«Северная Венеция», «Вторая Венеция» и «Наша Венеция» — да, мы тоже слышали такое название любимого Петербурга. По нашей просьбе архитектор и эксперт ЮНЕСКО Вильям Вербек раз и навсегда объясняет, почему это не так и как масштабные наводнения (например, описанное Пушкиным в «Медном всаднике») становятся коллективной травмой для горожан.
Я путешествовал по многим городам России: Москва, Санкт-Петербург, Нижний Новгород, Казань, Саратов, Волгоград, Самара, Тольятти, Чебоксары. Несколько раз был в Ульяновске — моя жена оттуда, и она меня убьет, если я его не упомяну. Их объединяет одна проблема: они слишком велики для количества проживающих там людей. Поездка из одного конца в другой может занять целый час! Администрация фокусируется на развитии новых районов, не обращая внимания на необходимость реконструкции старых. Про обновление индустриального наследия, которое успешно проходит по всему миру, слышали, наверное, только в Москве и Петербурге. Но культурного достояния у российских городов не меньше, чем у немецких, французских, испанских или итальянских. Потенциал развития есть, просто нужны люди с видением, знаниями и яйцами.
Вопреки представлениям многих, ни Петербург, ни любой другой город из тех, что я перечислил, никогда не сможет превратиться в российскую Венецию — они расположены значительно выше уровня воды. Обновление набережных, которое проходит в Санкт-Петербурге, позволяет минимизировать риск наводнения до уровня голландских стандартов: один к десяти тысячам. Хотя из-за некоторых ошибок в проектировании и недостаточно развитой дренажной системы, машины во время ливней порой плывут по улицам, как гондолы. Да и на юге России горожане все еще страдают от сезонных ливневых паводков и оползней. Это связано, вероятно, с вырубкой лесов, недостатком практики планирования и эрозией почвы. Кажется, российские города не далеко ушли в вопросах регуляции климата.
Адаптация к климатическим изменениям могла бы стать отличным толчком к обновлению общественных пространств, дать место новым урбанистическим инициативам. Так, например, произошло с проектом The Big U в Нью-Йорке: чтобы защитить побережье Нижнего Манхэттена от штормов и наводнений, Бьярке Ингельс построил там 16-километровую зону с парком и морским музеем. Подобные идеи нужно приспосабливать к российским условиям.
Климат влияет на горожан не только физически, но и психологически. Очевидно, есть разница между менталитетом жителей северных и южных стран. Однако, стоит развеять еще одно предубеждение: вечно плохая погода не может вызывать депрессию. Посмотрите на жителей Скандинавии или, скажем, Канады. Даже в Бергене — самом дождливом городе Европы — люди всегда полны энергии. Поведение и склад ума горожан, которые живут в районах с повышенной влажностью, неподалеку от рек, не отличается от остальных. На мышление может повлиять лишь глобальные водные катаклизмы, однако и об этом, спустя лет десять, забывают. Не берем в расчет редкие ситуации, вроде описанной Пушкиным в «Медном всаднике», когда люди теряют любимых и на протяжении долгого времени испытывают посттравматический стресс. Психиатрия, конечно, не моя сфера, но я не знаю ни одного случая серьезных расстройств даже после таких трагедий. Знаю, зато, одну хорошую русскую поговорку: нет плохой погоды, есть плохая одежда. И это правда.
Комментарии (0)