здесь под окнами, как в роддоме — вечно кто-то машет или стоит с цветами. У меня в комнате есть балкон, но на него тоже запрещено выходить. Постоянное нахождение взаперти вгоняет в депрессию, поэтому я однажды попросила хотя бы на пять минут под их присмотром выйти на балкон, но даже этого мне не разрешили. На окнах изнутри просто нет ручек.
На следующий день после переселения у меня снова взяли анализы, уже в третий раз. При этом ни разу мне не сказали результаты, говорили: «Пока ничего не пришло». В официальных источниках указано, что основанием для выписки является дважды отрицательный анализ. Заканчивалась моя первая неделя на карантине, симптомов по-прежнему не было, я надеялась, что меня вскоре выпустят.
16 марта врач сказал мне, что у меня снова возьмут анализы. Я спросила, выпишут ли меня в выходные 21-22 числа — потому что с момента прибытия из Франции к тому моменту прошли бы уже две недели. Он ответил: «Нет», так как в воскресенье 22-го у меня еще раз будут брать анализы — это уже пятые. Я начала требовать объяснить мне, что происходит. И только тогда мне рассказали, что у девушки, с которой я находилась в палате первые три дня, выявили коронавирус. Поэтому если меня и выпишут, то только в четверг 26 марта и при всех пяти отрицательных результатах. Я ужасно запаниковала, попросила врачей сделать что-то, чтобы укрепить мой иммунитет, на что мне ответили: «Просто сидите, мы будем за вами наблюдать». Выпросила хотя бы витамин C для успокоения, но на третий день у меня началась на него аллергия.
В итоге пятые анализы взяли в понедельник, 23-го, а во вторник пришла заведующая отделением, сказала, что ей меня очень жалко, и пообещала, что в четверг меня точно выпустят. Но лечащий врач заявил, что раньше пятницы мне не выйти. После этого я стала звонить в Роспотребнадзор, там меня отправили в Министерство здравоохранения, оттуда — в комитет по здравоохранению, там мне дали телефон Боткинской, где мне посоветовали обратиться к лечащему врачу — круг замкнулся.
Сегодня пришел врач, я начала требовать предоставить мне основания для продления карантина. При том, что лаборатория, в которой делают тест на коронавирус, уже как месяц работает в Петербурге, так что результаты должны быть готовы в тот же день. На что тот сообщил мне честно, что в их практике это первый подобный случай, и они просто боятся меня выпускать, пока не пройдет инкубационный период после контакта с зараженной. Потому что в случае чего виноваты будут они.
Я нашла чат лежащих на карантине в Боткина в Telegram: и там все писали, что их выписывают на восьмой-десятый день, если нет симптомов. Тогда я спросила, почему в их случае получилось не дожидаться истечения 14 дней — врач ответил, что эти пациенты подписали документы, что обязуются провести остаток срока дома. Я удивилась, что мне не предложили такого варианта, а он ответил, что в моем случае они не могут так сделать, потому что чувствуют свою ответственность за эту ошибку. В итоге у меня вроде получилось убедить его, что если меня переселили в отдельную палату в четверг в обед, то и выехать я могу спустя две недели в этот день. Мне все равно пришлось подписать отказ от госпитализации с условием, что еще день я не буду выходить из квартиры — и теперь я жду завтрашнего дня в надежде, что меня отсюда выпустят.
Моральный и материальный ущерб из-за моего 17-дневного больничного мне никто не возместит. Вывод, который я сделала — что лучше не быть такой сознательной. Я могла пересидеть 14 дней дома, а к врачу обратиться только в случае ухудшений — думала, что береженого бог бережет, а в итоге подвергла себя большей опасности.
Комментарии (1)