15 марта исполнилось бы 90 лет выдающемуся петербургскому ученому, лауреату Нобелевской премии по физике Жоресу Алферову. Он умер в прошлом году, немного не дожив до своего 89-го года рождения. Последним, кто брал у него интервью, стал журналист Олег Сердобольский — этот разговор стал заключительной главой в его книге об ученом «Ревнуя к Копернику... Последний монолог». В конце марта ее можно будет купить в Петербурге. «Собака.ru» с разрешения автора публикует отрывок.
Комментарий к последней встрече
Олег Сердобольский
Журналист
«Последняя, четырнадцатая наша встреча с Жоресом Ивановичем в Комарово состоялась 27 января 2019 года, после почти пятимесячной паузы, связанной с плохим его самочувствием, а потом — с болезнью. Только что он возвратился из подмосковного санатория, где проходил реабилитацию. Тут же вызвал к себе своих заместителей, озадачил их поручениями. Ему очень хотелось вновь окунуться в дела, хотелось общения. И он сказал: «Приезжайте». Поэтому наше январское общение, ставшее эпилогом мемуаров, мне хотелось бы дать как можно более подробно».
От Сколково до Барвихи
В Сколково я вел заседание и рухнул в самом конце. Но провел!.. Ну а потом — больница, капельницы и еще хрен его знает что. После больницы мы были полный срок — 24 дня — в санатории в Барвихе. Это шикарный клинический санаторий, так что наполовину больница тоже. С нами — со мной и Тамарой Георгиевной — там была Наталья Васильевна Филина, медсестра из Комарово. Она давно меня лечит, так что без нее было бы очень тяжело. А так мы были втроем.
Штрих к портрету
Александр Кулешов
Академик, ректор Сколтеха
«Меня поражали его исключительная воля и самоотдача. Мы все прекрасно понимаем, что такое в течение восьми часов быть постоянно включенным в достаточно тяжелую атмосферу, постоянно контролировать себя, постоянно контролировать других людей, свое восприятие. И последний раз мы хорошо помним, что произошло тогда в Сколтехе. Жорес Иванович сумел практически на грани смерти провести все, что он планировал, сделать все от него зависящее. Это был человек необычайного характера. Мне не приходилось в жизни встречать таких твердых, таких сильных людей».
Главная задача
Моя главная задача — это сохранить университет, потому что над ним нависла угроза. Наш Национальный исследовательский Академический университет создан для решения совершенно определенных задач. Но он — государственная бюджетная организация. И если говорить откровенно на эту тему, то его бюджет примерно вдвое меньше, чем на самом деле требуется для такого университета. И это очень тяжелая ситуация.
Выход только один — в два раза увеличить бюджет университета. Для решения всех проблем нам необходимо не 300 миллионов рублей в год, которые нам выделяют, а шестьсот. И сделать это должно государство. Думаю, не такие уж это большие средства в сравнении с тем, какой вклад делает наш очень небольшой университет в подготовку научных кадров. Это непрерывный образовательный процесс, начиная с восьмого класса и заканчивая подготовкой кандидатов наук.
Самым важным сейчас является решение задач, которые позволили бы нашей стране в наиболее важных и перспективных направлениях стать мировыми лидерами. С уверенностью могу сказать, что таким направлением, которое является наиболее бурно развивающимся и которое будет развиваться все больше и больше, является электроника. Посмотрите, за что присуждались Нобелевские премии, которые изменили лицо мира. В этом списке — крупнейшие ученые, которые сделали свои открытия в области электроники.
Наш университет работает как раз в этом направлении. Мы ведем фундаментальные исследования, которые открывают новые возможности применения электроники. Мы продвигаем электронику в область биомедицины, чтобы наши исследования были связаны с жизнью и здоровьем человека.
Если такого рода изыскания финансировать как работы стандартных учебных заведений, ожидаемых результатов мы не получим. Ну и публику нужно привлекать другую в качестве исследователей, в качестве профессуры. Думая обо всем этом, мы создали у нас в университете, наверное, одну из самых лучших экспериментальных баз в Европе. У нас шесть самых современных машин молекулярной эпитаксии. Дело в том, что эти исследования потребовали новых технологий. Сначала это родилось на технологии жидкостной эпитаксии. Все это развивалось на эпитаксиальных технологиях. Такая технология — это когда вы выращиваете новую структуру на подложках. Жидкостная эпитаксия позволила решить принципиальные проблемы гетероструктур, но там мы не могли решать проблемы нанотехнологий, наноструктур. Молекулярная эпитаксия — это просто испарение в вакууме из источников, но это довольно сложные машины, в которых вы контролируете и потоки пучков, которые идут, и состав структур, их геометрию.
В свое время, понимая все это, мы закладывали основы молекулярной эпитаксии у нас в стране, в том числе и производство экспериментальных установок. Но в перестройку все это ухнуло. Тем не менее, понимая важность этого направления, мы приобрели для университета четыре французских и две американских машины разного масштаба, разных задач и, таким образом, можем выращивать любые современные эпитаксиальные структуры полупроводниковых материалов, которые нужны для решения этих проблем. Вот почему финансирование такого университета, как наш, требуется проводить на иной основе, с учетом масштаба и перспективности наших исследований. Это полное безобразие, что нас финансируют так же, как университет, который выпускает, скажем, бухгалтеров... Наш университет нацелен на решение новых проблем и привлечение выдающихся специалистов. Неслучайно почетными докторами университета, принимающими активное участие в его работе, являются пять нобелевских лауреатов.
Одна тысячная
Какие шаги для получения дополнительного финансирования должен предпринять ректор? В нашей стране эти проблемы могут быть решены только президентом или премьер-министром. Сейчас мне нужно снова обращаться к президенту: спасай, погибаем! И к премьер-министру — просить, чтобы он приехал и посмотрел. Я надеюсь, что смогу его убедить приехать в университет. Медведев был у нас, когда мне было 85 лет, приезжал поздравлять и был в курсе наших дел. Но курс курсом, а как теперь получится — трудно сказать.
Недавно прошло сообщение, что правительство выделяет на развитие науки 300 миллиардов рублей. Нам нужна из этой суммы одна тысячная. Если эти деньги не раздобудем, университет развалится, люди уйдут. В таком возрасте столь серьезная ситуация у меня возникла впервые. Потому что до этого мне удавалось просто за счет моего имени добывать средства. Но сейчас мне физически невозможно делать то, что я делал раньше.
Наша страна исключительно бюрократическая. Академический университет отличается от других еще и тем, что у него имеется Лицей ФТШ. Мы начинаем готовить специалистов с восьмого класса. Но по государственным стандартам лицей должен быть в другом министерстве — просвещения, как школа, а оплачивать школу, когда она совмещена с вузом, такое у нас не предусмотрено, не принято. Поэтому у нас на наш лицей в итоге мы получаем примерно одну треть от того, что вообще необходимо. И мы эти деньги отнимаем у центра высшего образования, потому что структура университета такая. Имеется центр общего образования, это лицей. Центр высшего образования — это бакалавриат, магистратура и аспирантура, и центр научный — это лаборатории.
Когда мы принадлежали Академии наук, все было нормально. Но потом из-за реформы РАН мы вынуждены были стать новой госбюджетной организацией Министерства образования и науки, где существует набор определенных правил. Они все выплачивают по закону, но это законы для другого сорта учебных организаций. Нам в порядке исключения надо было добиваться, чтобы нас выделили в бюджете отдельной строкой. Такой отдельной строки добились Московский и Санкт-Петербургский университеты, Московский физико-технический институт. В МФТИ собрано очень много членов РАН, они своевременно обратились. Ну и моя вина — не смог. Объясню — почему. Долгое время этого просто не требовалось. Особая строка была обеспечена тем, что он — академический. А теперь вот оказалось, что этого мало. Мне сейчас очень тяжело. Потому что нужно решать, прежде всего, проблемы бюджетные. В меньшей степени — научные. А я не могу ходить. Будь у меня другие ноги, я бы и к Путину, и к Медведеву мог бы сходить. А сейчас я должен звать, чтобы они пришли ко мне. Это тяжелее. Потому что никого из моей команды там не примут и слушать не будут. Решать нужно мне.
Семнадцать ступеней
Очень хочется поскорее выйти на работу, приехать в университет. Но это произойдет тогда, когда я смогу ходить. Мне сейчас еще нужно показаться каким-то врачам… Вот лестница на второй этаж... При помощи Тамары или Натальи Васильевны — то есть они рядом, они все время меня поддерживают — эти семнадцать ступеней пока мною освоены. Я сам виноват в том, что поехал на эту самую встречу в Сколково и дважды пропустил прием лекарств. Просто забыл. И за день до этого, и в этот день. И дальше — просто вообще, когда вел заседание, в какой-то момент я потерял сознание. Так давление у меня подскочило…
В этот момент в гостиную вошла медсестра Наталья Васильевна и мягко сказала:
— Жорес Иванович, сейчас нам с вами надо заниматься, надо зарядку делать. Я вам говорила: не больше часа… Пока нельзя вам позволять такие нагрузки, иначе все насмарку наши труды. Надо вписываться в режим наш…
— Сегодня я что-то плохой собеседник, — обратился Жорес Иванович к своему визави. — Я думаю, в следующее воскресенье можно будет…
Через четыре воскресенья Жореса Ивановича не стало.
Слово вослед ученому и гражданину
Владислав Чернушенко
Народный артист СССР, почетный гражданин Санкт-Петербурга, художественный руководитель Академической капеллы Санкт-Петербурга
«Жорес Алферов — это лицо России, выдающийся ученый, выдающийся гражданин своего Отечества, который всю жизнь свою положил на служение не только отечественной науке, но и культуре отечественной и своему народу. История уже определила место Алферова в судьбе России. Второго такого человека рядом с ним поставить сегодня весьма сложно. Лучшей памятью об Алферове станет сохранение созданного им Академического университета РАН».
Записал Олег Сердобольский
Фото Юрия Белинского
Комментарии (0)