Тамара Груздь: «Однажды мама ушла на работу и не вернулась — как она погибла, не знаю»

Бабушка, почему ты не попала в эвакуацию?

Весной 1941 года я успела окончить первый класс школы № 7 Московского района. Война началась, жизнь поменялась. Детей стали отправлять в эвакуацию. В день нашей запланированной отправки Московский вокзал оказался под сильным артобстрелом, поэтому наш поезд отправился в путь раньше времени. Мы с мамой опоздали на него, и не только мы. А тот состав с детьми разбомбили под Ленинградом. Так я осталась в городе.

Мы жили вдвоем с мамой в маленькой комнате на Боровой, больше никого у нас не было — папа погиб на фронте, неизвестно где. В 1942 году мама работала в районной столовой на Большом проспекте Петроградской стороны. Однажды она ушла на работу и не вернулась — где и как она погибла, я не знаю. Может, попала под обстрел. Мне было десять лет, и я осталась совсем одна.

В нашей коммунальной квартире в комнате по соседству жила одинокая женщина. Мама заранее понимала, что может неожиданно погибнуть, поэтому попросила ее не отдавать меня в детский дом. Поэтому я начала жить с соседкой. В первую зиму было так холодно, что дома за ночь вода замерзала. Счастье, что в комнате у нас была круглая дровяная печка. Сначала топили ее книгами, потом мебелью. Когда вокруг разламывать уже было нечего, мы ходили к разбомбленным домам и искали там деревяшки, тащили их домой для печки. На иждивенческую карточку мне давали 300 грамм еды, потом дошло до 125. Бадаевские склады располагались неподалеку. После пожара на них мы ходили туда и собирали землю. Грунт, где была мука, был практически несъедобен. А землю, где был сахарный песок, мы тащили домой, заливали водой, отстаивали, вся чернота оставалась на дне, а вода была сладкая. Но как-то дома не осталось ничего — есть было совсем нечего. И вдруг нашлись две кожаные подошвы от сапог и две плитки столярного клея. Это то, что спасло меня от голодной смерти. Потом пришла весна, появилась первая зелень. Рядом с нами был городской сад, там мы ковыряли малюсенькие растения прямо из клумбы и пекли из них плюшки на буржуйках. Это был праздник.

Изменилось ли поведение людей в таких тяжелых условиях?

Беда всех сплотила, люди помогали друг другу. Но и людоедство было. Однажды я выходила из дома, и рядом мертвая женщина лежала в сугробе. По возвращении женщина так же лежала, но мягкие части тела уже были вырезаны. Всякое случалось.

Как ты проводила время в осажденном городе?

Детей моего возраста не пускали на крыши собирать «зажигалки» — термитные бомбы. Но у нас была другая обязанность. Каждое утро те, у кого были силы, ходили по квартирам нашего 6-этажного дома — двери тогда никто не закрывал — и искали умерших. Часто взрослые погибали, а маленькие дети оставались одни с ними. И мы сообщали женщине-дворнику, из какой квартиры нужно вывозить тела. На улице Звенигородской, напротив Марата, где сейчас океанариум, раньше был глухой кусок земли, с трех сторон окруженный стенами домов без окон. Зимой туда относили умерших. Их складывали друг на друга, как дровницу. Когда морозы закончились, их переместили на Волковское кладбище в большую братскую могилу.

И всю войну я продолжала ходить в школу, там нас поддерживали, давали дуранду и соевое молоко. За время блокады я сменила три школы: одну разбомбили, вторую нечем было обогревать. У меня еще не было паспорта, но я смогла устроиться на работу, чтобы получить рабочую продуктовую карточку, по которой давали 500 граммов хлеба. Меня взяли на фабрику, поставили за станок, который разглаживал швы офицерских сапог. Но я была худенькая и маленькая, достать до станка не могла, поэтому мне сколотили ящик под ноги. Еще во время блокады водопровод и канализация не работали, и все нечистоты выливались на улицу или прямо на лестницы. Во дворах росли горы из такого льда. С приходом весны все начало таять. Поэтому ленинградцы брали ломы — иногда двое человек хватали один, потому что сил не хватало — и кололи наледи.

Когда сняли блокаду, что ты почувствовала?

В январе 1944 года уже работали бани. Я как раз была в бане на Курской улице, в мыльное помещение влетел человек и закричал: «Блокаду сняли!» И все обезумели от счастья. Мокрые люди выскакивали на улицы, закрывая тазами грешные места. Стоял дикий мороз, их ноги прилипали к ледяным камням мощения. Но радость была невероятная.

А как для тебя кончилась война?

В школе мы каждый день этого ждали. А у меня день рождения 9 мая, и я так хотела, чтобы победа была в мой день рождения. Так оно и случилось. Потом все стали освобождать окна от укреп­лений и мыть их, мы ходили на субботники очищать улицы от развалов после бомбежек и пожаров. Было сладкого до слез. Но главное, что мы выжили. Потом я пошла учиться в школу рабочей молодежи. Тридцать пять лет проработала в «Ленэнерго» руководителем группы инспекции, из них двенадцать лет была депутатом Ленсовета пяти созывов — пыталась и делала людям что-то хорошее, помогала городу как могла.

фото: Алексей Костромин